Читать книгу Дурман-звезда - Владимир Прягин - Страница 9

Ясень проснулся посреди ночи. Прислушался к себе – кажется, все в порядке, и голова соображает нормально. Пить, правда, хотелось мучительно, словно он сутки пробыл в пустыне.

Поднялся и, пошатываясь, добрался до кухни. Зачерпнул воды, жадно выхлебал и, блаженно отдуваясь, опустился на лавку. Посидел, собираясь с мыслями. Завтра (или уже сегодня?) предстояло выезжать на рассвете. К счастью, в дорогу он собрался заранее, снедаемый нетерпением. Сборы, впрочем, не заняли много времени – путь предстоял недолгий, один дневной переход. И много вещей ему ни к чему. Оружие, конь – вот главное. Ну и деньги, конечно…

Скрипнула половица, и матушка шагнула через порог. Молча присела рядом. В серебряном свете, что лился с ночного неба, лицо ее казалось неестественно бледным.

– Я тебя разбудил? – спросил Ясень.

– Я не спала.

Она протянула руку, провела по его короткостриженым волосам:

– Как себя чувствуешь?

– Хорошо. Не знаю, чего меня вдруг сморило.

– Да уж, загадка – в жизни не разгадать, – матушка улыбнулась тихо и грустно; долго молчала. – Значит, дождался все-таки. Едешь…

– Ну чего ты, – сказал Ясень с легкой досадой. – Двадцать раз уже обсудили…

– Знаю. Только душа все равно болит.

Она прикоснулась ладонью к ложбинке между ключицами. Ясень вздохнул, не зная, что говорить. Где-то очень далеко за окном – на другом конце города – гавкнула собака, но тут же затихла, словно смутившись.

– Попроси у Звенки прощения, – сказала матушка. – Она хорошая девочка.

– Прощения? За что?

– Неважно. Просто попроси. Неужели трудно?

– Ладно, – он фыркнул, – как увижу, так сразу, первым делом…

– Ну и славно, – мягко перебила она, вставая. – Пойду я все же посплю немного. Трудный день завтра будет.

– Трудный? – повторил Ясень, растерянно глядя вслед. – Ну да, наверно…

Конь пританцовывал, всхрапывал недовольно – ему не терпелось рвануть по улице, чтобы пыль полетела из-под копыт. Ясень сдержал его, натянув поводья, и оглянулся. Все они стояли у ворот – и отец, и матушка, и старая Веста, и заплаканная, непривычно тихая Пчелка. Даже маленький братец Радик, который едва оправился от болезни, упросил, чтобы его пустили на улицу. Закутанный до бровей, он напоминал сейчас медвежонка, глазенки сверкнули завистью и восторгом, когда Ясень, рисуясь, поднял коня на дыбы.

Отец по случаю проводов даже втиснулся в парадный мундир (пуговицы на брюхе, правда, так и не застегнулись). На прощание он отсалютовал палашом. Пчелка в очередной раз за утро шмыгнула носом, а матушка просто глядела вслед, и глаза ее были совершенно сухи, а лицо пугающе неподвижно. Ясень отвернулся, махнув рукой, и скакун понес его прочь, мимо сонных домов и резных заборов, и старые деревья тянули ветки, прося остаться, хотя понимали, что он уже не услышит.

Ночь отступала. Небо постепенно светлело.

Звенка не стала ждать Ясеня у ворот, ее гнедая кобылка уже шагала по улице, уныло помахивая хвостом. Ясень легко настиг ее, тронул девушку за плечо. Когда Звенка повернулась к нему, он вздрогнул от удивления. Лицо его невесты осунулось, а глаза покраснели, как будто она всю ночь проревела.

– Что случилось?

– Ничего.

Бесцветный голос, как шелест опавших листьев.

– Звенка, не пугай меня. Что с тобой?

– Со мной? – Она растянула губы в усмешке. – Со мной все в порядке. Разве не видно? Все смотрят и от зависти лопаются.

