Читать книгу Уголовных дел мастер - Владимир В. Колычев - Страница 3

– Да, однажды мне пришла в голову мысль, что если бы с женой произошел несчастный случай, я бы огорчился, но не воспринял сей прискорбный факт как трагедию, – твердо произнес Ворсин.

Услышав злобный шепот адвокатши «Идиот», он добавил:

– Но это вовсе не означает, что я собирался убить жену.

– Неужели? – иронически осведомился прокурор. – В таком случае я хотел бы предоставить слово свидетелю. Он сделал приглашающий жест, обращаясь к Витьке.

– Прошу вас, молодой человек.

Сергей Антонович задохнулся от негодования. Суд явно превращался в фарс: мало того, что свидетелем выступал несовершеннолетний, так он еще и присутствовал в зале суда во время заседания, хотя по закону должен был пребывать за дверьми и ждать, когда его позовут. Ворсин вопросительно посмотрел на шуструю адвокатшу, надеясь, что она отреагирует, но та и бровью не повела.

Витька, громко сопя и шаркая ногами, направился к трибуне, на которой красовались государственный трезубец и тощая Фемида с традиционными весами в руках. Ворсин с удивлением отметил, что у символа правосудия нет на глазах повязки. Ему даже показалось, что она смотрит на него с некоторым сожалением, будто заранее знает, чем закончится судебное заседание. Когда Витек проходил мимо, Ворсин, сам не понимая почему, неожиданно подставил ему ногу. Не ожидавший такого подвоха мальчишка споткнулся и растянулся на полу во весь рост. Из кармана его малинового пиджака выпала рогатка.

– Какой же ты неловкий! – воскликнула блондинка, подбежав к мальчику. Она подобрала рогатку и помогла ему подняться.

– Это он нарочно мне подножку подставил, чтобы я насмерть зашибся! – жалобно произнес Витька. На глазах у него выступили слезы. – Ему ребенка пришить, что два пальца уделать!

Шмыгнув носом, Витька вырвал из рук адвокатши рогатку и устремился к трибуне, которая превышала его рост. Потоптавшись, мальчишка решительно встал перед нею, загородив своим пиджаком Фемиду. Вытянув руки по швам, громко затараторил:

– Значится так. Дядю Сережу и тетю Тоню знаю давно. Они оба толстые, но разные. Тетя Тоня добрая и веселая, а дядя Сережа злой и вредный, как Макс.

– Кто такой Макс? – уточнила судья.

– Ротвейлер из соседнего подъезда. Он безбашенный. Увидит кошку, бросается на нее и разрывает на куски. Таких бешенных отстреливать надо. Если бы его хозяин дядя Боря не был таким крутым, этого барбоса давно бы замочили.

– Не отвлекайтесь, свидетель, – с мягким укором произнес прокурор.

– Сначала просют, а потом рот затыкают, – обиженно скривился мальчик.

– Ты для нас – образец гражданского мужества, – ласково промолвила судья и впервые за весь процесс улыбнулась. – Если все наши мальчики будут такими же сознательными, как ты, от преступности в Украине и следа не останется.

– Тоже мне Павлик Морозов выискался, – вполголоса проронил Ворсин, не понимая, какая роль в процессе отведена этому дрянному мальчишке.

– Прошу оставить комментарии при себе, – строго посмотрела на него судья. – В противном случае лишу вас слова. Продолжайте, свидетель.

– Дело было так. Когда я после школы домой притопал, маманя погнала за хлебом. Спустился на лифте, подошел к двери, хотел открыть, а тут снаружи какая-то тетка завопила, как недорезанная: «Ты мерзавец и прелюбодей!» Я с переляку едва не уписался, а потом догадался, что эта припадочная меня не видит. На кой ляд мне чужие разборки? Метнулся под лестницу, где вход в подвал. Когда тетка в подъезд ввалилась, я ее признал. Это тетя Тоня была. А за ней дядя Сережа шел. Он начал ее успокаивать. А она, в раж вошедшая, закричала: «Давай кайся, подлюга, пока рожа цела!». Я от них в подвал, они за мной. Нащупал дверь в какую-то кладовку, дернул – она и открылась. Заскочил туда, сердце чуть из горла не выскакивает. Слышу, как дядя Сережа спокойно так отвечает: «Каяться мне не в чем, я тебе не изменял. А вот то, что ты надоела мне хуже горькой редьки, так это факт».

