Читать книгу Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты - Владимир Шигин - Страница 8

Наполеон, как известно, стал последним французским кошмаром англичан. Того самого кошмара, который определял всю английскую политику предыдущего XVIII века с отчаянной борьбой за новые рынки, за контроль над мировой торговлей, борьбой за Америку и Индию. По сути, вся борьба Наполеона с Британией – это была попытка реванша за предыдущее поражение Франции в Америке. Исход этой борьбы предопределился Трафальгарским сражением в октябре 1805 года, когда англичане под командованием вице-адмирала Нельсона полностью уничтожили французский флот.

– Франция уже навсегда потеряла влияние на море. Отныне все океаны подвластны Британии. Мы можем отправиться туда, куда нам заблагорассудится, и наша торговля будет защищена. Мы можем легко полностью отрезать Европу от торговых путей! – заявил тогдашний министр иностранных дел лорд Малгрейв.

– А можем ли мы отрезать от торговых путей Россию? – спросили его дотошные журналисты.

Вместо ответа Малгрейв пустился в отвлеченные рассуждения.

– А находится ли сейчас Индия в полной безопасности от возможности русского вторжения? – снова последовал неудобный вопрос.

– Нет! – честно признался министр иностранных дел и опустил голову. – На суше им преграждают путь Персия и Афганистан, а на море наш флот.

– А что если русские или французы попробуют высадиться в Персидском заливе? Сможет ли королевский флот их уничтожить? – не унимались дотошные журналисты.

– Безусловно! – гордо ответил лорд Малгрейв.

В тот же день он послал распоряжение в Калькутту активизировать затянувшиеся переговоры с Тегераном об английских базах на Каспийском море и в Персидском заливе. Дело в том, что Фетх-Али очень рассчитывая на помощь англичан в новых пушках и ружьях, согласно договору 1801 года пытался выторговать их ценой некоторых политических уступок. После оглушительной оплеухи, полученной от русского полковника Карягина, Фетх-Али-шах стал настаивать на срочном предоставлении ему оговоренной договором помощи. Тут-то англичане потребовали за это передать им в аренду все причалы Каспийского моря, а кроме того, разрешить сооружение крепости в порту Бушир, что в Персидском заливе, и предоставить стратегически важный остров Харк в том же заливе.

– Мы предоставим Персии самое лучшее оружие, если шах отдаст нам Персидский залив и Каспийское море! – заявил представитель англичан.

От этого предложения Фетх-Али отказался:

– Потерять Бушир и Харк то же самое, что потерять Грузию! Но за Грузию я хоть воюю, а порт с островом мне предлагают отдать за просто так!

К нашему большому счастью, переговоры быстро зашли в тупик и вторжение англичан на Каспийское море так и не состоялось.

* * *

11 июля 1805 года Цицианов с главными силами двинулся в Карабах. Наши войска форсировали реку Тертер, после этого персидская армия, к которой уже прибыл сам шах, предпочла, не вступая в генеральное сражение, отступить за пограничный Аракс. Тогда же была разблокирована и Шуша, где месяц героически держался батальон майора Лисаневича.

Теперь в Северном Азербайджане осталась только конница Аббаса-Мирзы и его верного помощника Пир-Кули-хана, которые не желали закончить кампанию 1805 года без какого бы то ни было успеха.

На сей раз принц проявил себя талантливым полководцем и, совершив ловкий обходной маневр, рванул на Елизаветполь, стремясь наскоком захватить город и крепость.

Однако небольшой гарнизон Елизаветполя, состоящий из нескольких сотен солдат, казаков и армян-добровольцев, нападение персидской конницы отразил. После этого Аббас-Мирза откатился к Шамхору, где решил возбудить мятеж местных жителей, после чего ударить по Тифлису, который был практически беззащитен, так как Цицианов забрал оттуда всех солдат, кроме тяжелобольных.

Но Аббасу-Мирзе снова не повезло. Неожиданно для себя он вновь столкнулся со своим недавним оппонентом – полковником Карягиным. И эта новая встреча радости Аббасу-Мирзе не доставила.

Отряд Карягина, как мы знаем, в это время следовал в Елизаветполю на отдых.

Разумеется, что с измученными предыдущим походом солдатами он догнать конницу Аббаса-Мирзы не смог бы. Но к счастью, случайное обстоятельство задержало конницу Аббаса-Мирзы на месте.