– Угу, – сказал Ясень; ему вспомнилась ночная беседа с матушкой. – Слушай, ты это… Извини, если что…

Она всмотрелась ему в лицо, словно пытаясь обнаружить издевку. Потом покачала головой, поторопила лошадь и обогнала его на десяток шагов. Ясень плелся за ней, пытаясь понять, в чем дело.

На выезде из города уже собрались попутчики. Глухо постукивали копыта, голоса причудливо искажались в тумане. Заметив Звенку и Ясеня, все, как по команде, затихли и уставились на них – кто с испугом, а кто с выражением жадного любопытства. Ясень почувствовал раздражение.

– Здорово, – сказал он. – Все собрались?

– Барсука еще нет, – отозвался кто-то. – И Рыжего.

– Какого Рыжего?

– Ну который с хутора.

– Он тоже едет?

– Ага.

– Ладно, ждем…

Ясень махнул закадычному приятелю по прозвищу Жмых. Они вдвоем отъехали в сторону, встали на обочине у дороги.

– Ну? – сказал Ясень.

– Что – «ну»?

– Слушай, хоть ты не темни. Чего вы на нас так смотрите? Звенка вообще сама не своя. Вместо «здрасьте» чуть морду не расцарапала…

– Так, это, Ясь… Они вчера на реку ходили…

– И что?

– Сестра тебе не рассказывала?

Ясень припомнил, что перед самым отъездом пытался расспросить Пчелку, чем закончилась забава с венками, но та почему-то отвечала невнятно и все время отводила глаза. Он решил – сестренка обиделась, что солнце не показало ей жениха. И не стал выпытывать дальше – хватало своих забот. А у них там, значит, случилось что-то?

– Так, Жмых. Давай теперь поподробнее.

Тот, смущаясь и запинаясь, поведал о сгоревшей «змее». Смотрел виновато – дескать, ты уж извини, друг, но из песни слова не выкинешь. Ясень же, слушая, потихоньку зверел:

– То есть она из-за этих венков-цветочков сегодня такая добрая?

– Ну так… – Жмых оглянулся и вдруг зачастил взволнованным полушепотом: – Нет, Ясь, ты сам подумай – у девчонки венок сгорел!.. Черным пеплом на воду – они там чуть в обморок не попадали… Вчера только и разговоров было – так и жизнь, мол, прахом пойдет, суженому огонь на роду написан… Как ей на тебя глядеть после этого? Я тебе так скажу – смелый ты парень, Ясь, да только краев не видишь. Ты когда сказал, что на поле собрался ехать, я не поверил, подумал – шутишь. Какой же дурак своей удачей рискнет? А ты, выходит, не шутил вовсе. Оно понятно, ты у девы-судьбы любимчик – и конь у тебя, и невеста первая в городе… Да только, сам видишь, меру тоже знать надо…

Он тараторил, как заведенный, а Ясень боролся с искушением дать ему в ухо. Или, пожалуй, в нос, в эту картофелину с веснушками. С размаху, чтобы юшка потекла по губам, по подбородку с редкой щетиной, закапала на рубаху…

Но еще больше раздражала другая мысль, которая стыдливо пряталась под нарастающей злостью. Насчет того, что Жмых, возможно, не так уж далек от истины. Ясень и сам неоднократно задавался вопросом – почему неписаные законы, по которым люди живут веками, ему, Ясеню, представляются не то чтобы глупостью, но… как бы это выразить поточнее?.. В общем, вызывают вопросы. И пробуждают желание проверить все на собственном опыте. Родители привыкли и уже не пугались. Отец – сам авантюрист по натуре – даже, кажется, завидовал временами. И со Звенкой Ясень разговаривал откровенно. Ну почти откровенно. Как она спросила тогда: «Не страшно деву-судьбу дразнить?» Он ответил, что деве не до него – в столице проблем хватает. А ведь мог бы сказать, что в хозяйку судьбы он, конечно, готов поверить, но только после того, как встретит ее где-нибудь на лугу и перекинется парой слов…

– Ладно, Жмых, – перебил Ясень, – я тебя понял. Потом до конца расскажешь. Выдвигаться пора – все вроде уже собрались.

