Читать книгу Завещание Петра Великого - Владимир Шигин - Страница 8

Ранняя весна 1713 года на Балтике была, как всегда, стыла и ветрена. Над прибрежными дюнами носило мокрый песок, а сосны сгибало так, что казалось, вот-вот сломаются. Море штормило и было пустынно. В такое ненастное время даже рыбаки предпочитали оставаться на берегу. Лишь с Финского залива ветер нес почерневшие за зиму льдины.

Окончательно выбив шведов с берегов Финского залива, Петр I готовился вывести свой молодой флот на просторы Балтийского моря и уже там устроить шведам окончательный погром.

В те весенние дни он готовил к боевым действиям гребные галеры. Но приходилось ждать, пока окончательно вскроется лед. Когда же в мае залив наконец-то очистился, в Кронштадт пришли первые торговые суда. Задымили печи портовой голландской кухни, где повара с пришедших английских и голландских купеческих судов готовили еду. Приходу первого торгового каравана Петр был рад несказанно и ознаменовал это событие выбитием памятной медали и знатным фейерверком.

Глядя, как с шипением взлетают в вечернее небо разноцветные петарды, царь попивал любимое токайское, ведя умные разговоры с господарем молдавским Дмитрием Кантемиром. В принципе, на тот момент Кантемир господарем уже не был, так как годом ранее, поддержав Петра в его злосчастном Прутском походе, был вынужден бежать в далекий Петербург, где ныне и проживался. Кантемир вина не пил (два года назад случилось быть больным от излишества оного), предпочитая крепкий кофий. Петр такое самодурство не ободрял, но и не препятствовал.

В разговоре речь шла о расширении торговли с Европой. Говорил больше царь, Кантемир помалкивал и кивал, а если слово и вставлял, то, по-своему обыкновению, ненавязчиво. В какой-то момент сей неторопливой беседы Петр неожиданно спросил:

– А расскажи-ка мне, Митрий, о тех странах, что лежат за Каспийским морем. Не век же нам на Балтике плавать, пора и в другую сторону глянуть.

Царь знал, к кому обратиться с таким вопросом. Кантемир в юности несколько лет провел заложником у султана турецкого, посему был знаком с тамошними порядками, владел восточными языками, интересовался Персией. О закаспийских державах Кантемир слышал не так уж много, но о том, что знал, поведал.

– Из старых арабских книг известно, что на брегах древней реки Оксус, что стекает с Индийских гор и ныне зовется Амударьей, имеются якобы немалые месторождения золота! – сообщил он в конце своего рассказа.

Рассказ о золотоносной реке царя сразу же заинтересовал, но Кантемир к сказанному больше ничего прибавить не мог.

– А что тебе известно про саму Индию? – напряженно придвинулся к нему Петр.

Вопрос был настолько неожиданным, что Кантемир даже пролил кофе…

Однако для Петра он был вполне закономерен. Мало кто знал, что Индия манила Петра еще с детства, с прочтения ходившей тогда по России полуфантастической повести о походе Александра Македонского в Индию – «Александрия». С тех пор Петр всегда помнил об этой сказочной стране. Именно поэтому еще в 1694 году он отправил в далекую Индию купца Семена Маленького, чтобы тот как можно больше разузнал о стране его мечты и, вернувшись, рассказал. Вместе с Семеном отправился в неблизкий и опасный путь и посадский человек Иван Севрин. Уже в Астрахани тамошний воевода вручил путешественникам письма к персидскому и индийскому владыкам. До Персии Семен Маленький добрался с торговым караваном, а оттуда уже с индийскими купцами и до Индии. Правитель Великих Моголов принял письмо астраханского воеводы благосклонно, и препятствий русским никто не чинил. Путешественники посетили несколько городов, в том числе Дели и Агру. Распродав товары, Семен с Иваном отправились домой, решив добраться до Персии морем (об этом их также просил Петр). В Персидском заливе у острова Бахрейн их судно было, к сожалению, разграблено разбойниками. Спустя некоторое время Семен Маленький умрет в Шемахе, а в Россию возвратится только его напарник Иван Севрин. К этому времени Петр завоевал Азов и вел армию на шведов под Нарву. Тогда ему было уже не до Индии.

