Читать книгу Максим и Фёдор - Владимир Шинкарёв - Страница 9

Илья Давидович Кобот, с одной стороны, не любил соседей Максима и Федора, даже писал на них заявления, что Федор по ночам кричит, что водят собутыльников, писают в коридоре и на кухне, но, с другой стороны, говорят, обычно соседи и похуже этих… Федор такой горемычный, не нахамит, а Максим хоть и строгий, будто командир, да все спит больше.

Как-то вечером Кобот сидел у них в гостях, пил чай, – надо же иногда посмотреть, как люди живут. Да вот тоже выбрал, на кого смотреть… С самого начала лучше было уйти, с самого начала ругань у них пошла – то Максим Федора изругал, зачем вермуту купил, когда в магазине портвейн есть, потом опять изругал, зачем Федор с пивом балуется: у бутылки крышку открывает и снова пришпандоривает.

Еще в тот вечер Федор во все фразы вставлял какое-то мерзкое слово, которому его научил ученик Василий, – слово «пантеизм». Ну, например: «Что, нальем еще пантеизму?» – про вермут. Или: «Пантеишно я нынче пивка попил!» Кобот специально вышел, посмотрел в энциклопедическом словаре это слово – нету!

Вот так посидели, молчали в основном, и вдруг – дверь открывается – на пороге стоит милиционер.

Причем кто ему дверь открыл входную?

Илья Давидович очень, конечно, напугался, но все-таки ясно, что не за ним же милиционер пришел, за Федором, вернее всего. Максим и был злой, а тут аж черный весь стал – тоже на Федора подумал. «Ну, жопа, доорался по ночам!» Сам Федор как-то не сориентировался: «Это чего… чего он тута?»

Милиционер обвел всех мрачным взглядом, особо задержав его на Федоре, и спросил:

– Который тут Кобот?

Сердце у Ильи Давидовича больно застучало, а всего мучительнее было стеснение перед Максимом и Федором, которые, пьянь политурная, еще смотрят с сочувствием.

– Я… Кобот…

– Ну, здравствуй, Кобот, – после паузы сказал милиционер, снимая фуражку.

– Здрасте…

Илья встал и вытянул руки по швам. Максим взял со стола пару бутылок вермута и поставил на пол. Милиционер перевел испытующий взгляд с Кобота на Максима:

– А вы тоже здесь проживаете?

– Здеся, – спокойно ответил Федор, – пантеишно.

– Ну, здравствуйте и вы. Сосед я вам новый буду, Пужатый Алексей Степанович.

От внезапности этой сцены и проклятого бушующего сердца с Кобота лил пот, ноги дрожали. Он дугой пошел к двери, не замечая удивленного взгляда милиционера.

– Чего это он, больной, что ль? – спросил Пужатый.

– Жопа, – не сразу ответил ему Максим и выпил полстакана вермута.

* * *

Новый жилец быстро почувствовал себя в квартире по-свойски, точнее, в первый же день. Наутро, когда Кобот ставил чайник, в коридоре послышался задорный свист и на кухню в одной майке вышел Пужатый.

– Здорово! – громко сказал он.

– Доброе утро, – ответил Илья Давидович.

Эту фразу он заранее приготовил, чтобы сказать милиционеру, – знал, что очень растеряется после вчерашнего, не сразу сообразит, что сказать.

– Ты чего вчера отвалил-то? Испугался, что ли?

Кобот покраснел, не зная, как ответить.

– Чего ты все мнешься?

Илья молча мыкался с газом, но зажечь никак не получалось. Пужатый зажег газ на своей конфорке, поставил чайник и, сев на табурет, стал следить за Коботом.

– Ты где работаешь?

– В Механобре работаю… – подумав, ответил Илья.

– Как-как? Что такое?

– Так называется.

Последовала тягостная пауза. Кобот, с такой натугой включивший газ, выключил его и пошел к себе в комнату. Войдя, он, как и вчера, долго и быстро ходил туда и сюда, ни о чем не думая.

* * *

Вечером, возвращаясь с работы и уже подойдя к дому, Илья Давидович увидел в дверях Пужатого, безотчетно, неосознанно повернулся и, съежившись, прошел мимо дома.

– Эй, Кобот! – окликнул его Пужатый.

Кобот, пометавшись на месте, подошел.

– Ты чего это от меня шарахаешься?

– Да нет, я… мне надо было…

– Темнишь все. Я же видел, ты к дверям шел.

Было уже темно, и это придавало сцене зловещий оттенок.

– Ну шел, да вот в магазин решил сходить! – с надрывом сказал Кобот.

Пужатый молчал, лицо его было в тени, на пуговицах обмундирования светились колючие звезды. Илья немного помолчал за компанию и отошел за дом, где и промыкался с полчаса для отвода глаз.