Он хотел подъехать к Звенке, успокоить, убедить, что ничего страшного не случилось, но вокруг нее вертелись девицы. Они то и дело оглядывались на Ясеня – испуганно, но при этом с твердой решимостью защитить обожаемую подружку. «Вот же курицы! – подумал он. – Ладно, позже поговорим – целый день еще вместе ехать».

Ясень уже приготовился гаркнуть «Тронулись!», но тут со стороны выселок из тумана возникла еще одна всадница (если, конечно, это благородное слово вообще применимо к Мирке, ученице старого знахаря). Кобылка у нее была такая же рябенькая, с грустными глазами и куцей гривой. «Тебя только не хватало, – подумал Ясень. – Надо ехать быстрей, а то весь город с нами увяжется».

Туман с каждой минутой редел. Ясень в последний раз окинул взглядом городские постройки и развернул коня на восток – в ту сторону, куда уводила наезженная дорога.

Погода стояла великолепная. Казалось, что сейчас весна, а не осень, и лишь пожухлая степь вокруг портила впечатление. Солнце выбралось из-за дальних холмов и теперь светило прямо в лицо. Ясень достал «глазок» и посмотрел сквозь темное стеклышко. Солнечный диск был идеально чист, без единого пятнышка.

Отряд растянулся по дороге как маленький караван. Ясень, ехавший впереди, пересчитал людей – получилось полторы дюжины. Все те, кто, достигнув в этом году совершеннолетия, решили уехать из города. Кто-то хочет в гильдию на учебу, а кто-то на службу к одному из древних родов. Впрочем, одного желания мало – надо пройти отбор. «Смотрины», как их иронически называют в народе. И проводятся они каждый год, на второй день осенней ярмарки.

Так уж принято (еще одна традиция, да), что на ярмарку молодежь всегда едет своей компанией, отдельно от тех, кто везет товар на продажу. Хотя, если вдуматься, это глупо. Ехали бы вместе – больше бы шансов было, к примеру, от разбойников отмахаться. Впрочем, бойцы тут, конечно, те еще…

Ясень оглядел попутчиков и поморщился. Оружие – и то не у всех. Вот, спрашивается, зачем Волкам или Ястребам такие кандидаты на службу? Если начистоту, шансы имеет только он, Ясень, да еще Жмых, при некотором везении.

А барышни куда навострились? В этом году аж четыре едут. Ну ладно Звенка – тут разговор особый. А остальные? Замуж пора, а они скачут неизвестно куда.

Замуж, ага.

Мысли опять вернулись к вчерашней истории на реке, и Ясень выругался вполголоса. Нет, надо все-таки со Звенкой поговорить.

Он притормозил, пропуская других вперед. Но девушки вместе со Звенкой, поравнявшись с ним, отвернулись и поторопили лошадок. Ясень с трудом сдержался и промолчал. Сделал каменное лицо и продолжал торчать на обочине, пока весь отряд не проехал мимо него. Пристроился в хвост и стал размышлять о том, что куриц-подружек не мешало бы взять за шкирки, развернуть лицом к родному насесту и ласково дать пинка, дабы не путались под ногами.

Впереди возникла заминка. Неуклюжая Мирка что-то уронила, слезла с лошади и кинулась подбирать. Парни посмеивались и ехали дальше. Ясень, приблизившись, рассмотрел в руках у юной знахарки свиток, аккуратно запечатанный сургучом. Еще и шнурок имелся – прямо королевская почта, елки-метелки. Мирка испуганно оглядывала свое сокровище, охала и сдувала пылинки.

– Что это у тебя?

Она подняла глаза и, увидев Ясеня, покраснела.

– Письмо…

– Вижу, что не кастрюля. Ну и кому оно?

Мирка, пораженная тем, что с ней завели столь продолжительный разговор, окончательно растерялась. Пролепетала:

– В храм…

– Да ладно? – озадачился Ясень. – Старый хрен твой написал, что ли?

– Он не старый! То есть не хрен…

– Тебе виднее. Ну и что пишет?

– Не знаю, – она моргнула. – Я же не открывала!

