Читать книгу Волнолом - Владимир Прягин - Страница 2

К зданию Третьего департамента Генрих подкатил на извозчике. Коляска с поднятым верхом, качнувшись на рессорах, остановилась у чугунных ворот.

Кучер обернулся, не выпуская вожжи из рук. Лицо у него было красное от мороза, пышные усы заиндевели, на форменном пальто с алым воротником блестела медная бляха, удостоверяющая, что ее обладатель управляет экипажем первого класса.

– Пожалуйте, герр профессор.

Вообще-то свой род занятий Генрих не афишировал, но догадливость кучера его нисколько не удивила. Тот был явно человек опытный, в извозе не первый год. За такой срок волей-неволей приобретешь практические познания в физиогномике и новомодной науке под названием «психология». Ну и, конечно, у любого извозчика в кармане припрятан заряженный амулет, позволяющий просвечивать пассажиров.

Впрочем, амулет – это так, подспорье. Ничего конкретного не покажет – ни возраст, ни профессию, ни тем более имя. Только общий эмоциональный настрой и уровень агрессивности. Чтобы возница понял, можно ли драть с клиента втридорога или лучше поостеречься.

– Сколько с меня?

– Две марки.

Вот, кстати. Если по совести, то запросил бы максимум полторы – от вокзала ехали минут десять. Но чувствует ведь, стервец, что этот клиент торговаться не будет.

Выбравшись из коляски, пассажир огляделся и тяжело вздохнул. Он не был здесь уже очень давно и, грешным делом, надеялся, что больше никогда не окажется по этому адресу. Да и вообще в столицу не собирался. С каким удовольствием он остался бы сегодня дома, в предместье! Сидел бы сейчас в уютной квартире и набивал бы трубку, лениво глядя в окно и зная, что впереди простой и понятный день, наполненный шелестом старых книг и ароматом кофе…

Он так ясно представил себе эту картину, что чуть не начал забираться назад в экипаж, но быстро взял себя в руки. Нет смысла дергаться – от этих не убежишь, спокойной жизни теперь все равно не будет.

Да и какое уж тут спокойствие, если вчера поздно вечером ему лично позвонил генерал и попросил оказать содействие следствию – по старой памяти, так сказать. Генрих, естественно, восторга не проявил. Но генерал к такой реакции был готов – ровно и методично принялся излагать подробности дела, от которых шевелились волосы на затылке. И стребовал-таки с него обещание приехать утренним поездом.

Ворота при въезде на территорию департамента были гостеприимно распахнуты, но посетителей, кроме него, отчего-то не наблюдалось. Тротуар вдоль ограды был совершенно пуст – прохожие предпочитали другую сторону улицы.

Длинное унылое здание с треугольным фронтоном стояло чуть в глубине двора, стыдливо прикрывшись шеренгой высоких лип. Летом, как вспомнил Генрих, фасад едва просматривался сквозь густую листву. Но сейчас, в декабре, все было видно как на ладони – добротная кирпичная кладка, аккуратные карнизы, окна с крестообразными рамами.

Он подумал, что в этом, пожалуй, есть некий символизм. Третий департамент желает оставаться в тени, чтобы не раздражать добропорядочных граждан ни своим видом, ни самим фактом своего существования в мире. Но они, граждане, все равно вынуждены его лицезреть – ходят мимо и недовольно кривятся.

Усмехнувшись глубине своих обобщений, Генрих двинулся от ворот к крыльцу. Звук шагов был сухим и звонким – снег до сих пор не выпал, хотя мороз держался уже неделю. И не похоже было, что погода скоро изменится. Вместо нормальных туч, способных принести снегопад, над городом висела мутная сероватая мгла, и солнечный свет растекался в ней, как масло в перловой каше.

Тяжелая дверь поддалась без скрипа. Лампы в вестибюле горели белым казенным светом. Слева обнаружился гардероб, справа – кабинка дежурного офицера. Прямо напротив входа была еще одна дверь – непосредственно в недра здания. Ее охраняли двое в синих мундирах.

Гость неторопливо снял дубленый щегольской полушубок и отдал его гардеробщику. Потом, припомнив здешний порядок, подошел к дежурному за стеклом.

– Добрый день. Мне назначено к десяти.

– Ваше имя?

