Читать книгу Три Ярославны - Владимир Валуцкий - Страница 7

При дворе русского конунга Ярислейва жил мальчик по имени Магнус. Был он сын короля Олава Святого, убитого при Стикластадире, и племянник нашего Харальда. Лет ему было одиннадцать, был он весьма ловок телом, но умом дерзок и в поведении заносчив. Во всем Киеве, а то и во всей Гардарики не было, прости меня Господи, несноснее мальчишки.

Однажды сидит Эллисив в княжеских палатах с девушками, и они вышивают узоры на церковные воздухи, в чем дочь конунга была великая мастерица. И тихо поют подобающие такому занятию песнопения. Как вдруг на суку дерева, что близко от окна, появляется Магнус. И свистит так, что все вздрагивают. Магнус же весело скалит зубы, качаясь на одной руке, подобно дикому пифику, а в другой руке у него мешок.

– Здравствуй, сестрица! – говорит он Эллисив.

– Здравствуй, братец неназваный, – говорит Эллисив. – С какой новой шкодою явился?

– Не шкодой, – говорит Магнус, – а вот хочу показать, как нетопыри спят. – И повиснул на согнутых ногах вниз головой и захрапел притворно.

Эллисив говорит:

– Вот кабы и ты так спал, сколь бы всем спокойней стало.

Девушки засмеялись, а Магнус перевернулся, сел и говорит:

– Смеешься, а я тебе подарок принес!

– Какой же? – спрашивает Эллисив.

– Из южных земель, от дяди Харальда! – говорит Магнус и мешок показал.

Эллисив смеяться перестала и нахмурилась, не зная, шутит он или нет, а всяких шуток про Харальда она не любила. Но спросила все же:

– Кто же его привез? Не было с юга гонцов.

Магнус говорит:

– Этому подарку гонцов не надо, он сам по воздуху летает, – и бросил мешок в окно.

И мешок раскрывается, и оттуда вылетают настоящие нетопыри. И, ослепнув от света, с визгом начинают метаться по палате, вцепляются девушкам в косы, отчего те тоже мечутся и визжат. Магнус же говорит:

– А вот как не спят нетопыри!

И, рассмеявшись, спрыгивает с дерева, проходится по двору колесом – и как не было его.

Так он тешился и не внимал никакому разумному увещеванию; один Рагнар, начальник стражи конунга, заступивший место Чудина, знал к нему подход и умел обратить к занятию, достойному мужчины.

Как-то упражнялись они в метании боевого топорика, и у Магнуса дело не ладилось. Рагнар говорит:

– Не о руке своей думай, когда мечешь, а о цели, куда метишь. Так говорил отец твой и конунг наш, а он без промаха сбивал жаворонков на лету.

И он метнул топорик и крепко вонзил в дерево.

Магнус пошел за ним, а Рагнар продолжает:

– А однажды от Олава убегал сарацин, и не было нужды гнаться за ним, но на шее сарацина Олав увидел толстую золотую цепь. Тогда он сказал: «Помоги мне, святой Мартин, и я положу эту цепь в твой храм». И метнул секиру, и рассек цепь, не тронув кожи. Она упала на землю, а сарацин убежал.

Магнус вернулся с топориком и слушал внимательно и, дослушав, говорит:

– Расскажи еще об отце. Это правда, что он святой силой лечил людей?

– Могу поклясться в этом, – говорит Рагнар. – Я сам видел, как к нему привели мальчика с нарывом в горле. Конунг положил хлеб крестом на ладони и дал мальчику съесть, и нарыв лопнул.

Магнус спрашивает:

– А верно ли говорят, что тетя Ингигерд до сих пор любит не своего конунга, а моего отца?

Рагнар вперил в Магнуса испытующий взгляд, а потом говорит:

– Могу только свидетельствовать, что, когда конунг показывал ей свои каменные палаты в Хольмгарде, украшенные золотом и росписью, княгиня сказала, что дом Олава хоть и на деревянных столбах, но больше ей по душе. Однако, – говорит Рагнар, как бы спохватившись, – ни к чему тебе это знать.