* * *

Вечером перед сном Илья Давидович, чуть заглянув на кухню, отшатнулся и замер за дверью. Красный, распаренный Пужатый со стаканом в руке шептал Федору:

– Этот Кобот, я смотрю, тот еще корефан. Еще утром заметил: что за ядрен батон – морду воротит, боится чего-то. Сейчас вот в магазин за вермутом иду, гляжу – мать честная – Кобот! Увидел меня и шмыг в сторону, воротником прикрывается. Ну, думаю, видать, за тобой водится… Да еще спрашиваю: «Где работаешь-то?» А он мне говорит: «В хренобре!» Ну, думаю, гусь ты хорош!

– В Механобре! В Механобре я работаю! – забывшись, пролепетал Илья из-за дверей.

Это был сильный и неожиданный эффект. Даже Федор с испугом глянул на дверь, а Пужатый вскочил и, выбежав из кухни, наткнулся на вытаращившего глаза Илью Давидовича. Они некоторое время стояли молча, почти вплотную, блестя глазами и взволнованно дыша.

– Ага… – сказал Пужатый, поправляя майку.

Илья, шатаясь, побежал к себе в комнату.

– Идиоты, что за идиотизм, – бормотал он. – Фу! Как все… Фу! Идиотизм абсолютно.

Он подошел к зеркалу и напряженно глянул в него. Зеркало мудро, матово светилось вокруг искаженного отчаянием лица. Илья, не в силах чем-нибудь заняться, долго стоял у зеркала, то так, то сяк выворачивая голову и скаля зубы. Это бессмысленное занятие давало какой-то выход напряженности, невесть за что свалившейся.

Сухо и зловеще тикал будильник.

Дверь без стука отворилась, и в комнату вошел Пужатый, уже в форме, в сапогах. Не спрашивая разрешения, он сел за стол, вынул папиросу и, разминая ее, стал разглядывать скромную, но благообразную комнату.

Илья Давидович, как пойманный за руку вор, понурившись, стоял у зеркала.

– Кобот, что вы, собственно, скрываете? – медленно сказал Пужатый.

– Я, Степ… Александр Степанович, совершенно не могу понять, что… за что вы меня… вот так спрашиваете.

– Ах так, значит, я виноват, да? Я вас преследую? Это я, выходит, виноват? Ведь так у вас получается?

– Нет, но вы Федору там говорили… Ну там…

– Ну-ну. Я слушаю.

Илья Давидович молчал.

– Ну, я слушаю вас.

– Вы говорили, что я воротником прикрываюсь…

– Хватит ерунду пороть. Кстати, если уж вы хотите обсудить именно этот случай: я после нашей встречи был в магазине. Вы и сейчас будете утверждать, что направлялись именно туда?

Илья молчал.

– Вы, Кобот, видимо, обеспокоены моим вселением в квартиру, да? Да или нет?

В буфете тонко пискнули фужеры. Страшно тикали часы.

– Может, хватит в молчанку играть?!! – закричал Пужатый, с силой всаживая папиросу в стол.

Илья Давидович дернулся, как от электрического удара, и отбежал к окну. Пужатый, опрокинув стул, поднялся и вышел из комнаты.

Кобот, широко открыв глаза, смотрел в пространство. Очнувшись, он опрометью кинулся в коридор, надел пальто и выбежал на улицу.

* * *

На улице все казалось кошмаром: дул долгий ветер из всех переулков; прохожие, как солдаты, ходили от одной остановки автобуса к другой, фонари, машины… Спрятаться было негде.

Домой Илья решился вернуться поздним вечером.

Не раздеваясь, на цыпочках он прошел в свою комнату, разделся там и, совершив несколько кругов по комнате, высунул голову в коридор. На кухне ожесточенно стукались стаканы и гремел голос Пужатого:

– Да ведь враг он, враг! Вражина натуральный. Что ты будешь делать – вижу, что враг, а прищучить не могу… Но погоди – видишь ты Алексея Пужатого? Он у меня не уйдет! Не уйдет, сам себя выдаст!

На следующий день Илья Давидович смалодушничал, не пошел домой совсем. Впервые за долгое-долгое время он ночевал не дома. Попросился к приятелю, то есть к сослуживцу. Там было вроде и хорошо – поиграли в карты, поговорили о работе, а все равно тяжело на непривычном месте, да и неудобно.

Потом вместе поехали на работу; там как-то забываешься, очищаешься, все нерабочее время кажется коротким и малозначительным. После работы, для окончательной разрядки, Илья еще сходил в кино на «Версию полковника Зорина» и совсем спокойный направился домой. Сколько можно, в конце-то концов, пугаться этого идиота-милиционера? Нужно спокойно и насмешливо дать понять, какого дурака он валяет; еще лучше бы осадить его как следует, поставить на место… нет, ну его к черту, не стоит.

Кобот вошел в квартиру, разделся (даже почистил пальто щеткой), не таясь прошел к себе в комнату, где хладнокровно сел за стол с книгой «Заметки по истории современности».