Повествование чрезвычайно увлекло Витьку: глаза его загорелись, лицо покраснело, как перезревший помидор, руки пришли в неистовое движение. Умело подражая голосам Сергея Антоновича и Антонины, мальчик продолжил рассказ: «Ты из-за своей электронной бабы совсем рехнулся, это она тебе насоветовала меня изничтожить?» – «Что ты несешь?» – «А кто хотел меня на Ай-Петри в пропасть спихнуть? Думаешь, я дура, ничего не поняла? С белым светом попрощалась, когда глаза твои бешеные увидела. Ты, видать, думал, что человека порешить все равно, что котенка в речке ухайдокать? Нет, дорогой, в таком деле твердость и беспощадность требуются. А ты – тряпка, как был слабаком, так им и остался».

Слушая с обмирающим сердцем подлого мальчика, который, надо отдать ему должное, обладал отменной памятью, Сергей Антонович пришел к выводу, что дела его плохи.

Случай, о котором столь даровито живописал Витек, произошел в пятницу. Обычно Ворсин возвращался с работы поздно, но этот день был особенным: Quiz в четверг пообещала прислать ему нашумевшую работу Уильяма Пауэлла «Поваренная книга анархиста», в которой автор рассказывал о различных наркотиках и способах их приготовления. В этот момент Ворсин занимался расследованием трагического происшествия, произошедшего с двадцатилетним студентом экономического института Андреем Дерюгиным.

Парень жил вместе с родителями в двухкомнатной квартире, в их отсутствии надумал на кухне смастерить «адскую машинку». Когда прогремел взрыв, перепуганные соседи вызвали милицию. Как позднее объяснил Ворсину начальник научно-исследовательского экспертно-криминалистического центра Матвей Несгорович, мощность взрыва в тротиловом эквиваленте превысила четыреста граммов. Ударная волна напрочь вышибла окна и двери, а студент лишился головы. Оперативники искали ее полтора часа, нашли в кустах, в пятидесяти метрах от многоэтажки.

– Представляешь, башка практически не пострадала, – делился своими впечатлениями Несгорович. – Жуткое зрелище. Как только ее увидел, меня вывернуло наизнанку.

Погибший оказался на редкость любопытным субъектом. С детства увлекался химией, часами возился с различными реактивами. Неизменно побеждал на всех городских олимпиадах, химические формулы щелкал как орехи. Ему прочили большое будущее, но парень неожиданно охладел к химии, увлекся экономикой. Ворсин подозревал, что Андрей так поступил, чтобы скрыть свое новое увлечение, которому, судя по всему, отдавал все свободное время.

– Мы нашли у парня в шкафу три самодельных взрывных устройства, – рассказывал Несгорович. – Все взрыватели электронные. В первом случае «бомбу» привели бы в действие часы-будильник, во втором – мини-радиоприемник, в третьем – фотоэлемент, реагирующий на свет. Например, мог бы сработать, если бы жертва, войдя в темную комнату, надумала щелкнуть включателем. Но главное не в этом. Когда эти «игрушки» подорвали на полигоне, они рванули с такой силой, будто в каждой по килограмму тротила.

– Пластид?

– В том то и дело, что нет. Понимаешь, меня к этому делу подключили уже после того, как все запасы парня уничтожили. Поначалу этот несчастный случай расследовал Федя Подковырин, он работает следаком в Соломенском райотделе. Он мне рассказывал, что взрывчатку завернули в бумагу, обмотали синей изолентой. Федя вскрыл все три пакета, обнаружил белый порошок. Отсыпал граммов по пять из каждого, отправил на экспертизу, но по пути образцы бесследно исчезли. В связи с этим даже проводили служебное расследование, виновного так и не нашли. В общем, уникальная взрывчатка тю-тю, ни грамма не осталось. В комнате Андрея оперативники обнаружили кучу книг по прикладной химии, служебные инструкции для взрывников, больше сотни различных химических веществ в банках и картонных коробках, а также брошюру Пауэлла «Поваренная книга анархиста». Но Пауэлл пишет исключительно о наркотиках, причем здесь взрывчатка ума не приложу. Поверь, этот Андрей – настоящий самородок. Думаю, что он создал совершенно новый тип взрывчатки! Я назначил экспертизы кожных покровов трупа и головы, но спецы так и не смогли определить состав взрывчатого вещества, назвали только пару компонентов. Один из них весьма любопытен. Это перекись ацетона, обладающая свойствами инициирующих взрывных веществ. Она чувствительна к внешним воздействиям – трению, ударам, искре и даже к перепадам температуры, поэтому может взорваться и без вмешательства человека.