В районе селения Дзегам (Загам) Аббас-Мирза неожиданно натолкнулся с шедшим из Тифлиса к Елизаветполю небольшим конвоем, перевозящим боеприпасы и провиант. 27 июля российский конвой был атакован многотысячной конницей Пир-Кули-хана. Несколько десятков русских солдат и с ними грузинские погонщики, составив каре из арб, защищались отчаянно, несмотря на то что на каждого из них приходилось по сотне персов. Опытный Пир-Кули-хан, окружив импровизированный вагенбург, расстреливал его из пушек, требуя сдачи и угрожая, что в противном случае всех истребит. На это начальник транспорта, поручик Донцов, ответил кратко, но исчерпывающе: «Умрем, а не сдадимся!»

После этого обстрел скученных арб, перемежающийся с конными атаками, продолжился. Положение маленького отряда с каждой минутой становилось все более отчаянным. Вскоре получил смертельную рану храбрый Донцов. Принявший после него команду прапорщик Плотневский во время контратаки был ранен и схвачен в плен. Убитыми и ранеными были уже больше половины солдат и погонщиков. При этом в живых не осталось ни одного офицера. Защиту обоза возглавил один из унтер-офицеров, но вскоре пал и он. Оставшиеся в живых еще отбивались, но решимость их была поколеблена. Кто знает, чем бы все тогда закончилось, если бы не карягинцы.

Они появились в самый критический момент боя, и все мгновенно переменилось. Опытным глазом Карягин мгновенно оценил непростую ситуацию и принял единственно правильное решение. Его далеко не полный батальон стремительно атаковал главный лагерь наследного принца, егеря прорвались к шатру Аббаса-Мирзы и овладели артиллерией. Не давая неприятелю опомниться, солдаты повернули отбитые пушки на скопление конницы и открыли жестокий огонь.

А затем кто-то из персов крикнул: «Карягин!»

Этого оказалось достаточно. Услышав о страшном Карягине, персидская конница в ужасе бросилась во все стороны. Обескураженный Аббас-Мирза уже не помышлял о реванше и поспешно ушел за Аракс.

Поражение персов было столь сокрушительно, что трофеями этой небывалой победы, одержанной горстью солдат над целой армией, были весь неприятельский лагерь, огромный обоз, артиллерия, знамена и множество пленных, в числе которых и раненый изменник – грузинский царевич Теймураз Ираклиевич.

* * *

Между тем в наших войсках начались заболевания. Зараза не разбирала, с кем имеет дело – генерал ли это или солдат. Цицианов писал Чарторыйскому о своем здоровье во время июльского похода 1805 года, жалуясь то на лихорадку трехдневную, то на четырехдневную, то на «понос от худых в Карабаге вод»: «…из Шамхора привезли меня полумертвым со спазмами в желудке, да и теперь не более недели как лихорадка меня оставила, – в чем, буде нужно, к стыду звания моего, свидетельствуюсь всеми медицинскими чинами и всеми войсками, здесь находившимися, кои видели меня на переходах в день лихорадки, что я принужден был каждые 3 версты слезать с лошади и ложиться на землю, пока пароксизм кончится, и после привала догонять колонну».

Выражая признательность за поздравления по поводу выздоровления, Цицианов довольно ясно выразил неудовольствие, что в Петербурге узнавали о его болезнях от неизвестных ему информаторов.

Избавившись от персов и немного придя в себя после болезни, наместник начал приводить в чувство окрестных владетелей. Начал с Ширванского ханства, которое обеспечивало коммуникации, идущие из Тифлиса к Каспию. Тамошний хан Мустафа изворачивался как только мог. Напрямую от подчинения России он не отказывался, но и не спешил выполнять требования Цицианова. Все оставшееся лето шли переговоры, но успеха они не принесли. Мустафа-хан по-прежнему пытался лавировать между Россией и Персией. Наконец терпение Цицианова лопнуло. 30 ноября 1805 года он во главе большого отряда форсировал Куру и вторгся в Ширван. После этого Мустафа-хан, поняв, что шутки кончились, безропотно подписал договор о переходе в подданство России. Переход сильного и влиятельного Ширванского ханства под руку России укрепил наши позиции в Закавказье и, соответственно, ослабил позиции Тегерана. Следом за Ширваном приняли российское подданство Карабахское и Шекинское ханства, Шурагельский султанат.

