Читать книгу Важное время - Владимир Привалов - Страница 3

Тяжелая массивная дверь с противным скрипом закрылась. Лязгнул засов, проскрежетал вставляемый в паз штырь. Я огляделся. Темная комнатушка. Каменный пол, стены, невысокий потолок. Напротив двери под потолком мутное окно, набранное маленькими кусками толстого стекла. Свет сквозь препятствие пробивается едва-едва и падает на узкое каменное сиденье, выступающее из стены. От двери до окна три шага. Столько же от стены до стены.

Я присел на сиденье. Жестко. Пожалуй, зимой здесь будет холодновато. Я оглядел стену, о которой столько судачили. Вон и паук в темном углу. Только он неживой, давно уже высох. И как ребята этого не углядели? Некого ему здесь ловить и есть нечего.

Ощущение чужого пристального взгляда появилось внезапно, будто кто-то отдернул плотную штору. Я внимательно посмотрел на стену, выискивая в ней неправильность, особенность, но ничего не увидел. Большие грубые блоки из ноздреватого камня. Стыки замазаны серым раствором, кое-где облупившимся. Хотя такие булдыганы и без всякого раствора, под своим весом будут держаться. В нижнем углу виднелось малюсенькое отверстие, похожее на мышиную норку.

Взгляд пропал так же внезапно, как появился. Мне показалось, что я услышал голос. Одна короткая фраза, произнесенная шепотом, и тихий-тихий звук удаляющихся шагов. Вот у меня воображение разыгралось, надо же! Я хмыкнул, покачал головой и достал из-за пазухи тубус, висящий на шее. Тоже мне, гауптвахта называется! Я и яблоко с собой прихватил, и книгу. Зашелестев страницами, поерзал на неудобном сиденье и уставился в тетрадь. А здесь и правда дышать нечем!

Не успел толком втянуться в чтение, как послышался стук первой двери и топот деревянных сандалий сторожа. Торопливо свернув тетрадь, убрал ее в тубус. Вскочил, подбежал к «глазастой» стене и засунул огрызок яблока в мышиную нору, затолкав носком ноги поглубже. Лязгнул засов, дверь открылась.

– Соскучился? – добродушно прогудел помощник коменданта, здоровенный увалень.

– Тут у вас задохнуться можно, – проворчал я, выходя. – Сделали бы уже что-нибудь с этим!

Здоровяк только хмыкнул мне вслед.

– Ерунда это! – махнул я в ответ на вопросы приятелей. – Там за стенкой еще одно помещение у коменданта. Вот кто-то из его помощников и ошивается, чтоб на нас жути нагнать.

Ребята замолчали, потрясенные коварством коменданта и простотой решения загадки.

– Пойдем по домам, ужинать. Я такой голодный, что готов съесть быка.

– Ерунда это, – повторил я вскоре, пересказывая домочадцам свои приключения в комнате наказаний. Я и впрямь настолько оголодал, что даже смог проглотить стряпню Пелепа. – Там за стенкой еще есть одна комнатка у коменданта. Вот он и изгаляется.

Дядька странно на меня посмотрел. Он вновь ходил в город и вернулся, как обычно, раздосадованным. Наставник встал, откинул крышку ларя. Достал светильники, запечатанный кувшин, пару факелов, заплечный мешок.

– Барат, Йолташ! Собирайтесь, пока не стемнело!

Кайхур вопросительно гавкнул.

– Ты остаешься, дом стеречь, – строго ответил щенку наставник. – И за оборванцем присмотришь, чтоб сыр из кладовки не жрал. – Пелеп обиженно поджал губы и промолчал. Ему уже досталось от дядьки за скверный ужин.

– Пойдем, Оли. Я должен кое-что показать. Вдруг со мной что случится, ты и знать не будешь… – пробурчал дядька.

– Типун тебе на язык, наставник, – я вскочил и вышел вслед за дядькой. – Что там происходит в городе, что ты помирать собрался?

Дядька резко остановился, и я уткнулся ему в спину. Он обернулся и сунул мне в руки пару факелов.

– Язык у тебя без костей, – буркнул он.

Я заторопился следом, заинтригованный. Что такого хочет показать дядька Остах, если для этого ему нужны факелы?