На неожиданный вопрос царя Дмитрий Кантемир лишь развел руками:

– Только то, государь, что Индия-страна лежит за песками и горами и это страна неслыханных богатств.

– Сие и мне известно! – вздохнул Петр I. – А еще мне известно, что к Индии португальцы и голландцы уже добрались морями, но по суше туда еще никто, кроме Александра Македонского, дойти не смог!

В небе с треском рассыпались очередные петарды. Царь допил токайское и подозвал к себе сидевшего поодаль с купцами графа Апраксина, чтобы поговорить с ним уже на темы злободневные – морские.

Впрочем, Петр, как известно, ничего не делал просто так, а потому и разговор об Индии и близлежащих к ней странах завел тогда совсем не случайно. Дело в том, что несколькими днями ранее получил он донесение из Астрахани от тамошнего обер-коменданта Чирикова, будто местные купцы, ведя торги на Тупкараганской пристани в Каспийском море, имели большой разговор с заезжим трухменом Ходжой Нефесом, который требовал встречи с русским царем по важному делу, намекая, что дело это касается богатств великих. О себе Нефес Ходжа говорил, что является известным ученым-ходжой, потомком Пророка и одного из трех первых халифов.

После этого впечатленный Чириков допросил трукменца, и тот рассказал о некоей речке в хивинских песках, где золото можно доставать пригоршнями. Прочитав послание, велел царь того трухменца к себе для разговора личного в Москву доставить.

Забегая вперед, отметим, что Ходжа Нефес заявился с рассказом о золотой речке к астраханскому обер-коменданту вовсе не по своей инициативе, а по велению тупкараганского владетеля Сайдали-султана, состоявшего в подданстве у калмыцкого хана Аюки. Калмыцкий хан делал в данном случае свою игру, стремясь «подружить» Петербург с Хивой, так как боялся и воинственных хивинцев, и соседствующих с ними астрабадцев. Рассуждал при этом Аюка просто: если царь Петр пошлет людей искать золотую речку, заключив с Хивой мир, то хивинцы более не тронут и его. Если же царь Петр пошлет солдат и те разгромят хивинцев, то опасность с юга исчезнет для Аюки сама собой.

Следует отметить, что за несколько лет до описываемых событий Петр I уже вступал в переписку с хивинским ханом, владения которого лежали по обе стороны реки Оксус. Хан искал тогда поддержки России для подавления непокорных племен. При этом хивинский хан абсолютно не понимал, что собой представляет огромная и могущественная Россия. Поэтому в обмен на защиту русских хан предложил русском царю… стать его вассалом. Тогда, будучи занят делами дома и в Европе, Петр на это глупое предложение даже не обратил внимания.

При этом в Астрахани по приказу Петра вот уже несколько лет удерживали хивинского посла Ашур-бека. Дело в том, что посол был уличен в 1711 году с несколькими другими хивинцами и бухарцами в преступной переписке с турками на предмет сдачи им Астрахани. При этом именно Ашур-бек стоял во главе заговора и должен был поднять в нужное время на мятеж всех правоверных в городе.

Казнить посла Петр тогда не разрешил, но и домой не отпустил. Помимо всего прочего, у Ашур-бека отобрали несколько ранее подаренных хивинскому хану пушек. И хотя Ашур-бек являлся послом не властвующего ныне в Хиве хана Шергази, а его предшественника Ануш-Мухаммеда, но нынешний хан о задержанном посланнике, разумеется, знал. При этом никакого недовольства по поводу посла он не проявлял, явно стремясь отгородиться от темных дел Ануш-Мухаммеда.

* * *

В России начала XVIII века далекая и загадочная Индия представлялась сущим раем, спрятанным за бескрайними степями, безводными пустынями и непроходимыми горами, где под ногами сверкают самоцветы, в тени тропических цветов поют сладкоголосые птицы-сирины, а люди пребывают в вечном блаженстве и неге.