– Как думаешь, зачем ему понадобилось изготавливать четвертую «бомбу»?

– Трудно сказать. Может, заказ поступил на какое-нибудь новое оригинальное устройство. Не исключено, что парень экспериментировал. Мощность взрывчатки он ведь мог оценить только одним способом – подрывом.

Этим странным происшествием должна была заниматься милиция, но поскольку труп налицо, дело перебросили в прокуратуру. Факт изобретения двадцатилетним гражданином нового типа взрывчатки в протокол не попал, никто бы не возразил, если бы Ворсин закрыл дело. Другой бы следователь на его месте так и поступил, но Ворсин решил повременить: ему не понравилось, что Андрей экспериментировал не только со взрывчаткой, но и со взрывателями. Зачем ему понадобился фотоэлемент? Уж больно специфическая «бомба» получилась, за такую можно браться только в том случае, если имеется конкретный заказ. Несгорович утверждал, что все три взрывных устройства безоболочные, но это еще ничего не значило: для того, чтобы начинить их гвоздями и болтами, большого ума не надо. И потом, где Андрей брал деньги на дорогостоящее хобби? Судя по показаниям его матери, семья не бедствовала, но и в роскоши не купалась. А между тем, по самым скромным подсчетам, общая стоимость химических веществ, найденных в комнате изобретателя, превышала годовую зарплату родителей. Парня могли бы, конечно, пригреть бойцы из столичной группировки «Варнаки». Именно они специализировались на подрывах, но с другой стороны, проще завалить заказанную жертву из пистолета, чем связываться с неизвестным взрывным устройством. Если Андрей занимался изготовлением одной только взрывчатки, то зачем ему понадобилось пособие по наркотикам? Все свидетели в один голос утверждали, что покойный наркотиками не увлекался, даже травку не курил. Именно поэтому Ворсин решил почитать брошюру Пауэлла, надеясь найти в ней ключ к загадке.

Сергей Антонович вкратце сообщил Quiz о странном парне, и та пообещала раздобыть записки Пауэлла, а заодно поделиться последними новостями в области взрывчатых веществ. Ворсин уже давно не удивлялся, что Quiz могла вполне профессионально рассуждать на такие специфические темы, как трасология или баллистика. Эта женщина, казалось, только тем и занималась, что читала все подряд, начиная с истории древней Греции и заканчивая учебниками по квантовой физике. Однажды он поинтересовался, чем можно объяснить столь редкую для женщин эрудицию. Quiz ответила, что часами торчит в интернете, где и черпает необходимую информацию.

В тот злосчастный вечер Ворсин с нетерпением спешил к домашнему компьютеру и неожиданно возле подъезда нос к носу столкнулся с женой. Антонина, видимо, всерьез подготовилась к возвращению мужа. Когда она потащила его в подвал, Ворсин не сопротивлялся, слишком неожиданным и абсурдным показалось ему обвинение в неверности. Но как только жена заговорила об Ай-Петри, он по-настоящему испугался.

***

Спустившаяся с зубцов Ай-Петри Антонина пребывала в превосходном настроении. Она потащила мужа к татарам, хотела заказать вина, но Ворсин запротестовал и потребовал пива. После пары бутылок «Оболони» неприятно закружилась голова, но Сергей Антонович не придал этому должного значения. Он некоторое время беспокойно оглядывался по сторонам, опасаясь встречи с Анной, но, убедившись, что в таком людском водовороте найти нужного человека нелегко, успокоился.

– А когда ты успела английский выучить? – поинтересовался Ворсин у жены, хотя заранее знал, что она ему ответит.

– Последняя бутылка пива – явно лишняя, – с улыбкой констатировала Антонина. – С чего ты взял, что я знаю английский? Я же в школе немецкий изучала.

– Ты хочешь сказать, что и в мой компьютер не заглядывала?

– По моему, тебе надо отдохнуть. Ты был прав, лучше бы мы сюда не приезжали, – вздохнула Антонина. – Высота и алкоголь вредно на тебя действуют.