Не теряя времени, в самом конце 1805 года Цицианов решил окончательно поставить под контроль Бакинское ханство и Решт, дабы утвердиться в юго-западной части Каспия. Решить вопрос с Баку и Рештом должен был генерал-майор Завалишин.

* * *

Приказ Цицианова о подготовке и проведении десантной операции против Решта фельдъегерь доставил в Астрахань еще весной 1805 года. Но быстро отправиться в море не получилось. Уж больно много на Каспийской флотилии имелось всяческих недоделок, которые, как всегда, исправляли уже в самый последний момент.

Наконец в последних числах июня в устье Волги у Сладкоеричной пристани приняли на борт десант – полторы тысячи солдат Казанского полка. Помощником к Завалишину был определен известный своей храбростью подполковник Казанского полка Асеев.

После этого флотилия взяла курс к Энзели, что на противоположном берегу Каспия. Море не штормило, и переход ничем не был омрачен, лишь пару раз падал ветер, и приходилось некоторое время штилевать. 23 июня подошли к Энзели.

Увы, никто на флотилии еще не знал, что обстановка в Закавказье к этому времени изменилась не в нашу пользу. Персы были уже в Карабахе, а полковник Карягин после отчаянного дела при Аскерани уже начал свое героическое отступление…

…С палубы Завалишин осмотрел оборону Энзели. В сам порт вел узкий пролив. На его берегах были сооружены укрепления, рядом с которыми стояли толпы вооруженных персов, грозно потрясая оружием.

– Что будем делать? – спросил Завалишина командовавший отрядом судов капитан-лейтенант Веселаго.

– Как что? – удивился тот вопросу. – Высаживать десант! Зачем же мы сюда плыли?

После этого капитан-лейтенант Веселаго послал три галиота под командой Челеева для овладения городом. Наши приготовились к серьезному бою, но все обернулось иначе. Едва первый из галиотов под огнем береговой батареи миновал пролив, как защитники города в панике бросились в свои лодки и поспешили спастись бегством.

После этого разбежалась и прислуга орудий.

Через час лейтенант Челеев уже докладывал Завалишину с Веселаго:

– Так что дело сделано. Персияне, как один, разбежались. Наша добыча – три купеческие лайбы да восемь фальконетов, а также весь город! Увы, ключей от Энзели достать не удалось за отсутствием оных!

Завалишин остался докладом доволен. Пока все складывалось как нельзя лучше. Немедленно была дана команда на своз десанта, пушек и припасов. Через пару часов рота казанцев во главе с подполковником Асеевым заняла Энзели, подняв над ним русский флаг.

Затем с двумя ротами Асеев выступил к селению Пери-Базар, что находилось по дороге на Решт. Так как наступление шло вдоль реки, казанцев сопровождали четыре вооруженные фальконетами шлюпки, под командой все того же неугомонного лейтенанта Челеева. Работали дружно и слаженно – Асеев выбивал персов штыками из засек, а Челеев поливал их картечью из фальконетов. Подойдя к селению, Асеев велел барабанщикам бить атаку и в ходе трехчасового боя овладел Пери-Базаром.

Однако именно в это время Завалишин получил от лазутчиков известие, что у Решта персы собирают серьезные силы, чтобы одновременной атакой Пери-Базара и Энзели отрезать отряд Асеева от моря, а потом истребить.

Опасность была реальной, так как многочисленность противника, густой прибрежный лес не давали возможность организовать правильный бой, в котором наши были несравненно сильнее.

– Что будем делать? – обратился в некоторой нерешительности Завалишин к Асееву. – Может, лучше с наступлением повременить?

– Если отложим, дальше будет только хуже, а потому надо немедля идти вперед! – ответил храбрый подполковник.

– Ну, вперед так вперед!

5 июля на Решт выступил отряд – восемь сотен солдат и три пушки. Возглавил отряд Асеев. Впрочем, Завалишин также отправился с ним. Для прикрытия Энзели он оставил четыре сотни солдат и суда Веселаго.

Впрочем, перед самым выступлением отряда Завалишин отправил с местным купцом письмо Цицианова к Бабе-хану, требуя от последнего миролюбия и покорности.