Увы, действительность была совсем иной. В Индии того времени жилось весьма непросто, ибо это была Индия Великих Моголов – последняя империя потомков Чингисхана и Тамерлана. Там кипели поистине макбетовские страсти, плелись заговоры и интриги, совершались заказные убийства. В самом начале XVIII века знаменитый «павлиний трон» из золота и самоцветов захватил вероломный и безжалостный падишах Аурангзеб (провозгласивший себя «Покорителем Вселенной» – Аламгиром), который немедленно посадил под замок собственного отца и перебил братьев. Вопреки его мечтам, жизнерадостные индусы не желали молиться в мечетях, они хотели посещать свои святилища, а еще хотели петь и танцевать!

Однажды, в отчаянной попытке пробудить в сердце властителя сочувствие к своему бедственному положению, несколько музыкантов устроили похоронную процессию с музыкой, жалобные звуки которой достигли ушей Аурангзеба. Тот поинтересовался, что происходит.

– Ваше величество! – ответили участники процессии. – Мы – музыканты и собираемся похоронить нашу музыку из-за недостатка вашего внимания к ней!

– Так захороните ее поглубже, чтобы она никогда не выбралась из могилы! – распорядился правитель.

Ревностный поборник ислама, Ауранзеб ввел джизью (особый налог) для немусульман, разрушил индуистские храмы, запретив жизнерадостным индусам и петь, и танцевать. При этом «Покоритель Вселенной» отправлял послов в Бухарское ханство, реставрировал в Самарканде мавзолей своего великого предка Тимура, а в свободное от трудов время раскрашивал красками страницы рукописного Корана…

Империя Великих Моголов была на вершине своего могущества. Сокровищница Аурангзеба в Агре поражала количеством драгоценностей. Именно там хранился и самый великий и загадочный из всех бриллиантов мира – «Великий Могол», в виде ограненный розы…

Будучи правителем решительным и жестким, Аурангзеб сумел присоединить к себе новые территории, и в его правление империя Великий Моголов разрослась до наибольших размеров. Она простиралось от предгорий Памира до нынешнего Бомбея и от истоков Инда до Бенгальского залива. Увы, это был колос на глиняных ногах! Насильственная исламизация Индии вызывала вполне предсказуемый повсеместный отпор и массовые бунты. Лишь благодаря полководческому таланту, невероятной личной энергии и чудовищным усилиям воли Аурангзебу удавалось удерживать огромную империю от распада. При этом усмирить подданных Аурангзеб мог не всегда.

Именно так произошло в 1655 году, когда восстали индуисты-маратхи во главе со своим вождем Шиваджи. Началась многолетняя война, протекавшая с переменным успехом. Однажды в 1705 году Аурангзебу даже удалось захватить столицу своих врагов Сибхаджи, но воинственные маратхи собрались с силами и уже в 1705 году вернули Сибхаджи себе.

Все дальнейшие попытки подавить мятежников оказались безуспешными, и маратхи образовали на территории Декана свое собственное государство. Следом за маратхами откололись и раджпуты, которых поддержал собственный сын Аурангзеба. Едва ослабел Дели, как поднялись воинственные сикхи в Пенджабе и началась очередная война.

Перед самой смертью 88‐летний Аурангзеб якобы видел тень своего предка султана Акбара, чей голос произнес: «Горе великому дому Тимура. Пришел конец его величию!»

Так все и случилось. После смерти Аурангзеба на престол Могольского государства взошел его сын Бахадур-шах. Однако престол Великого Могола должен был наследовать не он, а его старший брат Муазим, исполнявший в это время обязанности наместника в Кабуле. Обиженный претендент во главе большого войска двинулся к могольской столице Агре, чтобы восстановить справедливость. В 1708 году под стенами Агры произошло большое сражение. Войско Муазима было разгромлено, а сам он убит. В результате трон остался за Бахадур-шахом. Но удержать от развала государство Великих Моголов младший сын Аурангзеба не смог. Ни он, ни его старший сын Джахандар Шах, властвовавший с 1712 по 1713 год, уже сами ничего не решали, будучи под опекой влиятельного вельможи Зульфикар Хана. Последующие четверо правителей были вообще фигурами декоративными. Они еще могли восседать на «павлиньем троне», но были лишь пешками в чужих политических играх. Империей Великих Моголов фактически правили в своих интересах два брата-авантюриста Гуссейн и Абдалла Саиды, которых за глаза так и прозвали «делатели царей».

В результате еще вчера великая держава Великих Моголов стремительно погрузилась в смуту. Отныне враждующие эмиры сами возводили на престол нужных себе местных правителей. Империя распалась на десятки враждующих провинций. Все воевали против всех.

