Читать книгу Жизнь как она есть. Объяснение в любви - Владимир Троекуров - Страница 10

Борис был не обычным атеистом. В его спорах с верующими был какой-то внутренний надрыв, словно он возражал не их доводам, а высказывал собственные сомнения, приводил свои причины невозможности принять их истину. От этого он горячился, говорил нервно, раздраженно и тем обижал собеседников. Однажды на дне рождения в компании друзей он набросился на единственную фразу скромной девушки, осмелившейся сослаться на мнение каких-то ученых о достоверности приводимых в Библии фактов. Борис гневно вывалил на нее все «несообразности», «ошибки», «подмены» и «подтасовки» Библии, о которых вычитал в атеистических изданиях, свято веря их авторам и приводимым ими аргументам. Девушка молча выслушала его, а потом незаметно ушла. Когда Борис обнаружил ее отсутствие, то был озадачен и смущен чувством вины перед ней. Он спросил ее подругу о причинах ухода: может быть, она обиделась на его резкость или ей просто было пора домой? И был очень удивлен, когда узнал, что девушка верующая и восприняла его слова как богохульство, а не как личную обиду. «Вроде молодая, интеллигентная, с высшим образованием… И верующая!..» – дивился Борис.

Тогда Борис еще не предполагал, что Кто-то премудро ведет его по жизни, расставляя на его пути вехи и знаки, которые он не видел, не замечал, принимал за случайные, ничего не значащие совпадения, а понял и осознал гораздо позднее, да и то, наверное, не все, но лишь то, что ему открылось…

Кирилловская церковь, XII век. Киев.

Вид на ктиторскую композицию и на изображения святых над нею

Считая себя атеистом, Борис в то же время неприметно для себя тянулся ко всему, что было связано с христианством. На всех прогулках по Москве и на экскурсиях в других городах его больше всего интересовали храмы, хотя и как памятники истории и культуры. Правда, в действующие он заходил очень редко и ненадолго. Его пугал их полумрак и какой-то особый запах, почему-то напоминавший о смерти. В храмах-музеях он с интересом рассматривал росписи, мозаики, пытаясь запомнить евангельские сюжеты, притчи, потому что прочитать само Евангелие было негде.

Кирилловская церковь, XII век. Киев.

Вид на ктиторскую композицию и на изображения святых над нею. Схема

Еще до встречи со Светланой Борис пару раз приезжал в Киев, знакомился с городом, ходил на Владимирскую горку с сохранившимся фундаментом древней Десятинной церкви, построенной когда-то Крестителем Руси, видел Золотые ворота, бывал в Софийском соборе, спускался в пещеры Киево-Печерской лавры (на тот момент музея), заходил во Владимирский собор (действующий уже тогда)…

В поисках других достопримечательностей он как-то забрел в музей «Кирилловская церковь» – памятник архитектуры двенадцатого века, как гласил о ней путеводитель. Когда он вошел туда, его встретила и до конца экскурсии сопровождала льющаяся из динамиков музыка. На Бориса, благоговевшего перед древней русской историей, храм произвел сильное впечатление живой памятью веков. На его стенах виднелись сохранившиеся фрески двенадцатого века, поздняя роспись девятнадцатого, иконостас работы М. Врубеля… Он долго ходил, разглядывая на стенах изображения, полустертые от времени и множества поновлений и реставраций, пока в одном месте не наткнулся на неясную фигуру, нимб которой был лишь прочерчен когда-то по сырой штукатурке и теперь остался совсем без красок.

Борис стоял и напряженно вглядывался в то место, где когда-то была полноценная фреска неизвестного ему святого, а теперь он лишь угадывал контуры и видел остатки сохранившихся красок… Словно из толщи веков проступал на древней стене чей-то лик, завораживая, приковывая к себе его внимание, призывая его куда-то, как звала и продолжающая звучать музыка – неизвестная, проникновенная…

Невзрачное неправильное пятно под узким зарешеченным окном в толстой стене храма…

Справа внизу – плечо в голубом и рука, простертая к святому. Слева чья-то обращенная к нему голова… Только контур по штукатурке. Без красок. В нимбе угадывается голова. Пятно лика в контуре темно-коричневых волос. Складки на лбу, переносица, левая бровь, прямой нос, чуть краснеющие губы, борода…

Стали видны зеленый карниз здания, когда-то темный, синий фон фрески. Царапины, трещинки. Следы отвалившегося левкаса. Темный контур вокруг желтовато-бурого нимба. Три черных кружка по сторонам от лица. Его овал, подбородок, губы, нос, тонкие ноздри, брови… Г л а з. Распахнутый настежь, открытый, честный, искренний. Провидящий глубь и суть. И рядом едва угадываемый другой. В з г л я д. Из немыслимого далека. Словно проступивший на древней стене под узким зарешеченным окном. В з г л я д. Оттуда – сюда. На меня и мое. И туда, за меня, на моих будущих потомков. На них и на их. На наше. В будущее. Сквозь годы и дни, через восемь веков. Через эпохи, пожары, войны, разрушения…