– Шуруйте вперед, – велел братьям Остах, вручая заплечный мешок с собранным добром.

– А куда идти, учитель? – спросил Йолташ.

– К библиотечному крыльцу топайте, – ответил дядька и повернулся ко мне. – И по сторонам посматривайте, чтобы нас не увидели ненароком… Дай слово, Оли, что без меня в город не сунешься.

– Ты о чем, наставник?

– Скоро поймешь, – дернул щекой дядька. И требовательно повторил: – Дай мне слово.

– Клянусь, что не сунусь без тебя в город, – повторил я.

– Хорошо, – кивнул Остах. – А теперь слушай. Многие дома Атриана стоят на фундаментах еще Старой Империи. Кое-кто живет в зданиях, которые от них остались, и не догадывается об этом. Когда Старая Империя что-то строила, то не любила возить камень издалека. Вот древние строители и вырубали блоки под землей.

– Под землей, – затаив дыхание, повторил я.

– Да, – кивнул дядька. – Они везде так делали, если горная порода позволяла. Поэтому под Атрианом огромная сеть подземных ходов. За давностью лет власти Империи про это забыли. Но те, кому надо, помнят. И хранят этот важный секрет, – покачал у меня под носом пальцем Остах.

– Я понял. А те, кому надо – это ночные люди, да? Ты тоже был раньше ночным?

– Я был «добрым», – пробурчал Остах. – А так все верно говоришь.

Братья топтались у крыльца перед входом в библиотеку.

– По пути никого не видели? – тихо спросил Остах.

Те мотнули головой. Дядька прошел мимо, двигаясь вдоль стены архива и удаляясь от крыльца. Вокруг росли высокие кусты можжевельника, кипарисы, самшит. То и дело приходилось продираться через колючие ветви. Наконец дядька остановился в самом укромном уголке сада, где стена архива, до самой крыши затянутая лианами девичьего винограда, примыкала к высоченной каменной ограде. Здесь разросся куст с жесткими глянцевыми листьями. Вездесущие лианы винограда опутали и его, соткав вокруг куста непроницаемую для взгляда зеленую шапку.

– Эк тут все заросло, – почесал макушку дядька, разглядывая буйную зелень. – Барат!

– Да, учитель.

– Доставай кинжал, и на карачках вдоль ограды лезь к стене архива. Если сильно ветки мешают, обрезай. Только лишнего не кромсай.

– Чтоб незаметно, понял, – кивнул Барат.

– Доползешь до стены, в самом углу на земле плита будет лежать. Под нее сбоку есть лаз. Может, за столько лет он тоже зарос, кинжалом пошуровать придется. Лезешь туда ногами вперед. Палишь факел, найдешь держатель слева. Ждешь наследника, ловишь. Уразумел?

Барат кивнул, закинул заплечный мешок, затянув потуже, и полез в вечнозеленые дебри.

– Там вход в подземелье? – дрожащим от предвкушенья голосом спросил я.

– Ага, – рассеянно кивнул наставник. – Смотри туда. За кипарисом почти не видно. Но там окно в библиотеку. Оно самое крайнее…

– И ведет оно в твой закуток, – перебил я. – И еще оно никогда не закрывается.

– Откуда знаешь? – искренне удивился Остах.

– Либурх подсказал. И разрешил пользоваться, если нужда будет, – пояснил я.

– Молодец Либурх. Добрее человека я в своей жизни не встречал, – признался дядька. – Знаешь, как он с Эндиром сошелся?

Я помотал головой. Куст из-за ползущего внутри Барата ходил ходуном.

– Книгу он писал. Про всякие разные земли, которые окружают Империю. Вот и стал расспрашивать Эндира про горы Дорчариан, как да что… – дядька оборвал свой рассказ и подтолкнул меня к кустам: – Хорош болтать, ползи давай.

Я нагнулся и без особого труда прошел гуськом вдоль ограды до угла. Плотная листва вокруг создала тоннель из зелени. Вскоре почувствовал, как плотная земля, усыпанная сухими ветками, сменилась камнем. Под ногами оказалась большая плита. Присмотревшись, я увидел круглый лаз, ведущий под здание архива. Юркнул вперед ногами и очутился в крепких руках Барата.