С 1720 года начинается окончательная агония Великих Моголов – одной из величайших империй тогдашнего мира. Тогда султан Мухамед Шах (наместник Декана Низам-уль-Мульк) образовывал свое независимое государство. Его примеру последовал наместник провинции Ауд Саадат Али Хан I, сделавшийся из простого персидского купца визирем, а затем первым навабом аудским под именем Наваба-визиря аудского.

Разумеется, что нескончаемыми распрями индийских вождей лучше всего воспользовались те, кто уже давно грезил об индийских богатствах и только ждал подходящего момента для захвата богатейших земель…

* * *

Европейцы мечтали о сокровищах Индии всегда. Первыми проникли к индийским берегам еще в конце XV века португальцы, быстро прибравшие к рукам торговлю самоцветами и пряностями. Следом до Индии добрались голландцы, а уже за ними французы и англичане. При этом именно последние оказались самыми алчными и предприимчивыми.

Для начала, чтобы избежать убытков, связанных с неизбежной межклановой торговой войной, благоразумные английские купцы предпочли объединиться и создать совместную компанию. Так в 1600 году по указу королевы Елизаветы была создана британская Ocт-Индcкaя компания, пpизвaнная не только прибрать к своим рукам торговлю в Индии, но и постепенно кoлoнизиpoвaть страну. Но действовали англичане осторожно. Если в первое время они осваивали прибрежные к Индии острова, вывозя оттуда пряности, то только затем, окрепнув, кoмпaния начала постепенный захват территорий на побережье материка. Умело ведя переговоры, англичане добились у Моголов разрешения на строительство временной фактории в Сурате, которая позже перебралась в Бомбей. О богатстве Сураты ходили легенды. Французский купец Франсуа Мартен, случайно попавший туда, был потрясен, увидев груды золотых и серебряных слитков, сваленных прямо на причале…

В 1640 году англичане закрепились в Мадрасе, затем получили право на монопольную торговлю в Бенгалии и к концу XVII века выстроили на землях, предоставленных Великим Моголом, город-крепость Калькутту. Для лучшего управления опорными пунктами, предусмотрительно расположенными в различных районах Индостана, были образованы три президентства: Бомбейское, Мадрасское и Бенгальское.

Действовали англичане дальновидно, и колонизацию Индии, в отличие от португальцев, начинали без крови и шума, покупая и арендуя земельные наделы, на которых тут же, впрочем, возводили укрепленные форты-фактории. Для общего руководства всеми президентствами, переговоров с местными раджами, решения спорных вопросов и сбора налогов была введена должность гeнepaл-гyбepнaтopа Индии, являвшегося одновременно членом совета директоров компании. Таким образом, англичане провозгласили своим губернаторством еще фактически независимые от них индийские территории.

Что касается французов, то к 20‐м годам XVIII века они заполучили колонии на юго-востоке Индии, в Пондишери, Шандернагор в Бенгалии и Маэ на Малабарском побережье. Помимо этого, французские фактории обосновались в ряде других крупных городов. Несколько скромнее были голландские фактории. При этом голландцы, понимая свою слабость, стремились не конфликтовать с более могущественными конкурентами, довольствуясь тем, что им перепадало. Что касается португальцев, то к началу XVIII века из Индии англичане с французами их почти изгнали.

Надо ли говорить, что с наступлением смуты в державе Великих Моголов английские, французские и голландские торговые Ост-Индские компании начали рвать Индию на куски, буквально лопатами выгребая богатства и сокровища индийских раджей. При этом англичанам все больше мешали и французы, и голландцы. И хотя, пока до войны между колонизаторами не дошло, всем было ясно, что это лишь вопрос времени.

Разумеется, известие о том, что русский царь Петр Алексеевич вдруг тоже заинтересовался Индией, ни у одной из европейских держав восторга не вызвало. И хотя все понимали, что пока русские реально им не конкуренты, имперские амбиции Петра вселяли определенную тревогу за будущее. Именно поэтому английский, французский и голландский послы в Петербурге практически одновременно получили секретные инструкции отслеживать все русские поползновения в сторону Индии, а заодно в сторону Средней Азии и по возможности этому препятствовать.