К большому разочарованию Челеева и его матросов, за Пери-Базаром река уходила в другую сторону, и сопровождать отряд было уже нельзя. Пожелав удачи Завалишину с Асеевым, лейтенант развернул свои шлюпки обратно.

А вскоре первая неожиданность – на пути следования отряда посреди дороги персы воздвигли земляную крепостицу, вокруг которой собрали семь тысяч воинов.

Неожиданный огонь противника внес расстройство в ряды Казанского полка, появились первые потери. И если люди быстро попрятались за камни и в овраги, то лошадей деть было просто некуда. Поэтому вскоре персы их всех перестреляли.

Опомнившись от первого удара, Завалишин с Асеевым ободрили солдат и ударили в штыки. Не приняв боя, персы бежали.

Увы, но теперь без лошадей продвижение отряда стало весьма медленным, так как пушки солдатам пришлось тащить на себе. К тому же вскоре у одной из пушек вообще сломалась ось, и ее пришлось бросить прямо на дороге.

Вскоре по сторонам дороги снова замелькали персы и хотя нападать они опасались, но стреляли из-за кустов и деревьев постоянно. При этом чем дальше, тем стрелков становилось все больше и больше. Наконец отряд дошел до широкого арыка, через который имелся каменный мост. К сожалению, персы успели до подхода наших его разломать. Офицеры и солдаты сгрудились на краю арыка под обстрелом противника. Был ранен Асеев и, хотя подполковник, перевязав рану, мужественно остался в строю, Завалишин принял командование отрядом на себя. Еще раз окинул взглядом поредевшие ряды. Все были измождены, да и патроны с порохом также были на исходе.

– Сколько еще до Решта? – с тревогой в голосе спросил генерал проводника-армянина.

– Ровно столько же, сколько прошли, – ответил тот. – Семь верст.

Надо было что-то срочно решать, иначе все могли быть просто перебиты. Сколь ни тяжело было принять единственно правильное в той ситуации решение, Завалишин его все же принял.

– Отступаем! – приказал он коротко. – Пушки тащим с собой.

Едва персы увидели, что наши отходят, они немедленно усилили натиск. Теперь единственное, что сдерживало их пыл – это картечь. Причем противник трижды захватывал оставшиеся две пушки, но всякий раз казанцы отгоняли их штыками.

Так медленно отступая, отряд дошел до Пери-Базара. Удержать селение не было никакой возможности, и Завалишин продолжил отступление уже на Энзели.

Наконец добрались и до Энзели. Под прикрытием корабельных пушек сразу почувствовали себя уверенней.

– Будем ждать ответа Баба-хана, может, что все еще и образуется, – объявил офицерам Завалишин, хотя и без обычной уверенности в голосе.

Но последующие известия не оставили и последнего шанса на улучшение дел. Как выяснилось, Баба-хан вместо ответа Цицианову направил в Гилянь еще шесть тысяч войска, которое через неделю должно было подойти к Решту.

Между тем началась и невыносимая жара, от которой солдаты просто падали без чувств.

Отчаявшись что-то поправить, Завалишин дал команду грузить десант на суда.

– Курс на Баку! – велел он. – Не получилось на южном берегу, попробуем взять свое на западном!

* * *

Правитель Баку Хусейн-Кули-хан был человеком многоопытным. Едва в жарком воздухе Закавказья запахло большой войной, он начал укреплять свой город, превращая его в мощную крепость. Во времена оные Хусейн-Кули-хан был дружен с генералом Цициановым, а потому понимал, что тот слов на ветер не бросает – если прислал письмо о незамедлительном принятии российского подданства, то ослушания не потерпит.

Поэтому буквально за три недели до подхода русской флотилии Хусейн-хан велел вывезти в безопасные горы самое ценное имущество, женщин и детей, оставив в Баку лишь способных к его защите.

Так что к моменту прибытия Завалишина город был полон припасов, а стены ощетинились стволами орудий.

Сам Хусейн-Кули-хан заявил своим подданным:

– Я лично буду защищаться как лев и того же требую от всех вас. Мы покинем наш Баку только тогда, когда уже не останется никакой возможности к обороне! Клянетесь ли вы быть послушными мне?

– Клянемся! – кричали в ответ бакинцы, потрясая ятаганами и ружьями.

