Читать книгу Загадки золотых конвоев - Владимир Шигин - Страница 7

В дореволюционной России централизованная служба по подъему затонувших кораблей так и не была создана. Однако развитие флота рождало спрос на водолазные работы, и весной 1882 года в Кронштадте открылась Военно-морская подводная школа, подготовившая практически всех профессиональных российских водолазов.

Большевистское руководство посчитало, что в стране, промышленность которой разрушена почти полностью, легче поднимать корабли и металл со дна моря, чем налаживать их производство. Летом 1919 года В. И. Ленин подписал декрет «О национализации водолазного имущества», передававший все водолазное снаряжение Управлению водного транспорта, а в постановлении СНК от 5 января 1921 года говорилось о «боевой срочности» подъема кораблей, затонувших в Черном и Азовском морях.

В начале 1923 года в ОГПУ на Лубянке явился некий флотский инженер Владимир Языков с собранными им материалами о кладе, лежащем на дне Черного моря, и предложениями по его поиску и подъему. То, что сообщил невесть откуда явившийся инженер, было настолько необычно, что принять золотоискателя решил сам Феликс Дзержинский.

Языков рассказал, что с 1908 года он подробно изучал обстоятельства гибели английской эскадры в шторм 14 ноября 1854 года и готов тотчас же начать работы по поднятию драгоценностей. Свой рассказ инженер подкрепил толстой папкой документов по «Черному принцу».

Дзержинский полистал папку. Задумался. Дело, с которым пожаловал необычный инженер к чекистам, не имело ни малейшего отношения к борьбе с внешней и внутренней контрреволюцией, которой занималось ОГПУ, но все же было интересно. Как знать, может быть, пришедший инженер говорит дело и на дне Черного моря полным-полно золота, а для молодой Советской России оно было бы далеко не лишним!

В тот роковой февральский день 1923 года напористый инженер-романтик из Крыма, так легко добившийся в высших инстанциях благоприятного решения своего, ставшего вскорости государственным вопроса, фактически тем самым определил свою дальнейшую трагическую судьбу. Там, где большие деньги, свидетелей не остается. И, как ни кощунственно это звучит, смерть участников этой трагедии – один из самых весомых аргументов в пользу того, что сокровища были не выдумкой, не легендой, а реальностью.

Об аргументах инженера Языкова мы можем теперь лишь догадываться, так как уже через десяток лет после начала событий какие-либо документы, записи, отчеты, дневники, связанные с «Черным принцем», из архивов были тщательно изъяты.

Со своим проектом в ОГПУ инженер Языков решился обратиться далеко не сразу. Это был, скорее, уже шаг отчаяния. Вначале инженер побывал у заместителя председателя РВС Э. Склянского и комиссара при главнокомандующем Военно-морскими силами В. Зофа. В обоих случаях кладоискателю вежливо указали на дверь.

Дзержинский вопреки всему встретил Языкова куда более приветливо. Подумав, он не выставил просителя, а отправил к начальнику Особого отдела ОГПУ Генриху Ягоде. Перспектива достать со дна моря английские миллионы заинтересовала чекистов – в условиях отказа от политики военного коммунизма лишняя золотая валюта пришлась бы весьма кстати.

Уже через несколько дней инициативная группа в составе Владимира Языкова и инженера-механика Евгения Даниленко (автора проекта специального глубоководного снаряда) поступила в распоряжение ОГПУ и была зачислена на все виды довольствия.

13 марта 1923 года на свет появился приказ о создании Экспедиции подводных работ особого назначения (ЭПРОН) при Особом отделе ОГПУ СССР. Руководителем ЭПРОНа был назначен опытный чекист Л. Захаров-Мейер. Невероятно, но руководство ОГПУ в те дни было буквально одержимо идеей морских сокровищ. Иначе как объяснить тот факт, что уже в августе 1923 года полпред СССР в Лондоне Леонид Красин получил указание собрать все сведения не только о «Принце», но и о… «Титанике».

Что касается назначенного начальником ЭПРОНа Льва Захарова (партийный псевдоним – Мейер), то он – личность в истории с золотом «Принца» весьма особая.