* * *

В тот же день, когда Петр I вел разговор о далекой Индии с Кантемиром, произошло событие, на которое никто не обратил внимания, – на одном из торговых английских судов вернулся в Россию после заграничной стажировки выпускник навигацкой школы Сашка Кожин. Да и то, мало ли таких, как он, тогда каждый год уезжало на учебу европейскую и возвращалось обратно!

Вышел гардемарин Кожин на кронштадтский берег, перекрестился, стал на колени, поцеловал землю:

– Ну, здравствуй, сторона родная – русская!

Из Кронштадта отправился Кожин в Санкт-Петербург, держать экзамен перед адмиралитетом.

Новая российская столица разительно отличалась от всех других русских городов – прямые, пересекающиеся под прямым углом улицы-проспекты, типовые проекты домов, непривычный европейский облик. Вместо древнерусских палат – дворец князя Меншикова в голландском стиле. Шагал по улицам Кожин и диву давался, словно и не уезжал из английского Портсмута!

В Адмиралтейств-коллегии, куда прибывший доложился о прибытии, у него перво-наперво затребовали письмо из посольства – таков порядок. Кожин с почтением протянул мятый засургученный конверт. Вице-президент коллегии Корнелий Крюйс с такой силой рванул его за концы, что куски сургуча прямо ему на колени и осыпались. Стряхнул вице-адмирал сургуч и вслух зачитал письмо князя Ивана Львова: «Александр Кожин знал навигацию еще в России и, приехав в Англию, зело с великим прилежанием учил в практиках свое дело, из адмиралтеи английской от капитана имеет он сертификаты с подлинным засвидетельствованием, что он знает свое дело…»

Прочли флагманы и английские сертификаты, оглядели в лупы подписи и печати – все как положено. После чего, зная слабость Петра лично беседовать с вернувшимися флотскими учениками, велели ждать встречи с монаршей особой. Через три дня состоялась и высочайшая беседа. Надо ли говорить, сколько волновался гардемарин, не каждый день тебя царь экзаменует! Но все обошлось, как нельзя лучше, на все вопросы царские Кожин ответил толково и обстоятельно, а задачки каверзные навигационные решил быстро и верно.

– Молодцом! – подошел к нему Петр, по-своему обыкновению, пылко расцеловав в губы. – Мне такие орлы морские сейчас дозарезу нужны!

Чинам же адмиралтейским сказал так:

– Сей Кожин в науках навигацких действительно преуспел, отчего записать его в подштурманы и отправить для начала класть на карты берега финские.

Вышел из адмиралтейской башни Кожин, вздохнул грудью морской воздух. Хорошо! Натянул потуже треуголку, чтобы ветром свежим не унесло, и двинул к дружкам своим по школе навигацкой, чтобы сообща отметить возвращение в табачном чаду «Австерии Четырех Фрегатов» – любимом столичном трактире всех мореходцев.

Пока подштурман Сашка Кожин отчаянно гуляет со своими однокашниками и ничего не ведает о своей необычной судьбе. Но скоро судьба преподнесет ему первый сюрприз. Ну а мы пока недолго простимся с уже изрядно подвыпившим подштурманом.

* * *

Осенью 1713 года Петр ненадолго завернул в Москву. Там его уже ждал трухмен Ходжа Нефес, тот самый, что пугал астраханских купцов страшной тайной. Привез Нефеса в Москву поступивший на русскую службу и принявший православие персиянин из Гиляни Михайло Заманов, пожалованный не так давно стольником за успешную торговлю персидскирм шелком. Летом 1713 году Заманов уже сопровождал в Петербург из Астрахани и обратно персидского посла, за что был премирован царем 182 целковыми. Теперь сопроводил в Москву и Ходжи Нефеса. Царь заприметил шустрого стольника, еще когда тот сопровождал посла. Поэтому на этот раз вспомнил.

– Ну, выкладывай, друг ситный, что там у тебя за такой ко мне секрет знатный! – приободрил он перепуганного трухмена, когда тот, завидев самодержца, рухнул плашмя на дубовые доски пола.