Мы отошли от лаза, чтоб нас не зашибли, и я огляделся. Тусклый свет пляшущего огня факела освещал небольшое четырехугольное помещение, где стены сложены из тех же блоков, которые я недавно разглядывал в комнате наказаний. Послышался шум, свет огонька качнулся – и к нам присоединился наставник. А следом спрыгнул и Йолташ.

– Здорово тут, – прошептал Барат и толкнул меня плечом.

– Ага, – ответил я.

– А теперь слушайте, – громко и напористо сказал наставник. Я испуганно вжал голову в плечи, посмотрев на потолок.

– Тут можно орать, пока горло не сорвешь, снаружи никто не услышит, – отмахнулся дядька, увидев мой испуг. – Проверено. Так вот. Напоминаю тебе, Оли, про данное тобой слово…

– Без тебя в город ни ногой, – быстро сказал я. Мне не терпелось отправиться в подземелье.

– Сегодня мы в Атриан не пойдем, – продолжил Остах. – Смотрим сюда. – Он показал на глубокую нишу в стене. В ней стояла пара светильников с тремя рожками и лежали другие вещи. – Прошло много-много лет, но здесь по-прежнему есть светильники, пара факелов и огниво. И должно быть так и впредь. Это закон! Забрал факел – принеси новый. Разбил светильник – замени!

Дядька окинул нас суровым взглядом, и мы послушно закивали.

– Без света под землей сгинуть – раз плюнуть, – сказал дядька, вынув из заплечного мешка факелы и передавая их Йолташу. Затем достал два больших запечатанных кувшина. Один поставил в нишу, а другой откупорил и заправил маслом глиняные светильники. Поджег. Из трех носиков лампы показались язычки пламени. Дядька протянул светильник, и я осторожно взял его в руки.

– Даже ночные люди ходят только теми путями, которые знают крепко-накрепко. Никто в своем уме не суется за поворот просто так. Поговаривают, что в древности Старая Империя хоронила в подземельях своих мертвецов. Лихие люди принялись шастать, мертвяков обирать. Тогда власти понаделали в подземельях ловушек. Веков с тех пор прошло немало, а хитрые механизмы до сих пор работают. Поэтому – ни шага в сторону! – грозно сказал дядька, обведя спутников строгим взглядом.

– И еще, – неохотно прибавил дядька. – Поговаривают, что в подземелье нечисть живет.

С этими словами он развернулся, поднял факел повыше и отправился ко входу в подземелье. Я пошел следом, а Барат с Йолташем замыкали процессию.

Узкий и высокий подземный ход ограничивался сверху полукруглым сводом. Пожалуй, высокий Барат смог бы встать на носочки и достать до потолка. А вот вширь руки не раскинешь – узко: двоим взрослым едва-едва разойтись. На стенах то и дело виднелись следы зубила, которым рубили камень. Сама порода оказалась рыхлой и пористой, поверхность – прохладной и шершавой. Пахло в подземелье чадящими факелами и лампами, а никакой затхлости или влажности воздуха совсем не ощущалось.

– Кое-где целые подземные залы встречаются. Когда идешь по подземелью – прежде всего смотри под ноги. Спаси Отец Глубин, рухнешь в колодец – не выберешься, – изогнутые ходы и полукружья сводов искажали голос наставника, и он звучал непривычно и незнакомо, словно доносясь со всех сторон разом.

Вскоре мы дошли до развилки и пространство немного раздалось вширь. В стене я заметил небольшую нишу. Подойдя, поставил в нее лампу – по-видимому, так поступали рабочие, которые когда-то рубили камень. Я присмотрелся и увидел на полу сдвоенный вмятый след, который тянулся по всем ходам, то исчезая, то вновь появляясь.

– Это следы от салазок, – пояснил наставник. – На них камни таскали наружу.

– Вот уж работенка, – протянул Йолташ, оглядывая бесчисленные отметины от зубил на стенах. – Спаси великая Мать Предков от такого!..

– Смотрим, – оборвал рассуждения Остах, ткнув факелом в ход справа. Он резко поворачивал и под сильным уклоном уходил вглубь. – Если бы мы хотели выйти в город, то пошли бы сюда. Видите? – и дядька приподнял факел повыше. На стене темнела грубо выдолбленная стрелка, зачерненная подпалинами и сажей.

