Читать книгу Две поэмы и избранные стихи - Владимир Шумилов - Страница 5

Очнулся ум в младенчестве босом

в Добрянке. Дом бревенчатый, крыльцо,

по огороду куры бродят сонно,

цыплята глупо носятся гуськом,

ведро в колодце брякает кольцом.

Живали, так сказать, слегка стеснённо.

Старушка вместо матери была —

Ариной звали; одиноко ей

на старости пришлось тужить без мужа.

Ванюшку пацаном подобрала.

Читала сказки. Не было добрей.

Боялся только, что больна, не сдюжит.

В науках школьных преуспел вполне.

По вечерам на станции тайком

картошкой приторговывал варёной,

чтобы копейки принести казне

домашней: всё, что мог своим трудом…

Гордился личным вкладом, просветлённый.

Ванюшка, сделай; Ванечка, приди,

поправь и помоги – со всех сторон.

Умён, и нарасхват, и расторопен.

Учись-ка знай; и вечно впереди:

и «пять», и «молодец», и «чемпион».

И в доме всё путём – ну, прям, феномен.

Да не судьба. Старушка умерла.

Из-под надзора тотчас драпанул,

не утирая слёз, – уже учёный.

И вновь дорога дальше повела,

Иван её намеренно согнул,

умом прозревший, сердцем закаленный.

На самом деле вовсе не пропал,

а странствовать пустился по стране

и безбилетником узнал Россию.

Челночничал с вокзала на вокзал,

то прятался, то примыкал к шпане,

и родину увидел как стихию.

И реки широки, леса – темны;

за цепью гор – долины и поля,

равнины и холмы, и всюду – люди…

Как в мощном вихре, переплетены

их судьбы, жизни и сама земля.

Работают…, а думают о чуде.

Тоска томила: где же Лебедянь?

И как её найти, в каком краю?

Был в Кашине, Коврове, в Гусь-Хрустальном.

Был в Истре и Ельце. И где та грань,

пройдя которую, ты – не в бою,

а в мире справедливом, идеальном?

Ванюшу встретил в Троицке дедок,

сказал: «Тебя, сынок, ждет чудо, да! —

И жжет глазами, передав поверье. —

Тебе минул шестнадцатый годок,

а через год твой возраст навсегда

застрянет на семнадцати, поверь мне.

А как, – продолжил, – сыщешь Лебедянь, —

тебя там ждут, – так юность потечёт,

как прежде. Многотрудный путь, далёкий:

душе и телу – нахлебаться всклянь;

верстам и километрам минет счёт,

пока увидишь край тот синеокий».

И дал Ванюшке жостовский поднос

да яблоко к нему – такое б съесть! —

антоновское: «Так оно и будет

показывать на каждый твой распрос,

и где те спать, и где пока осесть,

и далее идти тебя принудит…

В той Лебедяни счастлив весь народ:

там солнце греет в солнечные дни,

зимою много снега и веселья;

на утро приготовлен бутерброд,

живут добротно, будто все – сродни,

никто не унывает от безделья.

Там каждый – самый; сам себе творец;

там выбирают умного во власть;

златые горы там, и небо – сине;

и каждый заработал на дворец,

и не толкнёт того, кому упасть.

Эх-ты, сынок, вот там и есть Россия!»

Проговорив, исчез дедок-вещун,

а яблочко толкает под откос, —

с горы, навстречу людям на дороге.

Иван плутает, как медведь-шатун,

и вскоре принесли в Болванский нос

затёртые Иванушкины ноги.