Из воспоминаний внучки Захарова – Мейера:

«По партийной мобилизации, а не по зову сердца Лев Николаевич (Захаров – Мейер) стал чекистом. Он, конечно, знал о расстрелах “прямо по спискам”, да, вероятно, и сам был в какой-то мере причастен к красному террору. Однако, как только в рамках ЧК появилось нечекистское дело, Лев Николаевич с радостью на него согласился. Он основал ЭПРОН – Экспедицию подводных работ особого назначения – и в 1923–1930 годах руководил ею. Разыскивание и подъем с морского дна затонувших судов на Черном, Азовском, Каспийском, а позже Балтийском и Белом морях захватило Мейера (под этим чекистским псевдонимом знали Льва Николаевича эпроновцы). Много раз в течение года Мейер выезжал в Севастополь, Новороссийск, Ленинград, оставаясь подолгу там, где работы были самыми напряженными и опасными. Его друзьями в то время стали корабельные инженеры, водолазы, отчаянные храбрецы, часто рисковавшие жизнью ради захватившего их дела. Все началось с поисков золота на затонувшем еще в Крымскую войну английском корабле “Принц”… За первые семь лет работы экспедиция собрала сведения о затонувших и затопленных военных и гражданских судах на морях и реках Союза, восстановила водолазное и спасательное дело, основала водолазную школу в Балаклаве, подняла из воды и дала промышленности тысячи тонн черного и цветного металла, передала на восстановление много военных и гражданских судов, часть которых вскоре уже использовалась по назначению. И все это без субсидий и дотаций. Поднятый по инициативе Мейера миноносец “Калиакрия” вошел в строй под новым именем – “Дзержинский”».

Постройку глубоководного аппарата, с помощью которого предполагалось вести поиск «Черного принца», контролировал лично Ягода. Аппарат конструкции инженера Даниленко позволял осматривать морское дно на глубине 80 саженей. Аппарат не только имел «механическую руку», но и был оборудован прожектором, телефоном и системой аварийного подъема в случае обрыва троса. Экипаж аппарата состоял из трех человек, воздух подавался по гибкому резиновому шлангу.

На московском заводе «Парострой» 10-тонный снаряд из сверхпрочной стали изготовили всего за три месяца. Руководил постройкой крупнейший инженерный авторитет СССР – Василий Шухов (создатель знаменитой телевизионной вышки в Москве). Ход работ контролируют лично Генрих Ягода и член Реввоенсовета СССР Иосиф Уншлихт.

Одновременно предприняли шаги по сбору как можно более точной информации о месте гибели «Принца». С гидросамолета произвели аэрофотосъемку Балаклавской бухты, опросили местных жителей – очевидцев дореволюционных поисков затонувшего корабля, послали даже запрос в Рим на имя инженера Рестуччи. Однако все эти усилия оказались тщетными – что-либо конкретное ЭПРОНу выяснить не удалось. Никто из опрошенных не мог указать точное место гибели «Принца». Показания оказывались крайне противоречивыми.

Наконец тральщики произвели промеры глубин, и весь предполагаемый район гибели «Принца» был разбит вехами на квадраты. В первых числах сентября 1923 года начали осмотр западных от входа в бухту подводных скал.

Первый советский водолазный врач Константин Алексеевич Павловский вспоминал впоследствии: «Нас было около тридцати, первых эпроновцев, а в распоряжении экспедиции испытанный снаряд Даниленко, баржа “Болиндер” с лебедкой и буксирный катер. Нам казалось, что найти “Принца” будет не так уж трудно: он был единственным железным судном, погибшим в том урагане. <…> Дно моря было сплошным кладбищем деревянных кораблей. Поначалу мы проходили мимо остатков из мореного дуба, цепей, якорей, мачтовых поковок, но кто-то предложил заняться попутно подъемом всего ценного, что встречалось на пути. В конце концов операции эти настолько развились, что понадобилось увеличить число водолазов и образовать специальную подъемную группу».

Прошли весна, лето и осень 1924 года. Но «Принц» так и не был найден.

Неожиданно утром 17 октября один из учеников Павловского обнаружил на морском дне недалеко от берега торчавший из грунта железный ящик странной формы. Попробовали подвести под него строп, но безуспешно. Заинтересовавшись находкой, Павловский пригласил опытных водолазов. Вскоре подняли ящик на поверхность – это был изъеденный ржавчиной допотопный паровой котел кубической формы, с чугунными дверцами и горловинами. Необычная находка заставила эпроновцев тщательно обследовать этот район. Под обломками скал, обрушившихся с береговых утесов, водолазы нашли разбросанные по всему дну остатки большого железного корабля, наполовину занесенного песком. Достали даже мачту, из которой впоследствии для заместителя председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского изготовили шахматный столик и шахматы.