– Но сегодня мы туда не пойдем, – сказал я себе под нос. Вот только эхо-предатель многократно усилило мой голос.

– Верно, – хмыкнул дядька, разглядев мое замешательство. – Когда ты первый раз рассказал про своего друга в подвале, у меня возникло подозрение… Потом я нарисовал кое-что, покумекал малость и понял…

Я уже догадывался, куда клонит наставник. Мы свернули налево и прошли совсем немного. Основной ход удалялся вглубь, а от него отходил под прямым углом необычайно широкий проход.

– Стойте здесь, – велел братьям Остах и поменял факел на тусклую лампу. Он качнул головой и подтолкнул меня вперед. Мы прошли совсем немного, и наставник поставил светильник в очередную нишу. Робкий и ненадежный источник света остался позади, а мы с каждым шагом погружались в подземную мглу… Или нет?

– Видишь? – шепнул дядька.

Я кивнул. Впереди снизу пробивался серый хмарный лучик света. Мы уперлись в стену. Дальше хода не было. Я разглядел у себя над головой струящийся сквозь щель между блоков тусклый свет. Дядька приник к отверстию.

– Все верно, – шепнул наставник и приподнял меня. Вечерело, солнце уже близилось к закату, но света хватило. За стенкой расположилась знакомая комнатушка, будь она неладна. Вон и сиденье под окном, на котором я недавно читал записи деда.

Мы двинулись назад. Остах забрал лампу из ниши, а я остановился, как громом пораженный.

– Так кто же нас разглядывал-то? А, наставник?

– А может, и не было никого? – пожал плечами Остах. – Человек чувствует, когда пустота за стеной. Так мы устроены. Так бывает.

Я пожал плечами. Действительно, бывает. Подсознание какую только шутку не выкинет.

Боря меня удивил. Я думал, наш поборник справедливости нарочно отчебучит что-нибудь, за что его непременно отправят в комнату наказаний. Из чувства солидарности. А то все друзья отсидели, а он нет. Но Бареан, напротив, ходил весь день придавленный, и вел себя ниже травы тише воды. Но ему это не помогло. Перед самым полдником Хак Стурр подошел к Бареану и велел:

– Твоя очередь. Топай в подвал.

– Его-то за что? – вырвалось у меня. – Он же ничего не сделал.

Комендант посмотрел тяжелым взглядом и не удостоил ответом. Боря жалко улыбнулся, сгорбился и посмотрел так, словно прощался навсегда. А затем обреченно отправился следом за комендантом. Ну точно, подземелий боится! Или замкнутого пространства! Меня подмывало рассказать про подземный ход, про то, что никаких глаз у стены нет, за ней просто пустота. Но рядом вышагивал комендант и вокруг было слишком много чужих ушей.

Ну, комендант! Ну, Хак Стурр! А дядька еще называл его толковым педагогом! Садист, беспредельщик! Он же умудрился отправить в карцер, одного за другим, всех иноземцев! Сразу же, с первого дня! А Бареана и вовсе ни за что ни про что! Вся вина парня – что он наш, «почетный». Комендант даже отговорку придумывать не стал!

Я разозлился. Но вскоре в голову пришла одна интересная мысль. Я немного покрутил ее в голове…

– Ребята! Вы на полдник идите, а мне надо домой зайти! – крикнул я друзьям.

– Зачем? – удивился Булгуня.

– Кайхур один остался. Наставник всех в город забрал, а он один. Хочу проведать, – не моргнув глазом, соврал я.

– Ладно, – улыбнулся Юркхи, протягивая ломоть хлеба. Что за привычка – таскать хлеб после обеда? – Угостишь своего пса.

«Извините, ребята, но правду я сказать не могу. Хотел бы, но не могу. Совершенно секретные сведения!»

Я бегом пустился через плац, вихрем пронесся по садовым дорожкам, притормозил у библиотечного крыльца. Осмотрелся кругом и прислушался. Кроме собственного шумного дыхания и громкого пения надоедливых птиц ничего не услышал. Прокрался к заветному лазу и скользнул по зеленому туннелю в подземелье.