Все ворота в город Хусейн-Кули-хан забаррикадировал, кроме одних, через которые он полагал уйти в горы в случае крайних обстоятельств.

Когда флотилия Веселаго подошла к Баку и высадившийся десант занял торговый порт, Хусейн-хан послал к Завалишину переговорщиков узнать о причинах прихода, хотя все и так было очевидно, что русские пришли не просто погостить.

Завалишин, не будучи дипломатом, ответил прямо:

– Я прислан по повелению моего государя императора Александра занять Баку, а посему требую немедленной и безусловной сдачи! На раздумья даю двое суток и ни минуты больше!

Теперь у владетеля Баку оставалась надежда, что шах пришлет войска и выгонит русских, но на это надо было время. К тому же и русские не смогут сидеть под стенами Баку нескончаемо. Короче, время работало на Хусейна-Кули-хана, поэтому он, проглотив обиду, двое суток послушно молчал, когда же время вышло, вновь прислал парламентера. И тот, потупив глаза, заявил, что бакинский хан просит продлить отсрочку… на два месяца.

От такой наглости Завалишин даже рот открыл. Затем, когда пришел в себя, заявил резко:

– Я требую сдачи крепости до захода солнца. Ежели этого не будет, начинаю бомбардировку!

Разумеется, что с наступлением ночи Баку не сдался. На этом все переговоры были исчерпаны, и на следующий день (это было 15 августа – день Успения Богородицы) наши открыли огонь по крепости. В ответ из крепости тоже полетели ядра.

При этом защитники крепости были точнее, так как артиллеристам Веселаго мешала знаменитая каспийская мертвая зыбь. И не шторм как таковой, но качает и кренит корабли так, что не возрадуешься! По этой причине ядра с судов флотилии летели в цель не слишком точно.

А затем разорвало в клочья две мортиры, поубивав обслугу. Веселаго с Челеевым кинулись разбираться, оказалось, что мортиры старые, помнившие еще Петра Великого и по этой причине наверняка все с внутренними кавернами, отчего и лопнули стволы при очередном залпе. Увы, и большинство других орудий было ненамного лучше. Но стрелять было надо, и теперь, зарядив пушки, канониры отбегали подальше, лишь один (в очередь!) оставался с пальником подле орудия, чтобы произвести рисковый залп. К тому же ядра 12‑фунтовых пушек не могли сделать сколько-нибудь значительных повреждений трехаршинным массивным стенам крепости.

Так долго продолжаться не могло. Понимая это, Завалишин решил обложить Баку и с суши.

22 августа подполковник Асеев начал высаживать десант. Но, несмотря на противодействие бакинцев и отсутствие лошадей, Асеев не только обложил Баку и занял ближайшие высоты, но еще отбил у противника две пушки и три знамени. Впрочем, Хусейн-Кули-хан был по-прежнему полон решимости драться до конца, тем более что он наконец-то получил известие, что на помощь Баку спешит его старый союзник Шейх-Али Дербентский.

Узнал об этом и Завалишин. Нам неизвестно почему, но узнав о возможном приближении дербентцев, Завалишин почему-то надломился и потерял волю к победе.

Генерал-майор собрал военный совет. На совете мнения разделились. И Асеев, и Веселаго ратовали за продолжение осады, другие же, наоборот, были за ее снятие и чем скорее, тем лучше. После некоторого колебания Завалишин принял сторону вторых.

3 сентября еще до подхода Шейха-Али он приказал грузить десант на суда и уходить.

– Следуем к острову Сара, что у Ленкорани, – объявил Завалишин, – хоть поможем дружественному нам шагазскому хану вывести в пределы российские четыре тысячи его семейств, изъявивших желание принять наше подданство.

– Курс на Ленкорань! – объявил своим капитанам Веселаго. – Митрий, разворачивай карту соответственную!

Вооружившись циркулями, офицеры быстро определили курс и время перехода.

– Скоро будем на месте! – доложили мрачному Завалишину.

Паруса русских судов еще не исчезли с морского горизонта, как под стены Баку прибыли дербентский и хамбутайский владетели, чтобы уже не воевать, а лишь торжественно вступить в город.

Вскоре флотилия уже подходила к острову Саре. Но и там бедного Завалишина ждала неудача. Более двух месяцев стоянки у ленкоранских берегов ни к чему не привели. Шагизцы так и не появились.