– Извини, мне что-то нехорошо.

Тошнота накатывала волнами, он побледнел и жадно хватал воздух ртом.

– Что с тобой? – испугалась Антонина, заметив, как помутнели глаза мужа. – Сердце болит?

– Да нет, желудок забастовал, ничего страшного, – успокоил ее Ворсин. – Пойду, прогуляюсь, здесь дымно.

Он с трудом поднялся, пошатываясь, направился к обзорной площадке, слева от которой зеленели сосны. Антонина догнала его, взяв под локоть, пошла рядом. Метрах в десяти от обрыва они нашли тропку, спустились в небольшое ущелье, заросшее кривыми сосенками и кустами боярышника. Сюда не долетали человеческие голоса, а воздух был напоен ароматом горных цветов. Ворсин лег на траву, уставился в бездонное бледно-голубое небо. Голова у него все еще кружилась, но тошнота отступила. Антонина, подстелив шаль, села подле него, положила ему на лоб свою пухлую прохладную ладонь.

– Это на тебя так пиво подействовало, срок хранения у него два месяца назад закончился, – мягко произнесла она. – Я посмотрела на этикетку.

Ворсин тяжело вздохнул. Он, конечно, свалял дурака, усугубив вино отвратительным пивом. На душе муторно и паршиво: еще никогда его так легко и элегантно не разводили. А в том, что Анна – та самая Quiz, с которой он общался по интернету, сомнений не было. Сергей Антонович пришел к такому выводу, сопоставив несколько фактов, на которые не сразу обратил внимание.

Тоня не могла рассказать своим санаторским подружкам, где он работает. Она, конечно, любит поболтать, но далеко не дура, да и страшный девяносто пятый год научил ее многому. В то время на улицах украинских городов почти ежедневно громыхали автоматные очереди и взрывались гранаты, бандиты с исключительным энтузиазмом мочили друг друга и методически отправляли на тот свет строптивых коммерсантов. Ворсины тогда жили на третьем этаже в старой хрущевке. Жарким воскресным днем, истекая потом, Ворсин в одних трусах лежал на диване, смотрел по телевизору очередное латиноамериканское «мыло». Чуть слышно урчащий вентилятор вгонял в сон. Ворсин не обратил внимания на прозвучавшие этажом выше негромкие хлопки.

Находившаяся в это время на кухне Антонина позднее утверждала, что выстрелы насторожили ее, но она решила, что муж смотрит боевик. Часа через полтора проснулся дверной звонок. Зевая и почесывая волосатую грудь, Ворсин открыл дверь и опешил: на лестничной площадке теснились вооруженные автоматами бойцы спецподразделения милиции и люди в штатском, среди которых он узнал Колю Фалалеева и следователя из районной прокуратуры Юру Борцева.

– Вы двое заступаете на круглосуточное дежурство, – приказал один из штатских, обращаясь к автоматчикам. – А ты, Фалалеев, ознакомь с ситуацией следователя Ворсина. Только не усердствуй, а то я тебя знаю.

Ничего не понимая, Ворсин попятился, пропуская в квартиру Фалалеева и двоих бойцов в бронежилетах. Автоматчики, громко топая коваными ботинками и не обращая никакого внимания на хозяев, дотошно осмотрели квартиру и ничего подозрительного не нашли.

– Располагайтесь на балконе, – посоветовал им Фалалеев. – Там и покурить можно, если хотите. А мы покалякаем о делах наших скорбных.

– Что все это значит? – наконец-то обрел дар речи Ворсин.

Фалалеев, ни слова не говоря, увлек Сергея Антоновича на кухню.

– Водка есть? – спросил он Антонину, которая вошла вслед за ними и смотрела на гостя, как на марсианина.

Женщина кивнула, проворно извлекла из холодильника бутылку «Пшеничной».

– Вот и хорошо, – обрадовался Николай. – А то на сухую говорить как-то не с руки. Найди-ка три рюмки.

Фалалеев ловко открутил пробку пол-литровки, аккуратно разлил водку.

– Вы знаете фамилию соседа, который живет над вами? – спросил он.

– Не помню, – пожал плечами Сергей Антонович. – Они въехали года полтора назад и сразу нас залили. Мы с ними не общаемся.

– Его фамилия Фосин. Предлагаю выпить за упокой души этого человека.