Нащупал нишу, достал наощупь кожаный мешочек огнива. Вытряс на ладонь кованое кресало и кремень. Достал крохотный кусочек льняного трута и лампу. Быстро высек сноп искр и воспламенил фитиль. От лампы поджег факел и убрал ее обратно в нишу, потушив. А мешочек огнива сунул за пазуху.

Факел оказался тяжеловатым для моей руки. Но не поворачивать же обратно! Я поменял руку: идти-то – всего ничего! Тьма плясала вокруг, играя с огнем в прятки. Я предвкушал, как сообщу Бареану, что это мои глаза смотрят через стену!

«У меня для него даже хлебная краюха есть, – озарило меня. – По традиции, как для Булгуни, – того ведь тоже несправедливо посадили! А просунуть хлеб можно через ту мышиную норку в углу. Здорово я придумал!»

Смогу ли я пропихнуть хлеб через маленькую дырочку над полом? Наверное, на куски ломать придется… Я задумался и не заметил, что почти дошел. Остановился на полушаге, словно налетев на невидимое препятствие. Из широкого прохода виднелись слабые отсветы. Я опустил факел за спину, боясь дышать.

Голос рассудка уговаривал повернуть назад, пока не поздно. Но я медленно, шаг за шагом, приближался к повороту. Рассеянный свет виднелся все отчетливей. Я прижался к стесанному, грубому камню стены у поворота. Глубоко неслышно вздохнул, решаясь. И выглянул.

В конце прохода, вплотную к стене, стояли двое. Высокий седой старик в плаще, и невысокий, весь замотанный в черное.

«Только ниндзя тут не хватало», – мелькнула мысль.

Два масляных светильника, поставленные по разные стороны прохода, отчетливо освещали двоицу. Старик смотрел на замотанного в черное, а тот творил нечто странное. В руках он сжимал чудной предмет, исходивший приглушенным красным светом. Что это такое? Черный вдруг быстрыми движениями стал нажимать на приспособление сбоку, похожее на веер, и красный свет стал ярче, а из длинного носика повалил дым. Да это же дымарь! Веер сбоку – это маленькие меха, которые он качает! А свет идет от рдеющих углей, от которых и валит дым. Но зачем это?

Чернявый сел на колени в углу, просунул носик в отверстие мышиного прохода и продолжил качать меха. Да там же и так дышать нечем! Что же они…

– А ну, прекратить! Немедленно! – неожиданно для себя крикнул я.

Вопль заметался по теснине прохода, многократно усиливаясь. Старик вздрогнул, вжался в стену и схватился за грудь. А человек в черном резко вскочил, развернулся и со всей силы метнул дымарь. Я увидел, как он летит, кувыркаясь и рассыпая вокруг угли-рубины. Дымарь не долетел, упал на пол и громко загремел, подпрыгивая. А за ним следом бежал неизвестный в черном, сжимая в руке короткий широкий нож. Я отшатнулся и опрометью кинулся прочь, подняв над головой факел.

«Бегом, бегом, бегом, бегом», – подгонял я себя, топая что есть мочи. Шум преследователя приближался, и я поддал ходу, хотя это казалось невозможным. Страх подстегнул, придав силы, и я несся быстрее ветра. Тяжесть факела в руке совсем не ощущалась.

«Главное не споткнуться, – мелькнула мысль. А следом в голове прозвучал голос наставника, требовательный и уверенный: – Когда идешь по подземелью – прежде всего смотри под ноги».

Теперь я бежал, разглядывая впереди себя пол. Повороты, извивы ходов, какие-то отнорки и ниши мелькали друг за другом. Я не крутил головой, смотрел только под ноги и изо всех сил пытался оторваться от преследователя. Погоня не приближалась, но и не отставала. Ход начал раздаваться вширь, когда впереди показалось большое темное пятно. Я развил такую скорость, что времени оценивать и раздумывать не оставалось. Я оттолкнулся изо всех сил и прыгнул.

Огонь факела, скачущий вместе со мной по извивам и поворотам, прыжка не пережил. Я упал, больно ударившись плечом, лязгнулся нижней челюстью о собственное колено, едва не откусив язык. Факел, выбитый из руки, отлетел и погас.

