Читать книгу Плацкартные монологи - Владимир Травин - Страница 28

Плацкартные монологи
анекдоты и миниатюры
ПРОБЕЛ

Оглавление

– Взвод! Газы! – все курсанты становятся одинаковыми инопланетянами.

– Вспышка слева! – Отбой! – Вперед шагом! – Вспышка справа! – Отбой! – Снять противогазы! – Вольно!

Владимир Люсин стягивает резиновую маску и вытрясает из нее останки очков. Он выбирает наибольший осколок стекол и смотрит сквозь него на окружающий мир. Ничего, кроме лица капитана Лунина не видно, ни блеклого украинского неба, ни выжженной степи, тощих сосновых посадок, ни запыленных товарищей – ничего не видно, только лицо капитана. Капитан глубокомысленно говорит:

– Ну, что брат, очкам пиздец! Почти война.



Каждое утро на лесном плацу подполковник Ложников производит развод.

Майор Скрыпник, как- то, проходя мимо нас, уже построившихся, спросил:

– Какой взвод? – Тринадцатый! – Лихо и хором ответили мы (а таких номеров взводов по уставу не бывает), – Бхляать! – мотает головой Скрыпник и уходит.

Такое было однажды, а развод каждый день.

– Взводы! – Кричит полковник Ложников тонким голоском, срывающимся на фальцет, – Равняйсь! Смирно!..Левый фланг!

Левый фланг (то есть наш взвод и окружающие) подтягивается, и далее:

– Взводы! Равняйсь!! Смирно!!! Левый фланг!

Когда поставлена задача, взводы расходятся по жидкому украинскому лесу в разных направлениях. И со всех сторон слышатся:

– Взводы, равняйсь!! Левый фланг!

Меняются интонации, тембры и прочие баритоны, но неизменным остается фальцет:

– Взводи! Равнияйсь! Левий фланг!

Подполковник Ложников нервно шагает по плацу, не в силах остановить лесное эхо.

– Взводи, равнияйсь! Смирно! Левий фланг!

Каждый божий день.


– — —


Идут практические занятия. До расположения Х-ой ракетной дивизии мы прибыли коротким марш-броском по украинской степи. Теперь нам уже хорошо в тени маскировочного тента, и слушаем мы всю эту матчасть с легким отчуждением. Занятие проводит сержант срочной службы, при этом его служба на исходе второго года. Он – дембель, ему – все равно, и обучать без пяти минут офицеров ему импонирует.

Всю лекцию сопровождает нескончаемый стук костяшек – это стоящий рядом рядовой взбивает бритвенной кисточкой мыльную пену в странном металлическом стакане. Занятия посвящены герметичности пневматики боевой ракеты и способам ее проверки. Сержант говорит медленно, с хорошим московским выговором, внимательно заглядывая в безразличные глаза будущих офицеров. А мыльная кисточка все стучит!..

– Итак, – завершает монолог сержант, – для окончательной проверки трубопроводов необходимо обмылить все штуцера и места соединений. Для этого используется мыльная пена, взбитая на небольшом количестве воды. Готовность пены для проверки пневмосистемы определяется переворачиванием сосуда с пеной головою вниз, при этом кисточка не должна выпасть из сосуда!

При последних замечаниях сержанта костяные звуки прерываются, и солдатик с опаской вкладывает стакан с пеной в протянутую руку сержанта. Все замирают…

– Смотри, опростоволосимся! – бросает сержант, и резко переворачивает стакан – кисточка не выпадает.

– Ну, обмыливать систему мы не будем, она только что проверялась, – заключает сержант, – а пена хорошая.

И солдатик облегченно вздыхает.

Я тогда подумал, что перестук костяшек и есть суть нашей армии, да и жизни вообще, но я ошибался.

Немного позже, на других практических занятиях мы познакомились с главным трансцендентным звуком.…

В операторской кабине ракетной установки 8К14 раскаленной до бела кировоградским июльским солнцем, сидел человечек ростом не более метр сорок, одетый, соответственно, не по росту в выцветший хаки, с огромными голубыми глазами, с испуганным выражением румяного крестьянского лица, и масляным пятном на правой щеке. Он перманентно крутил ручку прибора, проверяющего сопротивление электрической сети, и кричал в рацию результаты исследований:

– Бесконечность! Бесконечность! Бесконечность! Бесконечность!

Все вокруг, вокруг ракетной установки 8К14 и столпившихся здесь курсантов, вокруг сосновых посадок, окружающих поляну с ракетой, и далее, вокруг выжженных степей и таких же перелесков, и вокруг, уже, Черного моря, и дальше – турок, и других стран…

Вокруг всего этого есть бесконечность.

Я, то есть, хочу сказать, что, когда меня, наконец, убьют на ненужной, смешной, какой-нибудь, киргизской войне, и я, легко оттолкнувшись от земли, медленно начну подниматься к облакам, именно этот голос низкорослого украинского солдата, именно его безнадежность на лучшее, будет сопровождать меня в последнем полете.