Почти тотчас же в комнату вошел Пужатый и расположился напротив Ильи. Илья Давидович оторвал глаза от книги, холодно посмотрел на Пужатого и снова погрузился в чтение. Милиционер забарабанил пальцами по столу, едко глядя на читающего Кобота:

– Книжечку читаем?

Илья продолжал смотреть в книгу.

– А ну положить книгу! Смотреть на меня! – как никогда страшно, закричал Пужатый, с силой хлопнув раскрытой ладонью по столу.

Все затрещало, книга упала на пол.

Коботу уже некуда было смотреть, и он со страданием взглянул на Пужатого. Тот сидел весь красный и тяжело дышал.

– Алексей Степанович, я думаю, пора наконец… – начал Илья.

– Кобот, что вы делали сегодня ночью? – перебил его Пужатый.

– Я… что? Спал, ночевал…

– Где? Адрес?

– Да что, при чем тут… на работе, то есть у сослуживца…

– Интересная у вас работа, я замечаю… Адрес я спрашиваю!

Илья Давидович понял, что лучше не выламываться, а спокойно отвечать на вопросы, чтобы Пужатый перебесился, понял, что не прав, и отстал. Однако адрес сослуживца действительно невозможно было вспомнить теперь, в таком лихорадочном состоянии.

– Не помню точно сейчас. Я так могу показать, а завтра спросить могу.

– Значит, где были ночью, не помним? Или, может быть, не хотим вспоминать?

Жилы на шее у Пужатого вздулись и мерцали. Он встал, окинул комнату внимательным взглядом и, хлопнув дверью, вышел.

Илья застонал, вскочил, стал метаться. Подбежав к двери, однако не совсем, чтобы не было вида, что он подслушивает, замер. Через некоторое время раздался звонок – пришел Василий, ученик Федора, принес вермуту, плясал, напевая что-то восточное. Федор внушительно выговаривал, что портвейн пантеишнее вермута. Неожиданно раздался властный голос Пужатого:

– Не шуметь! Передвигаться по квартире осторожнее! В квартире – Кобот!

* * *

Поздно вечером, когда все уже утихли, Илья на цыпочках пошел по коридору в туалет, с опаской прислушиваясь на каждом шагу. Нащупав дверь, он медленно, чтобы не скрипела, открыл ее, вошел и стал тихо-тихо закрывать.

Вырвался грохот, в коридоре вспыхнул свет. Пужатый схватился за почти уже закрытую дверь и рванул на себя с пронзительным криком:

– Стой, гад! Теперь не уйдешь!!!

Илья до крови вцепился в ручку, однако дверь неотвратимо распахивалась. Кобот затравленно вскрикнул и закрыл голову руками.

Пужатый с полминуты постоял в дверях, грозный, как памятник, и, ничего не сказав, быстро пошел в свою комнату, оставив после себя тревожный запах винного перегара.

* * *

Часа через три, когда Кобот стал задремывать на диване, куда он прилег не раздеваясь, в коридоре послышался резкий, неприглушенный стук сапог. Прямо в ушах заскрипело страшное шуршание, и потом голос из громкоговорителя:

– Внимание, Кобот! Вы окружены! Всякое сопротивление бесполезно! Выходите и сдавайтесь!

Илья до боли вытаращил глаза, вцепился зубами в руку и укусил ее.

– Повторяю, Кобот, всякое сопротивление бесполезно! Выходите и сдавайтесь!

Снова напряженное, выжидающее шуршание. Хлопнула дверь, и потом голос Максима:

– А вот ты поори у меня, говно! Хватит, один засранец по ночам орет, еще второй нашелся!

– Всем оставаться в помещениях! – ответил Пужатый в громкоговоритель.

– Я тебе, жопа, покажу помещение!

В коридоре еще некоторое время ходили, зажигали и тушили свет – Кобот был почти в беспамятстве. Он рванул на груди рубаху и откинулся на спину, хрипло дыша.

* * *

Под утро Илья Давидович забылся тяжелым, неспокойным сном. Часто просыпаясь, он тут же забывал кошмарные сновидения, так как действительность казалась еще хуже, гаже и непонятнее. От малейшего шороха он просыпался и, вытягивая шею, сонно таращился во все стороны.

Когда в комнате стало светать, когда невнятные клубы мебели стали уже оформляться, хоть и непонятно во что, дверь резко распахнулась и из проема послышался голос Пужатого:

– Ни с места! При малейшем движении стреляю! Руки вверх!

Черная фигура вынырнула из темноты и метнулась к выключателю.

Кобот пружиной распрямился, одним движением снял предохранитель и нажал на курок.

Бахнул выстрел, и черная фигура шлепнулась на пол.

* * *

Забегали в коридоре. Максим включил свет. Перевернули на спину Пужатого. Прямо напротив сердца на синей форме расплывалось страшное пятно крови. Кобот забился в угол дивана, поминутно разглядывая руки и шаря под собою.

Все, как обалделые, смотрели на грузный, нелепый труп.