Читать книгу Оправдание капитализма в западноевропейской философии (от Декарта до Маха) - Владимир Шулятиков - Страница 3

Этот же вопрос – вопрос о несоизмеримости духовного и материального «начал», об отсутствии между ними непосредственной связи был, выдвинут, и решался первоучителями новой философии. Различные решения его и обусловили собой различие между картезианством[8], спинозизмом[9], окказионализмом[10], воззрениями Мальбранша[11] и Лейбница[12].

В большинстве случаев историки философии, обращаются к читателям с просьбой не придавать серьезного значения всем рассуждениям о духе, духовной субстанции, Божестве, содержащимся в названных системах. Эти рассуждения, видите ли, не более, как простая дань, которую «отцы» философии заплатили средневековью, элементы, навеянные извне, чуждые сущности их миросозерцания. Почтенные комментаторы вводят своих читателей в заблуждение.

Спиритуалистические мотивы являются органической принадлежностью «отцов». Средневековье тут решительно ни при чем.

Вообще, когда при объяснении какого-либо факта апеллируют к иррациональному веянию прошлого, этим самым отказываются объяснить данный факт. Так и в этом случае. Если средние века много говорили о духовных субстанциях, отсюда еще не следует, чтобы Ренессанс[13] и последующие эпохи не имели оснований распространяться на ту же тему. О спиритуалистических симпатиях Ренессанса и последующих эпох обыкновенно упоминают вскользь, но они очень характерны[14].

Те же вышеупомянутые комментаторы обстоятельно доказывают, насколько разнятся представления Декарта[15], Спинозы[16], Лейбница[17] о божестве и духе от соответствующих средневековых представлений. Чистая духовная субстанция в средние века была неизвестна: в средние века различие между духовным и материальным началом определялось, как различие скорее количественное, а не качественное. В средние века Бог стоял ближе к миру, а дух был, связан с телом более непосредственными узами.

Декарт первый решительно противопоставил духовное начало материальному, как величины, не имеющие между собой ничего общего, первый заявил, что о прямом взаимоотношении их не может быть и речи. Таков был пролог новой философии. Этот пролог указывал, что на историческую сцену выступала новая организаторская группа, новый класс, разделенный от «организуемой» им массы, на почве производства, более глубокой пропастью, чем пропасть, существовавшая между средневековыми организаторами и организуемыми. Не трудно догадаться, что это был за класс.

Это была буржуазия, буржуазия эпохи мануфактурного капитала.

Она «организовала» пролетариат и от последнего, действительно, отстояла в производственном отношении дальше, чем средневековый ремесленник от своих подмастерьев.

Средневековый ремесленник, будучи организатором, в то же время выполнял и исполнительские функции – работал вместе со своими подмастерьями. Мануфактурист-буржуа знает функции только одного типа: он – организатор чистой воды. В первой случае, почва для того дуалистического «способа представления фактов», который выяснил тов. Богданов, правда дана, но все же антитеза организатора и исполнителя несколько завуалирована и потому соответствующая ей, в области идеологии, антитеза духовного и телесного, активного и пассивного начала не могла вылиться в резкую форму. Во втором случае, напротив, противопоставление должно было получиться решительное.

Присмотримся ближе к внутреннему строению мануфактуры. Мануфактура, как известно, дифференцировала рабочие силы и установила целую иерархию их. В мастерской средневекового ремесленника не было места для представителей так назыв. необученного, неквалифицированного труда. В мануфактурной мастерской работа им находится. Они составляют «нижний пласт». Над ними располагаются другие пласты, другие рабочие группы, различающиеся между собой по степени квалификации. Уже в их среде образуются некоторые организаторские наслоения. Идя далее по восходящей лестнице звеньев, мы видим группы, заведующие технической постановкой предприятия и администраторов. Владелец предприятия «освобожден», таким образом, не только от всякого физического труда, но и от многих чисто организаторских обязанностей. Старый ремесленник был связан с известной профессией; этой связи мануфактурист не знает. Употребляя термин В. Зомбарта[18], он – «безличный руководитель». Для него, лично не принимающего участия в технической деятельности, самый характер этой деятельности, способы производства получают относительное значение. Он «относится индифферентно к способу изготовления продуктов и даже до известной степени к тому, какие вообще продукты изготовляются в его предприятии… Капиталист соединяет именно те производительные силы, комбинации которых обещают наибольший успех в данный момент». К рабочим он относится «только как к объектам»[19].

По образу и подобию этого, действительно, «освободившегося» от всякой близости к «общественным низам» и от «мелочных забот», верховного организатора мануфактурного предприятия и строится пресловутое представление об абсолютно свободной чистой духовной субстанции, о божестве, совершенно независимом от мира и противостоящем ему. Одновременно с этим «пафосом расстояния», образовавшегося между участниками хозяйственной организации, диктует новый взгляд на «материю». Последняя, в свою очередь, «очищается». К понятию о теле, учит Декарт, не должно примешиваться ничего из свойств духовной субстанции; ошибочно на актив материи заносить разные качества, ей не принадлежащие; тело может быть только телом, голой материальностью и ничем больше.

Столь решительное разграничение понятий о духовном и материальном началах, отнюдь, однако не обуславливает исключительного интереса к «потустороннему миру» и отказа считаться сколько-нибудь серьезно с миром «преходящих явлений». Как раз, наоборот: в противоположность средневековым мыслителям, «отцы» новой философии уделяют в своих системах миру преходящих явлений очень много внимания, подробно изучают его строение, развитие, законы соотношения его частей, создают натурфилософию. Та же самая «возвышенная» позиция руководителей мануфактурных предприятий, которая внушила отцам новой философии «чистую» идею организаторской воли, подсказала им, равным образом, механическое объяснение процессов материальной действительности, т. е. процессов, имеющих место в среде организуемой массы.