Как оказалось впоследствии, талышинский хан просто не разрешил им проход через свои земли, боясь мести со стороны персидского шаха.

От Ленкорани Завалишин отослал отчет о своих действиях Цицианову, а также захваченные под Баку знамена. «Пылкий» Цицианов, прочитав послание подчиненного и увидев его трофеи, пришел в бешенство.

Из письма Цицианова Завалишину: «С получением знамен, взятых вами у бакинского хана, я устыдился, и еще сто крат стыднее бы мне было отправить их к высочайшему двору, ибо одно из них сделано из бахчи – платка, в который торговцы завертывают; другое – из онучи, которой персияне обвертывают ноги вместо чулка; а третье – холстинное, лезгинского покроя, но самого низкого. Знамена я здесь брал, но ни одного такого не видел. Не могу вам не заметить также противоречия, замеченного в ваших рапортах, в которых вы говорите, что подполковник Асеев от вас нигде не отставал, а по реляциям вашим вижу, что он везде впереди вас был и все берега занимал. Во всяком случае, вам лучше бы было и не свозить десанта, тогда бы хан счел, что вы приезжали только его постращать, а войска назначены были против Решта и сие заключение было бы для вас гораздо полезнее, чем взятие двух пушек и трех знамен храбрейшим из храбрейших Асеевым».

Справедливы ли были обвинения Цицианова? По большей части, думается, что нет. Завалишин, разумеется, потерпел неудачу, которая сразу же негативно сказалась на перемене отношения к нам всех закавказских ханов. Но серьезных ошибок он нигде не совершил, просто так сложились обстоятельства. Да и сил для решения поставленных перед Завалишиным задач было явно недостаточно. Так, в Персидском походе Петра I в 1722–1723 годах участвовало до 37 тысяч войск, а в Персидском походе Зубова в 1796 году до 35 тысяч. Что мог сделать Завалишин со своей горстью солдат?

При этом он поступил благоразумно, не дав уничтожить свой отряд ни под Рештом, ни под Баку. Победным поход его не получился, но и поражения не произошло.

Цицианов был человеком вспыльчивым и резким, но в то же время и отходчивым. Спустя некоторое время он успокоился и уже в письме императору ходатайствовал о награждении генерал-майора Завалишина за боевые действия в кампании 1805 года орденом Святой Анны 1‑го класса с алмазами. Помимо этого, особо просил Александра I обратить внимание на храброго подполковника Асеева.

* * *

А затем Цицианов принял самое роковое в своей жизни решение. Он приказал Завалишину свезти войска с судов на Апшеронский полуостров и пешим порядком следовать снова к Баку. Кроме этого, Цицианов направил к непокорной крепости и почти две тысячи солдат из других отрядов. Отправился он туда и сам, чтобы лично завершить то, что так неудачно начал Завалишин. Прежде всего, надо было уменьшить недовольство итогами кампании в Петербурге. Подчинив Ширванское и Бакинское ханства, наместник надеялся получить от Тегерана мир, установив границу между империями по рекам Куре и Араксу.

Дело в том, что в 1796 году, во время похода графа Зубова в Закавказье, Цицианов был назначен комендантом захваченного Баку и тогда близко сошелся с Хусейном-Кули-ханом. Именно это, полагал он, должно было в этот раз помочь ему в решении судьбы Баку.

– Уж с Хусейном я всегда смогу договориться, – не раз говорил генерал своим офицерам.

Помимо этого, наместник хотел наглядно продемонстрировать нелюбимому им Завалишину, как следует воевать.

На время своего отсутствия старшим начальником в Закавказье Цицианов оставил генерал-майора Портнягина.

Для похода наместник сформировал двухтысячный отряд при десяти орудиях и с присущей ему решительностью двинулся через Ширванское ханство, Баку. Завалишину и Каспийской флотилии снова предписали идти к Баку. Бакинскому хану еще раз предложили перейти в подданство России. Проект договора предполагал ввести в Баку портовое управление, в крепости поставить гарнизон в тысячу солдат. Хану было предложено и годовое содержание в 10 тысяч рублей. Но тот гордо отказался.

Тем временем Завалишин повторно высадил десант у стен Баку, и Хусейн-Кули-хан заперся в крепости.