Антонина вскрикнула, выронила рюмку, которая разбилась вдребезги. Фалалеев проворно достал из шкафчика еще одну, наполнив до краев, поставил перед хозяйкой. Ворсин и Антонина, как загипнотизированные, выпили водку и вопросительно уставились на Николая.

– Живущую на первом этаже Изольду Леонидовну знаете? – снова поинтересовался Фалалеев.

– Ты, Коля, пришел шарады загадывать? Объясни по-человечески, что случилось? – обозлился Ворсин, заметив, что у жены дрожат руки, она вот-вот расплачется.

– Сначала выпьем за здоровье почтенной старушки, а потом я все расскажу по порядку, – ответил Фалалеев, разливая водку.

После второго тоста Николай неожиданно предложил третий.

– Хочу выпить за то, чтобы мой друг и отличный следователь Сережа Ворсин жил сто лет и умер на бабе, исполняя мужской долг.

– У тебя, Николай, только одно на уме, – вышла из оцепенения Антонина. – Не тяни кота за хвост.

– Хорошо, – махнул рукой Фалалеев. – За здоровье твоего дорогого муженька мы все равно выпьем, но позже. А теперь слушайте. Сегодня примерно в четырнадцать часов пятьдесят минут к вашему подъезду подошел низкорослый молодой человек, одетый в джинсы и футболку с надписью «Адидас». В руке – черный полиэтиленовый пакет. Он спросил у сидевшей на скамейке возле подъезда Изольды Леонидовны, в какой квартире живет Ворсин. Старушка оказалась туговата на ухо, отправила его в квартиру номер сорок, где жил бедняга Фосин. Молодой человек поднялся на нужный этаж и позвонил. Дверь открыла Елена Константиновна, жена Фосина. «Кто вам нужен? – спросила она, хотела сказать, что незваный гость, вероятно, ошибся адресом, но не успела – из зала в прихожую вышел ее муж. «Что случилось?» – спросил он. Это были его последние слова. «Адидас» ловко извлек из пакета «Беретту» и открыл огонь. Фосин скончался на месте, одна из пуль угодила ему в сердце. А вот Елене Константиновне повезло, она получила два касательных ранения – в руку и в плечо. Обе раны оказались пустяковые, а сознание женщина потеряла от испуга. Придя в себя, позвонила в милицию. По факту убийства гражданина Фосина и покушения на убийство его жены прокуратура Киева намерена возбудить уголовное дело. Завтра, Сережа, ты будешь давать официальные показания Борцеву. Не исключено, что убийца приходил по твою душу. А пока что в твоей квартире подежурят бойцы. Между прочим, нет худа без добра, теперь на работу тебя будет доставлять служебная «Волга».

За столом установилось гнетущее молчание. Антонина с искаженным от страха лицом, на котором медленно проступали красные пятна, смотрела на мужа, как на покойника, трясущиеся руки она скрестила на груди.

Ворсин сходил в зал, нашел успокоительное, заставил жену выпить таблетки. После того, как Антонина легла в постель, Сергей Антонович с Фалалеевым живо приговорили «Пшеничную» и послали одного из охранников за второй бутылкой. До глубокой ночи они перебирали в памяти всех подследственных, которые могли отомстить Ворсину, но к единому мнению так и не пришли. По большому счету, зуб на следователя мог иметь любой преступник, но вероятность того, что кто-то из зэков решил поквитаться с Ворсиным, была практически ничтожной. Любой бандит хорошо понимает, что следователь – всего лишь маленькая шестеренка, вращающаяся в чреве громадины, именуемой правоохранительными органами. Если убрать одного следака, на его место придет другой, и еще не факт, что последующий окажется лучше предыдущего.

Убийцу Фосина так и не нашли, дело безнадежно зависло, а через пару недель сняли и охрану. Ворсину, как и раньше, пришлось добираться на работу на троллейбусе, что позволило ему лишний раз убедиться, что люди к хорошему привыкают куда быстрее, нежели к плохому. Изольда Леонидовна, направившая в квартиру Фосиных убийцу, через месяц скоропостижно скончалась. Люди во дворе шептались, что старушку замучила совесть. Елена Константиновна, похоронив мужа, свою двухкомнатную квартиру продала. По настоянию Антонины Ворсин записался на прием к прокурору Киева, попросил походатайствовать о перемене места жительства. Как ни странно, через неделю его просьбу удовлетворили. Когда они переехали в девятиэтажку, Антонина первой предложила не говорить соседям, где и кем он работает.