За два месяца работ водолазы подняли со дна еще десятки кусков железа различной формы и величины, часть обшивки борта с тремя иллюминаторами, медицинскую ступку из белого фарфора, несколько неразорвавшихся бомб, медные обручи от бочек, железный рукомойник, части паровой машины, почти сгнившую пачку госпитальных туфель, свинцовые пули. И ни намека на золото…

Что касается счастливого обладателя шахмат Менжинского, то он настоял, чтобы ЭПРОН не разгоняли, а поручили ему новое дело. Из письма Менжинского: «Когда выявилась проблематичность задуманного мероприятия, я доложил начальству, что ликвидировать начатое дело не стоит. Экспедицию стоит повернуть на путь развертывания других водолазных и судоподъемных работ, так как, отказавшись от “золотых надежд”, можно с успехом взять реванш на подъеме судов, место гибели и ценность которых достоверно известны».

* * *

Перед Новым годом в районе Балаклавы начались жестокие штормы, работы пришлось прекратить.

К этому времени поиски «Принца» обошлись ЭПРОНу почти в 100 тысяч рублей. Страна была не так богата, чтобы выбрасывать на ветер столь значительные суммы. Результатов по-прежнему не было никаких, не осталось уже и особой надежды на то, что золото в обозримом будущем будет найдено. Встал вопрос, как быть дальше, стоит ли продолжать работы. Мнения специалистов разделились. ЭПРОН не мог найти достоверных документов, подтверждавших наличие золота на «Принце». Наркомфин, естественно, не горел желанием отдавать огромные деньги на столь сомнительное предприятие, как подводное кладоискательство. Запросили советское полпредство в Лондоне. Вопросом добычи информации о золоте «Принца» в архивах британского адмиралтейства занимался лично полпред Советской России в Англии Красин. Но давность события, законы, ограничивающие допуск иностранцев к архивам, а скорее всего, нежелание посвящать большевиков в свои тайны заставили лордов адмиралтейства отделаться от Красина общей фразой, что они, мол, старались, но ничего конкретного сказать не могут. Сообщение Красина было решающим. После этого руководство ОГПУ признало, что дальнейшее проведение работ в Балаклаве нецелесообразно. На этом экспедиция была свернута.

Итак, в конце 1924 года группа перешла в Севастопольскую бухту, набитую после Крымской, Первой мировой и Гражданской войн остовами различных судов, кабелями, тросами, противоминными сетями и десятками затонувших и притопленных барж, катеров и военных кораблей. На северном рейде лежали несколько подводных лодок и выброшенный на берег эсминец «Гневный», в южной части – миноносец «Заветный», а у входа в бухту проглядывался затопленный дредноут «Императрица Мария». Не было в послереволюционную пору цены тому, что поднималось со дна и снова начинало служить Родине. Эпроновцы возвращали к жизни целый флот.

Особенно выгодно было поднимать боеприпасы, оружие и военное снаряжение, за которые щедро платил Наркомвоенмор. Поэтому самым удачным в коммерческом отношении стало завершение начатого еще перед революцией подъема артиллерийских башен линкора «Императрица Мария». За первые 10 лет существования ЭПРОН подняла 110 судов, 13 тысяч 852 тонны черного металлолома, 4 756 тонн брони, 1 200 тонн цветного металлолома, 2 387 тонн военного имущества и т. д. У ЭПРОНА была вполне счастливая дальнейшая судьба, но это уже совсем другая история.

До сих пор принято считать экспедицию ЭПРОНа 1924 года провальной и безрезультатной. Но все ли мы знаем о делах ОГПУ в Балаклаве в 1924 году? Напомним, что поиск подводного золота был поручен именно чекистам, а не какой-либо другой организации. Случайность ли это? Каковы были на самом деле результаты тех подводных работ? Мы еще вернемся к деятельности ОГПУ у побережья Балаклавской бухты.

А пока скажем, что как раз в 1920-х советское правительство получило предложение японской водолазной фирмы «Синкай Когиоссио Лимитед» поднять золото с «Принца». Начиналась новая, весьма важная и интересная страница в истории погибшего парохода.