Он помнит древность. Походы половцев, усобицы князей, Батыя. Раскосые хищные глаза под мохнатыми шапками. Помнит ляхов и литовцев. Помнит Врубеля и Прахова. И новую Орду, испепелившую Русь, – фашизм. Бабий Яр, газовые камеры, печи крематориев… Он видит нас сейчас: экскурсии, туристов, зевак, реставраторов, ученых. Он видит их, наших потомков. Какие они, кто? Он видит и помнит всё вот уже восемьсот лет. Хотя и краски стерлись, и штукатурка осыпалась. Но глаза остались. Остался взгляд. Оттуда – сюда, на нас. И туда, на них, в будущее…

Борис стоял, смотрел, думал… К нему подошла группа туристов с экскурсоводом, женщиной средних лет, которая на ходу профессионально полуразвернулась к своим ведомым так, чтобы одновременно видеть их и иметь возможность указывать, куда и на что им смотреть. Вежливо попросив Бориса отойти в сторону, она привычно бойко заговорила, показывая авторучкой, изящно зажатой в тонких пальцах, на то самое «пятно», которое он рассматривал:

– Посмотрите, пожалуйста, сюда. Здесь мы с вами можем рассмотреть фрагменты фресковой композиции двенадцатого века. В центре композиции – крупная фигура; сохранилось изображение ее головы с кресчатым нимбом и распростертые над кем-то руки. Судя по кресчатому нимбу, изображен на фреске Иисус Христос. Под распростертыми руками справа заметен фрагмент нимба и верхняя часть головы, слева – часть руки, что-то подающей Иисусу, – вероятно, макет Кирилловской церкви. Несмотря на плохую сохранность, эти малочисленные фрагменты подсказывают нам, что перед нами ктиторская композиция: Иисус Христос с предстоящими. Трудно судить о том, кого благословляет Христос и кто подносит Ему макет собора. Единственно, что можно утверждать, – что это изображение двух святых. А теперь перейдем к следующей фреске.

Неизвестный святой. Фреска, XII век. Кирилловская церковь. Киев

Ангел, свивающий небо в свиток. Фреска, XII век. Кирилловская церковь. Киев

Панорамный вид интерьера Кирилловской церкви. Киев

Надгробный плач. М. А. Врубель, 1884 г. Кирилловская церковь. Киев

«Так вот оно что! – подумал Борис. – Значит, это не неизвестный святой, а Сам Христос. И это Его взгляд!..» Борис еще раз посмотрел на изображение под зарешеченным окном, сразу увидел Его глаза, и ему стало совсем не по себе от мысли, что этот взгляд на самом деле, наверное, ровесник и даже старше вечности…

* * *

Борис ходил по Кирилловской церкви, озираясь по сторонам, разглядывал фигуры апостолов, святых воинов, мучеников, пророков, столпников, пытаясь прочесть плохо различимые надписи. Рядом с нимбами часто встречалось непонятное ему слово «Агиос»6. В одном месте он узнал слово «логос». В другом – с трудом, путаясь и запинаясь, Борис разобрал целую фразу: «Страха несть в любви, но совершенна любы вон изгоняетъ страх»7. Смысл прочитанного поразил его, хотя и не был до конца ясен. Что имел в виду древний святой, Борис точно не знал, но его слова надолго запали в душу и потом иногда всплывали в памяти.

Блуждая по закоулкам большого храма, Борис наткнулся на полукруглую темную нишу с росписью на стене, которую подходившие с группами экскурсоводы называли «Надгробный плач» работы Михаила Врубеля. Поначалу Борису казалось, что художник выбрал неудачные пропорции фигур, особенно для лежащего во гробе Иисуса. Буро-зеленые тона производили необычное впечатление. Борис смотрел на Христа, лежащего в тесном гробу, слушал экскурсовода, который рассказывал о наскоро сделанном маслом на стене эскизе Врубеля, который ему потом не дали уже изменить, сочтя шедевром, о трудностях реставрации отслаивающейся краски и многое другое. Понемногу он проникся смыслом и настроением увиденного.

Распятие. Смерть. Снятие с креста. Положение во гроб. Оплакивание. Воскресение… Вот последний отрезок земного пути Иисуса, отраженный в иконостасах и росписях всех храмов. Но только здесь Борис увидел так крупно и близко безмолвный плач над гробом Того, Кто почему-то зовется Спасителем и Кто сошел с неба на землю, чтобы умереть, воскреснуть и опять уйти на небо, оставив нас страдать и умирать, покидать этот мир навсегда, исчезать в той пугающей неизвестности, откуда нет возврата. Зачем? В чем же тогда спасение? От чего?..