– Так будет лучше и для них, и для нас, – резонно заметила она. – А будут спрашивать, говори, что трудишься юрисконсультом в коммерческой фирме.

С той поры в присутствии посторонних Антонина предпочитала не говорить о профессии мужа. Правда, через несколько лет выяснилось, что киллер все-таки не ошибся, отправил на тот свет того, кого ему заказали, а Изольда Леонидовна, судя по всему, прекрасно расслышала вопрос и направила гостя по нужному адресу.

Расследуя дело об убийстве столичного авторитета по кличке Рэмбо, милиция арестовала некоего Ристальщикова. Этот ничем не примечательный двадцатипятилетний паренек, хилый и узкоплечий, оказался настоящим профи. Признался в убийствах по заказу пяти человек, в том числе и Фосина. Как установило следствие, Фосин занимал должность гендиректора небольшой кондитерской фирмы, занял сто тысяч долларов у некоего Авербаха и отказался возвращать долг. Такая наглость стоила ему жизни, заимодавец заплатил Ристальщикову за ликвидацию должника пять тысяч долларов.

Унаследовав сладкий бизнес, Елена Константиновна оказалась благоразумнее покойного мужа. Когда Авербах потребовал от нее, учитывая нанесенный моральный ущерб, не сто, а двести тысяч долларов, безропотно подчинилась, хотя ей пришлось продать злосчастную квартиру и почти достроенный загородный дом. Авербах по достоинству оценил благоразумие вдовы и вскоре на ней женился. Объединив капиталы, парочка создала ОАО «Карма», за пять лет супруги подгребли под себя четверть конфетного рынка Украины. Фирма все еще раскручивалась, когда разразилась гроза – Авербаха задержали по подозрению в организации заказного убийства гражданина Фосина. Через семьдесят два часа ему удалось выйти на свободу. Понимая, что гулять на воле осталось недолго, он оформил дарственную на супругу, завещав ей все движимое и недвижимое имущество.

Когда прокурор подписал постановление на арест Авербаха, тот уже был таким же нищим, как и большинство граждан Украины. Став единственной хозяйкой «Кармы», Елена Константиновна после второго ареста мужа незамедлительно с ним развелась, за несколько дней ликвидировала бизнес, продав фирму за полцены. Авербах, вероятно, надеялся, что супруга сделает все возможное, дабы поскорее вызволить его на свободу или хотя бы скостить срок до минимума, но жестоко ошибся. Елена Константиновна еще до начала суда укатила на ПМЖ в Германию, забыв попрощаться с бывшим мужем. Авербаху дали двенадцать лет, а Ристальщикова приговорили к пожизненному заключению. Когда Ворсину поведали эту историю, он долго раздумывал, рассказывать ли об этом Антонине, потом решил, что будет лучше, если она так и останется в неведении.

Подозревать Антонину в том, что она копалась в его файлах, глупо, жена панически боялась компьютера и принципиально не хотела его осваивать. Сколько ни пытался Ворсин втолковать ей, что между компьютером и телевизором принципиальной разницы нет, Антонина только иронически улыбалась и презрительно поджимала губы. Она считала, что вреда от компьютера гораздо больше, чем пользы.

– Во-первых, зрение со страшной силой портится, – утверждала она. – Посмотри на себя: за два последних года ты полдиоптрии потерял. Во-вторых, компьютер до такой степени развращает человека, что он без этого электронного костыля и шагу ступить не может. Я уж не говорю о компьютерных играх – это погибель для молодежи. Психиатр, с которым я часто общаюсь по службе, прямо таки места себе не находил, когда мы беседовали. К нему мамаша примерно нашего с тобой возраста привела своего балбеса. Осмотрел он парня, никаких аномалий, только щитовидка слегка увеличена, но после Чернобыля такое наблюдается практически у всех киевских детей. Единственная странность – больно неразговорчив, слова не вытащишь. Видит – женщина едва сдерживается, чтобы не разрыдаться. Стал утешать, дескать, повода для беспокойства нет, здоровье у парня по нынешним временам отменное. Она и рассказала кошмарную историю.