Поход Цицианова начался 23 ноября 1805 года. С одной стороны, это было выгодно, снег, выпадавший в горном крае от Тавриза до Карабаха, отнимал у Аббаса-Мирзы возможность прислать помощь. С другой стороны, выпавший снег затруднял движение.

Зимний поход нелегко дался Цицианову, и он серьезно заболел. Тяжелые приступы заставляли его по несколько раз в день останавливаться, а затем догонять войска. По этой причине наместник пребывал в самом мрачном расположении духа.

– В таком настроении на войну не ходят, – говорили меж собой штабные офицеры, – так и беду накликать недолго!

30 января 1806 года Цицианов подошел к Баку и потребовал немедленной сдачи города. А чтобы старый друг Хусейн-Кули был сговорчивее, отряд егерей почти беспрепятственно занял передовое укрепление.

После недолгих переговоров Хусейн-Кули-хан согласился капитулировать. Сама капитуляция была назначена на 8 февраля. Казалось, что все самое трудное уже позади.

Утром назначенного дня князь Цицианов в полной парадной форме отправился принимать капитуляцию. С собой он взял лишь переводчика – подполковника князя Елизабара Эристова и казака, чтобы следить за лошадьми.

На слова Завалишина о том, что не помешала бы более многочисленная охрана, Цицианов ответил так:

– Я уже девять лет дружу с Хусейном-Кули-ханом, и большой конвой может его обидеть недоверием.

Местом встречи двух старых друзей был определен колодец в сотне саженях от крепостных ворот.

Цицианов прибыл к колодцу первым. Время шло, но Хусейн-Кули-хан все не показывался. Наместник мрачнел. Что-то складывалось не так, как планировалось.

– Елизабар! – обратился он к Эристову. – Езжай к воротам и напомни Хусейн-хану, что своей задержкой он оскорбляет представителя российского императора.

Эристов, пришпорив коня, помчался к воротам Баку, передал предупреждение Цицианова и вернулся обратно.

Наконец, из ворот выехали бакинские старейшины-беки и комендант с символическими ключами от крепости. Склонив головы в знак покорности, они преподнесли наместнику Кавказа хлеб и соль. Но ключи передавать не спешили.

– Почему я не вижу моего друга Хусейн-хана? – поинтересовался Цицианов, отламывая корочку хлеба и макая ее в соль, по старому обычаю.

– Хан боится, что вы злы на него, и не решается предстать пред вашим взором! – сообщил старший из беков.

– Зачем ему меня бояться? – удивился Цицианов. – Мы с ним старинные приятели, и я не держу на него зла. Пусть выезжает ко мне хоть с тысячным конвоем, я буду ждать его лишь с князем Эристовым! И передайте, что, в противном случае, переговоры будут прерваны, и я вернусь к бакинским стенам уже с солдатами и пушками.

Наконец из крепости выехал и сам хан в сопровождении охраны. Когда Хусейн-Кули подъехал, Цицианов сошел с лошади, и они дружески обнялись…

Цицианов еще не разжал своих объятий, как получил удар кинжалом в спину. Упавшего на землю наместника тут же безжалостно добили несколькими выстрелами в упор охранники хана. Одновременно был убит и Эристов. Уже мертвому Цицианову отсекли голову.

После этого Хусейн-Кули-хан вместе с телом и головой наместника ускакал в крепость.

Впоследствии говорили, что Цицианова убили приближенные хана, не желавшие капитуляции, а сам он якобы был в полном неведении. Но в это слабо верится.

По донесению Завалишина, Цицианова убил приближенный хана – Ибрагим-бек. При этом, обнимая Цицианова, Хусейн-Кули-хан развернул его спиной именно к Ибрагим-беку, чтобы тому удобнее было убивать наместника.

Как стало известно позднее, голову и руки российского наместника Ибрагим-бек лично отвез персидскому принцу Аббасу-Мирзе и тот пожаловал ему за предательское убийство титул хана и земли.

Большинство офицеров, взбешенные таким гнусным предательством, требовали немедленного штурма.

– Решается вопрос о чести и славе русской армии! – говорили они Завалишину.

Мщением горели и любившие Цицианова солдаты.

К сожалению, в данной непростой ситуации генерал-майор Завалишин оказался не на высоте. Гибель Цицианова подействовала на него удручающе. На немедленный штурм Баку он так и не решился.