– Генрих фон Рау.

– Документы, пожалуйста.

Дежурный долго рассматривал членский билет академического сообщества и переписывал данные оттуда в журнал. Управившись с этим, снял трубку телефонного аппарата, произнес что-то быстро и неразборчиво, выслушал ответ и сказал: «Так точно». После чего протянул руку вправо, повернул неприметную рукоятку, и по стеклу между ним и посетителем прошла короткая рябь.

Фон Рау ощутил нечто похожее на слабое дуновение ветра. Откуда-то вдруг возник густой запах, будто от гниющих цветов, а во рту появился приторно-сладкий привкус. Генрих с трудом подавил желание сплюнуть, хотя знал, что все это – лишь фокусы восприятия. Мозг тщетно пытался перевести в понятные ощущения то, что происходило в эту минуту.

Дежурный разглядывал посетителя на просвет, задействовав при этом столько энергии, что хватило бы на сотню извозчичьих амулетов.

Продолжая изучать светограмму, дежурный удивленно нахмурился. Наверно, заметил затворяющее клеймо и не сразу понял, что это значит. Впрочем, ему простительно – ведь, в сущности, молодой еще парень. Служит недавно, и Генриха уже не застал. Новая поросль, крепкая смена, которая, отличаясь житейской хваткой и здравомыслием, воспринимает то, чем занимались предшественники, с брезгливым недоумением. Или в лучшем случае с сочувственной жалостью.

К счастью, гнилостный запах исчез так же быстро, как появился. Проверка закончилась. Дежурный положил перед гостем сиреневую дырчатую картонку размером с ладонь.

– Ваш пропуск. Третий этаж, кабинет тридцать восемь.

– Благодарю.

Генрих пересек вестибюль и протянул картонку одному из синемундирников. Тот сунул ее в прорезь на крышке загадочного устройства, стоящего рядом на деревянной подставке. Гость наблюдал с любопытством – в его времена таких диковин тут не водилось.

Механизм заглотил добычу жадно, с утробным звуком. Внутри что-то лязгнуло, заскрежетало. Потом на секунду машина смолкла, будто переводя дыхание, и наконец, с надрывом выкашляла пропуск обратно. Охранник вручил его посетителю:

– Прошу вас. Извольте сдать при выходе.

На картонке отпечатались угловатые цифры – дата и время прибытия с точностью до минуты. Фон Рау хмыкнул. Интересно, какой от этого прок? Как эти игрушки защитят от коварных вражеских происков? Ну разве что враг трусливо сбежит, заслышав скрежет жуткого механизма. Известно ведь – клиенты Третьего департамента технику на дух не переносят.

Он поднялся по лестнице на нужный этаж. Приемная генерала располагалась в торце длинного коридора. Ковровая дорожка приглушала шаги. Было тихо, только за одной из дверей стрекотала пишущая машинка.

Секретарь в приемной – неулыбчивый тип лет тридцати пяти, одетый в штатский костюм, – поднял на посетителя взгляд:

– Герр фон Рау? Его превосходительство ждет.

Да, тот действительно ждал.

Генерал Теодор Август цу Нидерхаузен, начальник Третьего департамента, при виде гостя вышел из-за стола и протянул руку. Он мало изменился за эти годы – по-прежнему сухощав и подтянут, мундир сидит как влитой, рукопожатие крепкое. Только голова поседела, и морщины стали заметнее.

– Здравствуйте, ваше превосходительство.

– Бросьте, Генрих, – поморщился генерал. – К чему этот официоз? Здесь посторонних нет. Или это ваша маленькая месть за то, что я выдернул вас из уютного академического болотца? Неужели оно вам еще не осточертело?

– Как скажете, Теодор. И да, мое болотце совершенно меня устраивает. Оно хорошо сберегает нервы. В отличие от… – Генрих выразительно повел глазами вокруг.

Впрочем, во внешнем убранстве генеральского кабинета не было ничего угрожающего. Книги в шкафах, мягкие стулья, штучный паркет. Даже настенная карта выдержана в подчеркнуто-спокойных тонах: Девятиморье в центре отсвечивает малахитовой зеленью, к западу дремлет в лиловых сумерках Лузитания, а Зимняя империя на востоке застыла в сугробах голубоватого инея. На противоположной стене – портрет канцлера с парадными эполетами, багряной муаровой лентой и Звездой Равноденствия на груди; поза исполнена достоинства, плечи расправлены, и только взгляд, как у голодного ящера, слегка портит общее впечатление.