Преследователю пришлось куда хуже. Он рухнул вниз, и я услышал, как тело ударилось о камень. Я подвигал челюстью, потер ушибленное плечо. Стараясь не приближаться к дыре в полу, пошарил по земле перед собой. Пористый камень слегка царапал кожу ладоней. На карачках я опползал все вокруг и наконец нашел факел. Наощупь вытащил из-за пазухи огниво, вспоминая добрым словом наставника. Руки дрожали, и я с трудом запалил трут и поджег факел.

Преследователь в черном свернулся клубком вокруг острого каменного конуса на дне ловушки. Тот встретил его как надо – негодяй не шевелился.

«Гад! Такую смерть моему другу приготовил, паскуда! Еще и дым из дымаря, наверное, непростой», – я представил, как мучался от страха Боря, слыша приготовления и разглядывая показавшийся дым из угла. А дверь в комнате такая, что стучи не стучи – не услышат. А услышат – открывать не заторопятся.

Вообразив, как Боря корчится от удушья, разрывая и царапая шею, я схватил обломок камня и швырнул вниз. Камень отскочил от тела, а преследователь не пошевелился. Добегался, сволочь!

Подняв факел повыше, я сделал пару шагов вперед. Ход оборвался внезапно, и стены убежали в темноту. Я сразу почувствовал, что массив свода больше не давит на меня.

– Бу, – сказал я темноте.

– Бу-у-бу-у-бу… – ответила темнота. Эхо запрыгало игрушечным мячиком, который ребенок кинул в темноту. Передо мной раскинулся огромный подземный зал, а я, маленький мальчик с догорающим факелом, стоял у входа. Я понял, что окончательно и безнадежно заблудился в извилистых лабиринтах подземелий Атриана.

Все время сумасшедшего бегства я бежал под уклон – ноги сами несли меня. Значит, теперь я далеко от поверхности, глубоко под землей. Мысль о том, что многие и многие метры земной толщи отделяют меня от солнечного света, привела в отчаянье. Оно росло и росло, как снежный ком, норовя сорвать в панику.

Усилием воли я потушил факел – зажечь вновь не трудно, а вот поберечь стоит. Сел у стены, прислонил затылок к шершавой стене тоннеля и согнул ноги в коленях, прижав к груди. Тишина и темнота объяли меня, и я медленно и глубоко вздохнул.

«Когда злость и отчаяние расправят крылья… когда дваждырожденный перестает помнить себя от ярости… знай, Оли: это два пламени души спорят, кто ярче», – пришел из темноты голос Туммы.

Я закрыл глаза и воочию увидел перед собой коленопреклоненную фигуру. Он сидел на пятках, положив большие ладони на колени и ровным голосом рассказывал то, что сумел вспомнить. Чуть раскачиваясь, прикрыв глаза, великан неторопливо вел свой рассказ.

«У меня был покой и было время, Оли. Я отыскал слова Туомаллы, которые она оставила внуку. Чужой огонь попадает в тело, – он развел руки и резко соединил их, хлопнув перед собой, – и человек становится дваждырожденным. Огни переплетаются», – он сомкнул ладони, переплетя пальцы.

Я вспомнил свое падение и боль, вспомнил бред и горячку, и кивнул.

«Дваждырожденных мало. Очень мало. О них не ведают. О них остался слух, преданье. Мой народ не верит книгам и не умеет писать. Мы помним. Помним и не теряем запомненное», – он помолчал.

«Когда два огня сплетаются, то если хозяин старый – они погаснут оба. Огня станет слишком много для старого тела, и оно сгорит. Если хозяин тела взрослый – он сойдет с ума. Двойной огонь слишком жаркий – и он опалит его изнутри».

«А если хозяин ребенок?!» – едва не закричал я, но побоялся нарушить транс Туммы.

«Если ребенок уцелеет в двойном огне, то сначала они расходятся, – Тумма расплел пальцы и вновь развел руки в стороны. – Два огня спорят, кто ярче. Когда злость и отчаяние расправят крылья… когда дваждырожденный перестает помнить себя от ярости… знай, Оли: это два пламени души спорят, кто ярче».

«Кто же победит в споре?» – спросил я.

«Родной огонь всегда сильнее. Хозяин останется прежним, – ровным голосом ответил Тумма и вновь соединил ладони, переплетя пальцы. И добавил непонятное: – Но огонь дваждырожденного всегда ярче».