Между тем пришла зима. Скоро осаждавшие уже довольствовались половинными пайками, стояли в снегу, без хлеба, без дров и без амуниции. Жестокие вьюги, начавшиеся с февраля и продолжавшиеся попеременно с дождем и морозом, развили болезни. Появилось много обмороженных. По малому числу палаток больные лежали на земле, укрытые одними шинелями, в большинстве изодранными; у многих солдат не было белья. Вскоре в отряде было уже не более тысячи здоровых, из которых только треть могла владеть оружием, остальные же до такой степени слабы, что не могли править службу.

Оставаться далее на одном месте без всякой деятельности было более чем неблагоразумно, а что еще можно предпринять, Завалишин не знал. Поэтому 11 февраля 1806 года он собрал военный совет из командиров частей и штаб-офицеров. Два-три голоса было подано в пользу штурма, но большинство членов совета было противного мнения, предоставляя усмотрению самого Завалишина – штурмовать Баку или нет.

И Завалишин предпочел отвести войска от крепости. Увы, любимец Суворова, пытавшийся всю жизнь подражать своему кумиру и сочинявший в его честь героические оды, сам героем не оказался. Что ж, в жизни бывает и такое…

Впрочем, объективные причины для ухода из-под Баку у него действительно были.

Спустя несколько дней все войска погрузили на суда Каспийской флотилии. После перехода к берегу Северного Дагестана там был высажен отряд Цицианова, который и отбыл к Кизлярской крепости. А сама флотилия вернулась в Астрахань.

К сожалению, зимняя кампания 1806 года стала последней и для легендарного полковника Карягина. Сказались все перенесенные раны и лишения – Карягин заболел лихорадкой, которая быстро развилась в гнилую горячку. Последней его наградой был орден Владимира 3‑го класса, полученный за несколько дней до кончины…

* * *

В лице князя Павла Дмитриевича Цицианова Россия понесла большую утрату. Управляя Кавказом всего три года, он смог за этот срок раздвинуть границы империи до Черного и Каспийского морей. Цицианов успокоил Грузию, усмирил лезгин, присоединил к России Имеретинское царство и Мингрельское княжество. Цицианов отбил персидское нашествие, штурмом взял Гянджу, подчинил Шурагельскую область, Карабахское, Шекинское и Ширванское ханства. Унял самоуправство местных ханов и беков. Отныне и навсегда Грузия была освобождена от постоянной угрозы со стороны Турции и Персии, перестала платить дань деньгами и рабами лезгинам и туркам. Цицианов приступил к постройке дороги от Кавказской линии в Грузию, обновил город-крепость Владикавказ, учредил постоянное почтовое сообщение по Военно-Грузинскому тракту. Наместник всячески поощрял русское образование в Тифлисе, требуя присылки туда русских учителей, доставки русских книг. Отправлял, несмотря на слезы матерей, десятки отпрысков благородных семей на учебу в Петербург. И все это за каких-то три года!

…Только после присоединения Баку к России останки Цицианова будут преданы погребению в городской армянской церкви. Через несколько лет прах наместника будет перенесен в тифлисский Сионский собор. Траурную процессию до самого Тифлиса будут сопровождать войска, отдавая воинские почести своему вождю. Весь Тифлис выйдет навстречу процессии, и толпы народа будут безмолвно сопровождать прах русского генерала и потомка картли-кахетинских царей. Над могилой Цицианова поставят памятник с эпитафией: «Под сим монументом сокрыты тленные останки Цицианова, коего слава переживет прах его».

Спустя годы о подвиге генерала Цицианова скажет великий Пушкин:

После убийства Цицианова временным наместником Кавказа был назначен скромный и толковый генерал-майор Портнягин.

Но Фетх-Али просчитался, рассчитывая на серьезную помощь англичан, согласно договору 1801 года. Его союзники стремились лишь использовать ситуацию в своих интересах. Поэтому, когда после ряда серьезных поражений в 1805 году Фетх-Али-шах стал настаивать на предоставлении ему оговоренной договором помощи, англичане немедленно потребовали за это передать им в аренду все причалы Каспийского моря, а кроме того, разрешить сооружение крепости в Бушире и предоставить им столь вожделенный остров Харк.

«Мы предоставим Персии самое лучшее оружие, если шах отдаст нам Персидский залив и Каспийское море».