Генерал между тем продолжал:

– Я хорошо изучил вас, Генрих, пока вы работали здесь, под моим началом. И, признаться, был несколько удивлен, узнав про затею с университетом. Ведь это совсем не ваше призвание – вдалбливать студиозусам знания в чугунные головы.

– Я отошел от преподавания. Сейчас пишу докторскую работу.

– И насколько вы, позвольте спросить, продвинулись в этом? За последние, ну скажем, полгода?

– Ладно, Теодор, – буркнул фон Рау, – будем считать, вы меня уели. Я вряд ли промчусь кометой по научному небосклону. По натуре я скорее не теоретик, а практик. Но в связи с известными обстоятельствами практическая… гм… деятельность мне теперь недоступна. Поэтому вот уже много лет я – тихий кабинетный исследователь. Книжный червь, который привык к покою. И, если честно, с трудом представляю, чем могу быть полезен в нынешней ситуации. Но раз уж вы сочли мое присутствие обязательным, то, может, перейдем сразу к делу?

Генерал кивнул ободрительно:

– Вы злитесь, Генрих, и это правильно. Таким вы мне сейчас и нужны. Апатия в нашем ремесле – недопустимая роскошь. А что касается дела…

Он взял со стола картонную папку и протянул ее гостю:

– Присядьте и посмотрите снимки. Это то, о чем я вчера рассказывал. Группа работала почти до утра.

Сверху в папке лежали обычные фотокарточки – не светопись, а технические, мертвые изображения на бумаге. Сначала общий план улицы с добротными каменными домами, потом дверь с вывеской «Аптека Ротмайера» и, наконец, вид изнутри – прилавок, весы, разнокалиберные склянки на полках.

– Погодите, – сказал Генрих, – а где же, собственно?..

– В подсобном помещении, лежал на полу. Вот, видите?

– Силы небесные, у него же лица почти не осталось…

– Рваные раны по всему телу, причем нанесенные словно бы изнутри. Тело и пол вокруг засыпаны мертвой пылью, будто что-то истлело. Состав пытаемся выяснить. Но это вторичные проявления. Главное в другом. Взгляните на светограмму.

Фон Рау выудил из папки целлулоидный плотный прямоугольник размером с альбомный лист. Угольно-черная поверхность тускло блестела.

– Ну что скажете?

– Минуту, пожалуйста. Вы же помните, у меня теперь с этим сложно.

– Да, простите.

Достав из внутреннего кармана очки с темно-синими линзами, Генрих водрузил их на нос. Оправа была металлическая. Перемычка между стеклами, очень широкая и массивная, полностью прикрывала переносицу и имела ряд мелких вертикальных насечек. Вся эта конструкция придавала владельцу несколько фантасмагорический вид.

– Вам идет, – нейтрально произнес генерал.

– Если бы вы услышали, Теодор, сколько я за них заплатил, вы бы сразу перестали иронизировать.

Сосредоточившись, он уставился на светограмму. Для невооруженного глаза она так и осталась бы просто целлулоидной пленкой. Но, глядя сквозь фокусирующие линзы, он начал улавливать изменения.

В центре прямоугольника появилось мерцание – сначала точка, потом несколько изломанных тонких линий, которые расползались к краям. Это напоминало треснувший лед. Под взглядом Генриха трещины множились. Он усилил нажим, и «лед» проломился разом, а из открывшейся полыньи хлынул чернильный свет.

Как всегда в такие моменты, фон Рау испытал сожаление, что человеческая речь слишком скудна, ограниченна и не содержит правильных слов для описания происходившего сейчас. Свет не был светлым – и разум метался, пытаясь вырваться из этого языкового капкана. Чернильное сияние усилилось, в глазах появилась резь. Снова, как в вестибюле, возник цветочный запах, только теперь не гнилостный, а неожиданно приятный и свежий, и Генрих понял, что сейчас узнает его, буквально через пару секунд…

Голова закружилась, и он поспешно отдернул руку со светограммой. Снял очки, вытер пот со лба.