Быстро глянула на печать, словно не доверяя себе, и прижала свиток к груди.

– Да успокойся, – сказал Ясень, – не отберу.

Подождал, пока она вскарабкается в седло, и спросил:

– Так ты за этим едешь? Чтобы письмо отдать?

– Да. И в гильдию попроситься.

– В гильдию? В какую?

– В цветочную. Я умею, – заторопилась она, – я вижу, как они солнце пьют и как возвращают. В смысле не вижу, а чувствую, и они меня тоже слышат…

– Кто они? – спросил Ясень, несколько сбитый с толку.

– Ну цветы же! А учитель мне про столицу рассказывал, какая там красота…

Глаза ее загорелись – похоже, в мыслях она уже бродила по закоулкам дворцовых парков. Ясень подумал, что ситуация слегка отдает абсурдом. Его невеста, хохотушка и красавица Звенка, стала мрачнее тучи и не желает с ним говорить. Зато сам он светски беседует с глупой помощницей ведуна, которая лицом страшнее собственной лошади, но при этом мечтает о королевских садах. Ну да, конечно, аристократы в столице только и ждут, когда же, когда к ним приедет Мирка.

– Слушай, – сказал он, – а как тебя этот хрыч вообще отпустил? Я думал, ты у него до старости просидишь. Ну или пока он сам не помрет, козел бородатый.

– Он добрый! – пискнула Мирка и сразу съежилась, словно в ожидании кары. Опять запунцовела и, не зная, чем занять руки, принялась запихивать глубже в сумку заветный свиток с печатью.

Вот тоже загадка, подумал Ясень. Чего такого мог написать старикашка в храм, если всем хорошо известно, что тамошние жрецы, надутые важностью, на дух не переносят немытых знахарей, шаманов и прочую деревенщину? Скорей всего Мирку просто выгонят в шею. Впрочем, это ее проблемы.

– Ясень, – робко позвала Мирка, – хочешь покушать?

Она развернула чистую тряпочку и теперь протягивала ему пирожок – огромный, как лапоть, румяный и ароматный. Глядела собачьим преданным взглядом. Ясень почувствовал, как волна раздражения, едва успевшая отступить, снова захлестывает его с головой.

– Да ну тебя, – буркнул он.

Черный конь, уловив настроение седока, заржал и оскалил зубы, так что кобылка Мирки шарахнулась в сторону. Ясень пихнул коня каблуками и, обгоняя попутчиков, понесся вперед, во главу отряда. Солнце поднималось все выше.

На привал остановились возле ручья. Место было удобное и хорошо знакомое всем, кто ездил этой дорогой. На вытоптанной площадке чернело кострище. Судя по его виду, огонь разводили совсем недавно – вероятно, прошедшей ночью. Но тот, кто это сделал, уже покинул стоянку.

Степь просматривалась отлично, даже холмов поблизости не было. Только старое засохшее дерево торчало среди равнины. Ясень, увидев его, почесал в затылке. Насколько он помнил, ничего такого здесь не росло. Может, просто внимания раньше не обращал? Хотя такую громаду не заметить, пожалуй, трудно. Да, интересно, надо бы уточнить.

Ясень хотел обратиться к Жмыху, но тот разжигал костер. Народ вокруг галдел, доставал припасы. Уже набрали воды в котел, чтобы варить обед. На дерево, стоящее за ручьем, никто не смотрел. До него было не больше сотни шагов, и Ясень решил подъехать поближе.

Ствол оказался толстым – в три обхвата, не меньше. Мертвая кора напоминала по цвету камень. Ветки почти отсутствовали, как будто их обглодал неведомый зверь, а на десерт откусил макушку.

Спрыгнув с коня, Ясень потрогал кору ладонью. Показалось, что где-то рядом раздался протяжный вздох, но это был просто ветер. Ясень медленно обошел вокруг искалеченного ствола, аккуратно переступая толстые корни.

Поднял глаза и опешил.

Конь пропал, а за ручьем у костра не было ни единого человека.

А еще с неба исчезло солнце.