«А где сейчас мои огни?» – упавшим голосом спросил я.

Тумма перестал раскачиваться и поднялся. Легкой походкой приблизился и положил мне руку на макушку.

«Твои огни почти соединились», – и Тумма свел ладони вместе так, что между ними остался лишь маленький зазор.

– Спасибо, Тумма… – прошептал я и открыл глаза.

Тот разговор с Туммой и нынешнее вынужденное бездействие расставили все недостающие точки. Туго свернутый клубок нитей моей прошлой жизни кинули под ноги на тропинку, как в волшебной сказке, чтобы он катился и указывал путь. Клубок покатился, разматываясь, и истончился, а от прежней жизни осталось чуть-чуть. Я уже не помнил имен детей, жены, родителей. Мое минувшее имя прощальным приветом моргнуло из темноты.

Теперь я окончательно понял причину резких перепадов настроения, внезапной гневливости и острого страха. Я вспомнил, как в ложе арены бросился с кинжалом на Милиара, и улыбнулся. Я понял, почему так болезненно принял возможное начало войны и решил, что только я один смогу ее остановить. Понимание освободило меня и отчаяние ушло, как не бывало. Предотвратить войну? Тяжелая задача, но не невыполнимая!

И ко всему прочему я стал куда лучше видеть в темноте! Покрутив головой, я уставился в темноту. Определенно! Вот вход в подземный зал, вот скальный выступ… Я повернул голову влево и присмотрелся. Да! Вижу темное пятно ловушки-колодца, в которую угодил преследователь.

«Дваждырожденный видит лучше, слышит дальше и смотрит глубже», – послышался голос Туммы. Теперь я понимаю, о чем ты, мой дорогой лекарь! Понимаю, что осторожные голоса и шаги за стеной мне вовсе не показались. Эти двое – старик и убийца в черном – приходили каждый день, нарочно поджидая Борю. Они разглядывали мальчишек, убеждались, что это не тот, кто им нужен, и уходили…

Стал понятен и взгляд Бареана, и прочие странности юного болара – мальчишка предчувствовал и ожидал чего-то подобного. Но это у него я выясню лично. Все вытрясу, не отвертится! А теперь нужно позаботиться о себе.

Я решительно встал и встряхнулся. Огромным усилием воли отодвинул напуганного ребенка внутри себя в сторону. Словно воочию увидел, как кто-то высокий и смутно знакомый заслонил Оли, спрятав за спину.

Я вышел в подземный зал и глянул наверх. Ночное зрение не позволило разглядеть потолок или охватить взглядом весь зал целиком. Я сумел разглядел, как стены расходятся дальше, теряясь в серой хмари. Новое ночное зрение позволяло видеть на три-четыре шага вперед, словно в сильных сумерках. Дальше все терялось во тьме.

Раздался резкий звук в темноте, и я затаил дыхание. Прислушался и понял, что не показалось. Недалеко раздавалась живая капель. Я двинулся на звук и вскоре нашел сочащуюся по скале влагу, обрывающуюся каплями. Вода, как известно, точит камень. Сила падающих столетиями капель создала в скале углубление – небольшую каменную чашу. Вода понемногу вытекала из природного сосуда и ее впитывал растущий вокруг мох. Я встал на колени и сделал длинный глоток. Заломило зубы – вода оказалась ледяной, и я оторвался от источника. Следует беречь ценный ресурс, так что буду считать это место стратегическим запасом. А для того, чтобы выжить, необходимо тщательно оценить и собрать все остальные ресурсы, которые здесь найдутся.

Итак, что я имею? Источник воды – он дает надежду. Я охлопал себя и выложил носимое рядом с каменной чашей – это место я всегда найду по звукам капели. Вскоре у стены лежали: огрызок факела, краюха хлеба (спасибо, Юрка!), кожаный мешочек с огнивом, тубус с тонкой прочной бечевой, пергаментная тетрадь Эндира. А пергамент, между прочим – это кожа. А кожа съедобна… На моей памяти, в истории человечества книги уничтожали по-разному. В конце концов, книгу можно перестать читать, и тогда она умрет сама. В смутные времена книги сжигали, но вот чтобы питаться книгами… Такого я еще не встречал. Как бы то ни было, дедову книгу я съем в последнюю очередь. Жаль, что в школу не пускают с оружием – кинжал бы сейчас пригодился. Не знаю, зачем мне нож, но вооруженным я чувствовал бы себя намного увереннее.