Дело в том, что руководитель мануфактурного предприятия – лишь конечное звено в довольно длинной цепи организаторских звеньев. По отношению к нему остальные организаторы являются подчиненными и, в свою очередь, противостоят ему, как организуемые. Их функции, их деятельность не могут, поэтому, быть отнесены на счет высшего начала – чистой духовной субстанции. Правда, приравнять их без остатка к низшим пластам мануфактурной мастерской нельзя: по сравнению с последними они все же остаются организаторами. Они – выражаясь языком метафизики – индивидуальные духи. Но поскольку их роль отлична от роли главного руководителя, поскольку она сводится к участию технической работе, от каковой главный руководитель, «освободился», постольку их «духовный» характер стушевывается, постольку их деятельность оценивается, как деятельность «материи».

Предприятие, взятое как та или иная техническая организация, стоит, так сказать, отдельно от предпринимателя[20]. Предприниматель вкладывает капитал в известное производство, организует сбыт продуктов, и этим задача его исчерпана. Часы заведены, стрелки двигаются, но нельзя сказать, что их передвигает собственник часов: ход их определяется работой внутреннего механизма (любимое сравнение метафизиков мануфактурного периода). Точно также предприятие имеет свой внутренний механизм, работу которого нельзя игнорировать.

Подобно собственнику часов, декартов Бог «заводит» мир. Он, поясняет французский мыслитель, есть причина движения материи; без его воздействия материя инертна. Но раз она приведена в движение, последнее совершается согласно строго определенным законам, вытекающим из свойства материи. Бог не действует по произволу: понятие о произволе исключается понятием, о совершенстве Бога.

В человеческом теле пребывает душа. Но связь души с телом нельзя, поясняет Декарт, представлять себе так, как будто первая дает жизнь второму. Необходимо отказаться от подобного, общераспространенного, но крайне наивного воззрения. Душа жизни не создает и не разрушает. Жизнь следует понимать как механизм тела. Войти в тело душа может только при наличии этого механизма. И воздействие души на тело, подобно воздействию Бога на мир, отнюдь не носит характер чего-то произвольного. Движения тела определяются его внутренним строением.

Так слагается новое дуалистическое миропонимание. Так спиритуалистические мотивы дополняются механистическими. И те, и другие одинаково являются необходимыми, существенными частями философской системы.

Буржуазная система вообще двуликий Янус[21]. В рамках капиталистического общества антитеза организаторов-собственников и руководителей предприятий и организуемых пролетариев неустранима. Неустранима, следовательно, и необходимость для буржуазии полагать в основу своего мировоззрения противоположность двух начал. Правда, решительную формулировку дуализма мы находим лишь в картезианстве, – системе, созданной как раз на заре новой хозяйственной эры; правда, последующие философские системы, начиная со спинозовской, объявляют картезианское противоположение Бога и мира, духа и тела противоречивым. Но преодолеть дуализма они не могут: дуализм лишь проводится в них так или иначе замаскированным образом. Не о торжестве над дуалистической точкой зрения свидетельствуют, в свою очередь, материалистические и позитивные системы буржуазной философии. Разница между буржуазной метафизикой и буржуазным «положительным мировоззрением» не так велика, как это с первого взгляда может показаться. Мы имеем разницу скорее «количественную», чем «качественную». Спор, ведущийся в рядах буржуазии между сторонниками чисто умозрительного и эмпирического методов, между сторонниками старой метафизики и новой «научной философии» – это спор, так сказать семейный. Атака со стороны материализма направлена не против основной предпосылки, выдвинутой метафизикой: понятие об организующей воле материализмом не зачеркивается. Оно фигурирует лишь под другими наименованиями: «дух» заменяется, напр. «силой».

В эпохи, когда известная форма капиталистических предприятий, являющихся в техническом отношении шагом вперед, ведет энергичную борьбу за существование, готовится к решительной схватке с отсталым противником, «механистические мотивы» подчеркиваются особенно рельефно, «спиритуалистические» стушевываются.

В XVII в., в дни своих «бурных стремлений», английская буржуазия проповедовала учение, согласно которому все в мире должно объясняться как движение материальных частиц, совершающееся с механической необходимостью. Английская буржуазия закладывала тогда фундамент крупнокапиталистического хозяйства. Мануфактура расчищала себе путь, завоевывала себе право на жизнь. Ей требовались рабочие руки, в которых отказывала ей организация мелкобуржуазной цеховой промышленности. Непременное условие существования мануфактуры – соединение под кровлей одного предприятия рабочих разной квалификации и разных профессий. Цехи не допускали подобного соединения. Они держались именно благодаря «закрытым дверям», заставам, разделявшим отдельные области, ячейки, подъячейки разных производств и препятствовавшим передвижению рабочих сил. Противоположность интересов цеха и мануфактуры оказывалась, таким образом, непримиримой. Вопрос шел о жизни или смерти для обеих борющихся сторон. Соединение рабочих было боевым лозунгом мануфактуристов. И философы их разъясняли, на своем языке, этот лозунг, возводили его на степень универсального обобщения. Весь мир изображался ими в виде организации материальных частиц, соединяющихся согласно имманентным законам. Видимого исключения не составлял и «дух»: его характеризовали как тело, … само собой разумеется, тело… особенное, «тонкое» (Гоббс[22]), обладающее качествами и способностями, резко выделяющими его из среды остальных организмов, – тело высшего ранга.

Очередной темой была тема о внутреннем строении предприятия. Ее и разрабатывали подробно. Писались трактаты о персонифицированном капитале.

Подобными же трактатами наводняла книжный рынок французская буржуазия во вторую половину XVIII ст. Тогда она сводила решительные счеты со старым режимом, который своей системой промышленной регламентации