– Бесконечность! Бесконечность! Бесконечность! Бесконечность. Бесконечность бесконечность бесконеч бескон бес б


– — —


Команда «Вольно» и «Отдыхать» приходят в мой мир одновременно. Я лежу на сухой земле под деревом неухоженного яблоневого сада и грызу неспелые зеленые плоды.

Ко мне подходит полковник Перелыгин и, с участием заглядывая мне в лицо (для этого ему пришлось наклониться), говорит:

– Травин, ну что у вас такая кислая физиономия?! Быть может, эти полтора месяца военных сборов будут единственным светлым пятном в вашей жизни!

– Ну, да, – отвечаю я, не отрываясь от яблока, – пробелом…

– Встать! Смирно!

Ну и так далее.


– — —


Майор Скрипник не матерился только когда спал, и всегда с хорошей фантазией. Например, выражения типа: «Кусок засохшей менструации» были для него вполне естественны.


1. Однажды, нам удалось откосить от занятий, назвавши себя стихотворцами и декораторами, мы делали стенгазету и флаг взвода. Майор Скрипник, проходя мимо, поинтересовался назначением разрисованной тряпки, которую мы приколачивали к швабре, превращенной в древк.

– Взводный флаг! – отрапортовали мы.

– Обоссать и заморозить, – сморщился майор и поспешил прочь.

2.-Ты думаешь, что противник по лесу ходит, как мудак? Нет, он тоже ездит по дорогам, – чистил Скрипник Фикуса за то, что тот расположил свою виртуальную ракету прямо на проселке, – Он приедет сюда на мотоциклетке, спизженной в деревне Осетняжка, и постреляет всех твоих воинов из, так же спизженного у твоего товарища и такого же мудака, автомата Калашникова!


3.– Емельянов, закрепитесь на местности.

Емеля уверенно тычет пальцем вправо и докладывает:

– Там север!

– Емельянов, там – жопа, – вздыхает майор.

Емеля берет чуть левее.

– Там север!

– Емельянов, там – жопа! – повторяет майор.

Совсем растерявшийся Емеля тычет пальцем почти на юг:

– Там север…

– «Там», Емельянов, жопа, а север находиться в направлении отдельно стоящего дерева!


4.И мы бежали по скудному перелеску на занятиях по топосьемки. Я ничего не соображал и полностью доверился другу и командиру нашей тройки Вовану. Когда мы завершили наш маршрут, и Вован предоставил Скрипнику карту, я интуитивно снял очки.

– Ты зачем очки снял, – спросил меня майор.

– Ну, так, на всякий случай, – честно ответил я.

– Правильно, – ответил майор Скрипник, и повернулся к Вовану.

– Я- то думал, что ты единственный человек среди этой коблы, а ты, оказывается, папуас ебаный! Газы!

Ошибки навигации мы исправляли, обливаясь потом в резиновых масках.

Ну-у, четыре примера. Тем не менее, ни я, ни кто-то другой не могут сказать дурного слова в адрес майора Скрипника.


– — —


Есть на свете много мудаков. В военных организациях их концентрация больше. Ну- у, что же:

Павел Аносов был редкосным мудаком. Это признавали и курсанты, и ведущие офицеры. Да, не спорю, в военных кругах такие личности – не редкость, но, позвольте, требовать зашить карманы у собственных офицеров…

Был, конечно, майор Дыгин, что сбрил усы и, запершись в отеле, пил девять дней, не пуская к себе никого, так это ж гусарство!

А отработка выправки на плацу, это, вы меня извините, У-у- у-у —у…

Когда начальник военной кафедры Московского Авиационного Технологического Института имени Константина Эдуардовича Циолковского в час свободный попытался собрать металлическую кровать для отдыха в тени, и когда у него ничего не получилось, и все присутствующие в лагере исчезли, и курсанты, и действующие офицеры – ах, мама, это надо было видеть! – его недоуменный взгляд, обводящий мертвый лагерь, только что кишащий зелеными человечками…

– Да ладно! Вот у нас командир дивизии, – отвечал нам местный капитан, – опоздаешь —

Я вас спрашиваю: почему?

– Автобус задержался!

– Молчать! Я вас спрашиваю почему?

– Автобус задержался, товарищ полковник.

– Молчать! Я вас спрашиваю, почему?!

– Да не было возможности, автобус…

– Моолчаать!!! Пять суток ареста!


– — —

В моей жизни все было проще.

Когда мы уезжали из обыденных сосновых советских посадок, и когда уже было ясно, что кошмар кончился, вдруг…

Машины остановились.

– Товарищи офицеры! – прогремел Павел Аносов.

– Посмотрите, как колоситься рожь!

Все вылезли из машин, и по команде, встали в ряд.

Неумолимое желание сесть в поезд и напиться не позволяло любоваться колосящейся рожью.

Пользуясь своим малым ростом, я вышел из строя и, расстегнув уже не мои солдатские штаны, помочился прямо на пыльную дорогу, разрезающую ту самую рожь. Желтая жидкость падала на высохшую землю и рассыпалась в пыли, как бусинки ртути от случайно разбитого градусника.

Плацкартные монологи

Подняться наверх