Нож! У преследователя в руке нож! Я чуть не подпрыгнул. Вот еще один кладезь ресурсов, о котором я не догадался! Я взял огниво, факел и отправился к ловушке. Запалив факел, прислонил над колодцем, придавив увесистым булыжником, чтоб не упал. Убийца лежал в той же позе – он был мертв, это не вызывало сомнений. Я внимательно осмотрел стены колодца и увидел то, что искал – узкую длинную трещину, которая спускалась к самому дну колодца.

«Зачем и кому понадобилась эта нехитрая ловушка? – подумал я, переваливаясь через край. – И почему она такая неглубокая, меньше трех метров?»

Засовывая ноги поглубже в трещину и удерживаясь руками, осторожно спустился и вскоре оказался внизу. Ворочать мертвое тело в такой узости оказалось делом непростым, но я справился. Чужак прекрасно экипировался для хождения по подземельям. Я обнаружил моток веревки, накинутый по примеру шинели-скатки под плащом, и заплечный мешок. Брезгливо разогнув пальцы – покойник не успел окоченеть – забрал нож и покидал находки на плащ. Не побрезговал раздеть мертвеца догола и определить шмотье в общую кучу. Разматывая полосы ткани на голове, я отшатнулся. У покойного отсутствовал кончик носа. Ноздри глядели наружу, делая незнакомца похожим на поросенка с пятачком. Пожалуй, будь у меня такой нос, я тоже прятал бы рожу под тряпками. На шее висел амулет – его я тоже сдернул и бросил в кучу. Потом крепко увязал плащ в плотный тюк и привязал веревку к тюку. Второй конец бечевы обвязал вокруг талии. Вскарабкался наверх, потушил почти догоревший факел и с трудом вытащил тюк наружу.

«Неудивительно, что гад не смог догнать меня, – думал я, волоча тюк к источнику. И моток веревки на теле, и перевязь с ножом, и заплечный мешок, – все было ладно подогнано к фигуре убийцы и не стесняло движений. Но стоило побросать амуницию навалом и увязать в тюк, как приличный вес сразу стал ощущаться.

Я добрался до источника и скинул барахло. Отдышался, позволил себе сделать длинный глоток воды и сжевать половину хлебной горбушки. Спасибо, спасибо, Юрка! Спасибо твоей запасливой привычке ныкать хлеб после обеда!

Едва я обнаружил в заплечном мешке пару коротких факелов и бронзовый светильник, как сразу запалил свой огрызок. Положив факел на скальный обломок повыше, продолжил потрошить вещи преследователя. Перевязь для широкого ножа и кинжала. Сам нож и кинжал. Мех с вином. Мех побольше с земляным маслом. Мешочек с чищеными орехами и финиками. Моток веревки. Маленький жесткий тубус с огнивом. Короткие кожаные сапоги с твердой подошвой. Короткие штаны. Широкое полотнище темной ткани, в которую преследователь оборачивался, словно мумия. Еще одно полотнище, поменьше – на голову. Темный плотный плащ.

Меня заинтересовал амулет, сделанный из толстой серебряной проволоки. Откусив финик, я жевал и разглядывал находку. Очень странный рисунок: большой круг, внизу круг поменьше. Из круга поменьше выходят пять лепестков.

«Что это означает? Как будто ромашку пополам разрезали…», – подумал я, откладывая странный амулет к прочим находкам.

Потом оглядел гору добра перед собой. Теперь можно и оценить приобретенные ресурсы. Во-первых, от жажды я не умру. Во-вторых, мое новое зрение позволяет не палить огонь попусту. А вот с едой хуже: половина краюхи, орехи с финиками и куча кожаных предметов на крайний случай. Представив, как отрезаю тонкие полоски от кожаных подштанников и кладу в рот, я передернул плечами. Всё? Все ресурсы исследованы? В каменную чашу звонко шлепнулась капля, подсказывая верный ответ. Нет! Пространство-то вокруг не изучено! Какие загадки прячутся в темноте?