Богдан учился в институте, а по вечерам составлял компьютерные программы для фирмы. Иногда звонил и предупреждал родителей, что переночует на работе. Утром, как правило, приезжал домой, завтракал и отправлялся в институт. Примерно полгода назад пропал на два дня. Вернувшись, сделал вид, будто ничего не произошло. После этого случая Богдан все чаще являлся домой под утро, а на вопрос, где был, обычно отвечал: «На работе». Но, позвонив директору фирмы, его отец, Олег Константинович, узнал, что сына уволили за прогулы.

Когда парень в очередной раз не явился домой, Олег Константинович позвонил в институт, где ему сказали, что студент неделю не посещает занятия. Спустя трое суток после исчезновения сына родители написали заявление в милицию. Олег Константинович обзвонил все морги и больницы, но безрезультатно. И тут ему на глаза попалась заметка в газете, где речь шла о пареньке, который, «присев» на компьютерные игры, украл дома сто гривен и двое суток путешествовал по компьютерным клубам. Он вспомнил, что Богдан в последнее время по выходным дневал и ночевал у компьютера, играя в какую-то стрелялку. В Киеве сотни компьютерных клубов и интернет-кафе. Поиски Богдана могли затянуться надолго, если бы не помог случай. Поздно вечером позвонил парень, приняв Олега Константиновича за Богдана, спросил: «Ты все еще в „Бухте“ торчишь?».

Олег Константинович нашел в блокноте сына несколько телефонных номеров и наудачу стал названивать. Один из знакомых Богдана сказал, что «Бухта» – это круглосуточный компьютерный клуб, назвал его адрес. Через полчаса он с женой прибыл туда. Богдан сидел за компьютером. Посмотрел на родителей, как на пустое место, но, похоже, узнал. Взяв за руку, отец повел его за собой, как бычка на привязи. Он превратился в покорное и безвольное существо. Олегу Константиновичу удалось выяснить, что Богдан около года назад всерьез увлекся компьютерными играми, даже в составе команды участвовал в нескольких международных турнирах. Богдан просидел целый месяц под домашним арестом, а затем отец определил его в строительную бригаду. Он копает траншеи и потихоньку приходит в себя.

Сергей Антонович не удивился.

– История развивается по спирали: если раньше дети много читали, теперь их трудно оторвать от монитора, – убеждал жену Ворсин. – И ничего страшного в этом нет, во всем нужно руководствоваться здравым смыслом. Яд в малых дозах – эффективное лекарство, ты это знаешь не хуже меня. Я как-то на одном из сайтов прочел интервью с бывшим старшим оперуполномоченным питерского уголовного розыска. Сегодня он считается одним из лучших в России журналистов, пишущих о компьютерных играх. Когда этот мент сутками пропадал на работе и с риском для жизни искоренял преступность, то получал гроши. Однажды он купил популярную компьютерную игру, пару раз прогнал ее на компьютере, написал статью для московского журнала. Гонорар, который получил опер, превысил его месячную зарплату. После этого он уволился со службы, подался в обозреватели компьютерных игр. И в гробу теперь видал всю организованную и неорганизованную преступность!

– А кто тебе мешает заняться тем же самым?

– Если все сотрудники правоохранительных органов статьи кропать начнут, кто же бандитов ловить будет? – пожал плечами Ворсин.

– А ты не задумывался, что за служение злу всегда много платят?

– Что ты имеешь в виду?

– Вот я медик, получаю копейки, хотя более благородной профессии, на мой взгляд, в мире не существует. Учителя тоже с хлеба на воду перебиваются, а ведь от них будущее страны зависит. Ты работаешь следователем, избавляешь общество от всякой нечисти, а зарплата у тебя такая же никудышная, как и у меня.

– Можно подумать, что среди врачей коновалов мало, – заметил Ворсин, сообразив, куда гнет жена: с тех пор, как она ударилась в религию, везде подозревала происки дьявола.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – обиделась Антонина. – Не надо передергивать. Речь идет о профессии, а не об отдельных ее представителях. Если бы все медики были, как ты выражаешься, коновалами, тебя бы давно на этом свете не было. Вспомни хотя бы Крым, где тебе череп проломили.

Сергей Антонович плюнул от досады и вышел из спальни. В тот вечер Антонина, вдоволь наплакавшись, исчерпала запасы скорби и заснула так крепко, что даже на работу проспала, хотя раньше за нею такое не водилось. А Сергей Антонович так и не сомкнул глаз, вспоминая горькое и счастливое прошлое.