В разговоре Нефес подтвердил рассказ о реке, что течет сквозь пустыню и полна золота. Более того, заявил, что река золотоносная зовется Оксусом (или Амударьей) и впадает в Каспийское море, но где именно, он не знает. Следовательно, устья Оксуса можно достичь морским путем. Кроме этого рассказал Ходжа, что хивинский хан не столь давно поменял старое русло реки, воздвигнув огромные плотины.

Поведал и то, что если русские выступят против хивинского хана, то их обязательно поддержит астрабадский хан Муса – давний недруг Хивы и вассал персидского шаха. При этом под рукой у воинственного Мусы якобы до 60 тысяч отчаянных кызылбашей, которые только и ждут, чтобы накинуться на ненавистных хивинцев. Ходжа Нефес утверждал, что, находясь в Хиве, сам слышал о готовящемся походе хана Мусы на Хиву.

В целом разговором с трухменцем Петр остался доволен. Идея достичь восточных ханств по золотоносной реке была завлекательной. Вердикт царя был таков:

– Заманова отпустить в Астрахань, чтобы и дальше вызнавал про речку Оксус, а трухменца на всякий случай пока придержим в Москве. При сем содержать сего Ходжу в достатке и сытости!

В тот вечер Петр пребывал в задумчивости, размышляя о том, как неплохо было бы с закаспийскими ханствами задружить и реку золотоносную себе в пользу обратить.

– Лучше все же с Хивой решить дело миром, – рассуждал он с приближенными. – К тому же если между Хивой и Астрабадом действительно вот-вот начнется война, то хивинский хан сам сделает все, чтобы с нами поладить.

Приближенные дружно кивали. Петр же продолжал свои рассуждения:

– Сие Эльдорадо златоносное, ежели слухи подтвердятся, очень большую помощь нам составить бы могло. Уж как нам сейчас надобно это треклятое злато, уж как надобно!

В словах Петра слышалась неприкрытая надежда. Дело в том, что золота и серебра в России тогда еще не добывали, а возили из Азии и Европы, закупая, разумеется, по ценам запредельным, и это в условиях тяжелейшей многолетней войны! Поэтому царь давно мечтал о собственных приисках. И не только мечтал. Уже были посланы люди искать золото на Урале и серебро в Сибире. Но пока ободряющих известий от них не было. Именно потому Петр столь легко и ухватился за слухи о закаспийском Эльдорадо. А чем черт не шутит, глядишь, и в самом деле откроется столь богатая жила, что можно будет не только свои потребности покрыть, но и торговать золотом со всем миром! Впрочем, легких путей к Эльдорадо быть не могло, ибо золото во все времена щедро оплачивалось слезами и кровью… Так что подумать было над чем.

Ученые мужи в Петербурге, однако, сразу же засомневались, что течение Амударьи изменено именно рукотворными плотинами, высказывая мысль, что сия перемена произошла, скорее всего, от землетрясения, которое возвысило землю на восточной стороне Каспийского моря и образовало море Аральское.

– Создание плотин столь больших и крепких требует знаний и расчетов высших – математических, которых у народов тамошних быть не может, – заявили ученые инженеры.

– Увидим – разберемся! – отвечал на эти сомнения царь Петр. – Но увидеть следует обязательно!

Бывший тут же граф Гавриил Иванович Головкин осторожно напомнил государю:

– Что касается хивинского хана, то осмелюсь напомнить, что оный еще тринадцать лет назад присылал вам посла, прося поддержки в войне с трухменскими племенами.

– Ну и что дальше? – наморщил лоб Петр, с трудом вспоминая столь давнее событие.

– К великому сожалению, не имея ни малейшего представления о силе России, хан предложил тогда вашему величеству стать его вассалом.

– А, теперь помню! – улыбнулся царь. – Мы еще смеялись сей магометанской простоте! Да и не до хивинцев тогда было, предстояло у шведов берега балтийские из зубов с кровью рвать. Теперь же времена иные настали, и можно взор свой обратить и к странам полуденным.

– Хива лежит на пути к Индии, а значит, торговый путь через нее грозит нам не только коммерческой, но и политической прибылью! – высказал свои соображения опытный дипломат Головкин. – Пренебрегать столь выгодной возможностью нам не стоит.