– Итак? – Генерал смотрел выжидающе.

– Я не увидел деталей, засветка запредельная. Это брак?

– Нет. Реальный фон на месте событий.

– Впечатляет. А этот аптекарь, как его там…

– Ротмайер. Гельмут Ротмайер.

– Он владел светописью?

– Только на бытовом уровне. В лучшем случае мог продлить срок годности своих порошков. Жил тихо, ничем особо не выделялся.

– Зачем его вообще было убивать?

– Вот именно, Генрих. Зачем? И, главное, почему таким способом? Его могли бы пырнуть ножом, застрелить, задушить бельевой веревкой. Могли бы, в конце концов, разрядить в него амулет. Но вместо этого обрушили поток света, способный сровнять с землей весь квартал. Смысла не больше, чем положить комара под кузнечный молот. А что, если этот несчастный аптекарь – лишь тренировка? Пристрелка, образно говоря? А настоящая цель – совсем другого масштаба? Надеюсь, Генрих, теперь вы прониклись серьезностью ситуации?

– Более чем. Однако так и не уяснил – зачем позвали меня? Что я могу вам сказать такого, чего еще не сказали действующие эксперты? Вот я посмотрел светограмму – и никаких догадок. Но вы ведь и не ждали большего, верно? Потому что мой нынешний уровень вам известен. Так в чем же дело, Теодор?

Генерал ответил не сразу. Задумчиво прошелся из угла в угол.

– Скажите, Генрих, вы ведь, если не ошибаюсь, больше года не посещали столицу?

– Да. О чем, повторюсь, ни капли не сожалею.

– Понимаю вас. Но, видите ли, вчера по телефону я рассказал не все. Был еще один довольно странный момент. Приехав к месту убийства, я вышел из экипажа и при входе в аптеку вдруг ощутил ваш отсвет. Отпечаток вашего присутствия там.

– Это невозможно, – сказал фон Рау спокойно. – Я вчера не выходил из квартиры.

– Я знаю, – так же спокойно подтвердил генерал.

«Интересно, откуда?» – мельком подумал Генрих.

– Я был озадачен, – продолжал его превосходительство. – Остановился, постарался сосредоточиться. Но ощущение сразу исчезло. Я, конечно, мог ошибиться – засветка там действительно запредельная. И все же…

– Ну да, – Генрих хмыкнул, – это знаменитое «все же». Решили, что проверить мое клеймо на всякий случай не помешает. И вообще посмотреть на мою реакцию.

– Я обязан был это сделать, – пожал плечами генерал, – просто ради очистки совести. Впрочем, вы ведь хорошо понимаете – если бы мы вас в чем-то подозревали, то пришли бы к вам сами. И разговор бы сложился несколько по-иному.

– Ладно, теперь вы убедились, что все в порядке. Ваша совесть чиста. Я могу идти?

– Не стройте из себя обиженного ребенка, – добавил металла в голос генерал, – молчите и слушайте. Да, я знаю, что вас там не было. Но пока мы не разобрались с вашим отсветом (или с тем, что я за него принял), я вынужден держать вас в уме. Значит, в ваших же интересах, чтобы мы как можно скорее докопались до истины. И лучше помочь нам, чем просто сидеть и ждать. Это первое.

– Надо полагать, будет и второе, – пробурчал Генрих.

– Да, будет. Уже понятно, что дело беспрецедентное. И чтобы его раскрыть, понадобятся беспрецедентные меры. Моя интуиция об этом просто вопит. Поэтому я хочу, чтобы рядом были не просто компетентные люди, коих в департаменте более чем достаточно. Мне нужен кто-то, способный при необходимости пожертвовать всем и принять решение, граничащее с безумием. Как сделали вы двадцать лет назад.

Несколько секунд они молча мерились взглядами. Потом на столе пронзительно зазвонил телефон – угловатый, массивный, с витым шнуром. Генерал подошел, снял трубку.

– У аппарата. Докладывайте, Кольберг. Когда? – Он долго слушал, постукивая карандашом по столу. – Хорошо, я понял. Действуйте. Скоро буду.

– Что там? – полюбопытствовал гость.

– Нашли еще одно тело. Обстоятельства схожие, подробности выясняем. И в данном случае вы нам, пожалуй, особенно пригодитесь.