А вскоре пришло и письмо сибирского губернатора князя Гагарина. В письме он сообщал, что, по сведениям его лазутчиков, в нынешнее время золотоносный Оксус, который ранее весь тек в Каспий, частично впадает в озеро Арал, так как русло изменил хан хивинский многими плотинами, но и в Каспий впадает также.

И эта новость пришлась по нраву царю Петру:

– И Гагарин, и трухменец говорят одинаково, что устье Оксуса лежит на Каспийском берегу, что делает движение наше в тамошние края предельно легким. Ежели же Оксус ныне плотинами частью направлен в Арал, то моим инженерам не составит труда снова развернуть его полностью в Каспий, чтобы стал судоходен.

– Главное, чтобы сия река действительно золотой песок имела, – поддакнул светлейший князь Меншиков.

Петр же продолжил:

– Исходя из этого, надлежит нам явить свою силу и заключить мирные трактаты с закаспийскими ханами, после чего изучим Оксус.

Эмоциональный Меншиков неожиданно вскочил со своего кресла:

– Мин херц, по сей речке достигнем Индии и будем возить в нее товары из Астрахани, а обратно индийские шелка и камни-самоцветы!

Петр улыбнулся своему нетерпеливому любимцу:

– Прежде чем идти искать пути в Индию через Хиву, Бухару и Персию, следует надежно воссоединить Оксус с морем Каспийским, охватить крепостями восточный берег Каспия, что зело важно для торговли и влияния нашего на Персию и Кавказ.

– Ну а потом? – снова не выдержал нетерпеливый Меншиков.

– А потом создадим кумпанства торговые, по примеру английский Ост-Индской, с центром в Астрахани и будем торговать со всем Востоком и Индией!

Еще ничего не было решено, но Петр уже просчитывал будущие торговые пути, которые бы насытили Россию экзотическими товарами и принесли ей немалый барыш в торговле европейской. Что и говорить, мыслил русский самодержец стратегически!

Начало XVIII века – это далеко не начало века XXI, а поэтому прежде дипломатов и купцов решено было послать за Каспий серьезный армейский отряд, чтобы не только разузнать все и о ханствах местных, и о реке золотоносной, но и показать местным ханам, кто есть кто. И первым на пути за морем Каспийским лежало ханство Хивинское – обширное и загадочное.

После возвращения царя из Москвы в Петербург мысль о закаспийской экспедиции начала обретать реальные очертания.

* * *

За окном петровского домика, что на берегу Невы, хлестал дождь, а над самой рекой стремительно кружили чайки.

– Начнем с главного, – решил Петр, глядя в мутные разводы наборного стекла. – Следует сыскать в экспедицию к хану хивинскому достойного начальника.

Дело действительно предстояло совершенно новое и необычайно сложное, поэтому в ближайшем кругу царя перебрали немало кандидатур, но всякий раз по тем или иным причинам находили их негодными. Наконец князь Александр Меншиков предложил поручика лейб-гвардии Преображенского полка Бековича-Черкасского:

– Лучшей кандидатуры нам не найти.

– Почему же? – удивился Петр, зная Бековича как храброго, но не самого толкового из гвардейских офицеров.

– Бекович родом кавказец, языки восточные с детства знает, при этом магометанству не привержен, так как вырос при царском дворе и крещен в православие. В боях же всегда храбр и преданность доказал.

– Для столь трудной миссии хитрость нужна иезуитская, а Бекович наивен порой, что дите неразумное! – покачал головой царь.

– Ну, не слишком и наивен! – не унимался Меншиков. – С ханом он куда быстрее общий язык найдет, чем какой-нибудь косопузый рязанец. К тому же ежели дать Бековичу инструкции подробные, то он, будучи офицером исполнительным, все сделает как надобно и в точности. Вспомни, мин херц, что имеет он уже опыт успешных переговоров с беками кабардинскими, после чего вся Кабарда тебе мирно присягнула. Так что не столь и наивен Бекович. Да и помощников дадим ему стоящих.

Последний аргумент прозвучал весьма убедительно.

Действительно, несколько лет назад, когда Петру понадобился посол для переговоров с кабардинскими князьями, был послан на свою родину с царской грамотой именно князь Бекович. Миссия оказалось удачной, и местные беки, прочтя царскую грамоту, изъявили готовность служить великому государю всей Кабардой, после чего и были приведены к присяге. На последующих переговорах кабардинские беки торжественно заверяли в своей преданности России, выражая готовность в случае войны с Турцией собственными силами защитить побережья Каспийского и Черного морей от вторжения вражеских войск, а также «чинить поиски» на Крым и кубанских ногайцев, ежели те выступят на стороне неприятеля.

Вспомнил о Бековиче Меншиков неслучайно. Буквально пару дней назад прочитал он проект кабардинского князя о присоединении к России кавказских народов во избежание усиления среди них турецкого влияния. И хотя проект был наивен, усердие автора заслуживало похвалы.

– Что ж, – помолчав, кивнул Петр – Может, именно Бекович и подойдет.

На том и порешили.

29 мая 1714 года князь Александр Бекович-Черкасский получил соответствующий царский указ «О посылке Преображенского полка капитан поручика кн. Алекс. Бековича-Черкасского для отыскания устьев реки Дарьи» и убыл в Астрахань заниматься подготовкой экспедиции.

По пути из Петербурга в Астрахань Бекович сделал крюк, заехав в родную Кабарду, чтобы взять с собою братьев и несколько верных друзей-джигитов. В дальнем и опасном походе верные люди всегда нужны. Пока князь Бекович совершает неблизкую поездку, познакомимся с ним поближе.

Избранник царя родился в княжеской семье в Малой Кабарде и звался изначально Девлет-Гирей-Мурзой. Был он потомком грозного Салтан-бека Аслана-мурзы, княжеское достоинство которого было подтверждено еще царем Федором Алексеевичем. Отдельные исторические источники утверждают, что Бекович-Черкасский и вовсе происходил из древнего княжеского рода Гюрджи-хана, потомка Чингисидов.

В ходе первых столкновений между русскими и кабардинцами Девлет еще мальчиком был забран у родителей аманатом в Москву. Там при крещении был наречен Александром. С фамилией долго не думали: коль отец звался беком, то и мальчишку нарекли Бековичем. А вскоре княгиня Анна Васильевна Нагая (из рода Голицыных), коротая вдовий век, взяла его к себе в дом и, воспитав, как сына, объявила своим наследником, подарив обширные вотчины свои в Романовском уезде. Помимо этого, в подарок от княгини Бекович получил и большой дом в Москве, а также подмосковные села Перхушково с Юдином, став в одночасье богатым человеком. В 1707 году Бекович, подобно многим недорослям боярским, был послан за границу изучать мореплавание. Но в морских науках нисколько не преуспел, а потому был от флотской службы отставлен и определен по армейской – поручиком Преображенского полка. По возвращении из-за границы неудавшийся моряк был по воле царя венчан на княжне Марфе Борисовне Голицыной, к которой питал душевные чувства с раннего детства. Княжна же отвечала Бековичу взаимностью, и брак вышел весьма удачным.

К чести поручика служил России он честно и воевал храбро. Как сражение, всегда первым с саблей наголо, очертя, бросался на неприятеля. Первый бой принял Бекович под Нарвой в 1700 году, затем участвовал в осаде и взятии крепостей Нотебург, Ниеншанц и Митавы. Ну а потом, как мы уже знаем, и в переговорах с собратьями-кабардинцами отличился. Но и это не все! Летом 1711 года Бекович-Черкасский вместе со своим дядей и младшим братом возглавил кабардинское войско, которое двинулось за Кубань охладить пыл зарвавшихся ногайцев. В августе за рекой они атаковали войско хана Нурадина, из рода крымских Гиреев, и наголову его разгромили.

«Войска Нурадына салтана, в котором было пятнадцать тысяч, мы били боем и рубили саблями, в который поход ходили на Кубань с братом нашим князем Александром Бековичем. И того войска Нурадына салтана, несколько побили до смерти, иных в реке потопили, а сам он Нурадын салтан даже насилу ушел», – писали кабардинские князья царю Петру.

Данная победа окончательно ликвидировала угрозу России со стороны ногайской Кубани.

Так что формально князь Александр Бекович-Черкасский был для предстоящей миссии годен по всем статьям. И все же некоторые сомнения у Петра в отношении будущего вождя восточного похода оставались. Почему – он не мог понять и сам…