Магнус гордо встряхнул головой:

– К чему. Я вспомню тебя и награжу за правду, когда сам стану конунгом!

– Ты забыл, – с печальной усмешкой напоминает Рагнар, – что Олав завещал престол брату, и об этом есть хартия.

Магнус говорит:

– Ну, когда Харальд умрет. Я ведь его переживу, я молодой и сильный. Смотри!

И он метнул топорик в дерево и хорошо попал.

– Молодец, – улыбнувшись, говорит Рагнар. – Но все же не стоит так говорить о дяде, пока он наследник престола.

Магнус с тех пор сильно преуспел в метании топорика и никогда с ним не расставался. Через год у него пробился пушок над губой, и старшие позволяли ему сидеть с ними равным на пирах, вина же не давали.

Раз в княжеской гриднице был пир в честь старого воеводы Вышаты, служившего еще при Вальдамаре-Крестителе. Он вернулся из Корсуни, где собирал дань.

Вышата много рассказывал об этом греческом городе в Таврии, а когда Ярислейв с семьей покинул пир, стал говорить о том, чего при женщинах не рассказывают: о продажных гетерах, о скотоложцах и о мужчинах, которые живут с мужчинами как с женами; о скоморохах и мимах и об атлетах, которые за деньги показывают свои телесные искусства.

Магнус слушал разинув рот, потому что никогда такого не слыхал. Но когда Вышата рассказал о схимнике, который, дав обет, семь лет ходил по земле на руках как на ногах, Магнус вскочил и говорит:

– Вот невидаль! Я хоть сейчас могу на руках пройти от того края стола до этого, не задев посуды.

Многие его словам засмеялись, а другие стали подбивать Магнуса на это дело, чтобы побиться об заклад. Вышата говорит:

– Ну иди, коль такой удалец. Пройдешь – получишь чару вина, зря похвастаешь – еще год тебе не быть на наших пирах.

– Забито, – говорит Магнус. – Готовь чару.

Вот он подходит к краю стола, встает на руки и начинает идти, огибая блюда, кувшины и кубки.

И все смотрят и весело его подбадривают.

Вот Магнус доходит до середины стола и останавливается, потому что там такое большое блюдо, что его нельзя обойти.

Теперь скажем, что за этим блюдом сидел один из варягов, оставшихся с Рагнаром, такой тучный, что кони не могли его носить, отчего он и был прозван Хрольв-пешеход. И этот пешеход глядел на стоящего вниз головой Магнуса с насмешкой.

Тогда Магнус напрягся и хотел перепрыгнуть блюдо, но не сумел, и все, что было на блюде, опрокинулось на Хрольва, замарав его одежду. И Хрольв, рассердясь, ударил Магнуса по руке, и тот упал со стола.

Тут поднялся большой шум, одни говорили, что зря хвастал Магнус, другие упрекали Хрольва. Вышата говорит:

– Простим обоим и посчитаем, что спора не было.

Пир снова пошел чередом, и гости скоро забыли о Магнусе, он же тихо сидел в углу, сжимая в руке топорик, и глаза у него горели, как у загнанного звереныша. И не сводил он их с золотой цепи на толстой шее Хрольва.

И вот, когда все стали расходиться, вдруг топорик просвистел и рассек золотую цепь Хрольва вместе с его шеей. А Хрольв упал и умер.

Вышата в тишине говорит:

– Ты что сделал?

Магнус гордо выпрямился и, как умел, сказал вису:

Тут все опять зашумели и обступили Магнуса, и некоторые хотели даже его убить, говоря, что он нанес удар в спину. И уже обнажились мечи, но Вышата отвел их, сказав:

– Не нам, низким, проливать королевскую кровь.

Он сгребает Магнуса в охапку и несет его по дворцу в покои конунга, и стража их пропускает. Ярислейв же лежал в постели, но не спал.

Вышата бросает Магнуса на постель и говорит:

– В другой раз стереги получше своего жеребенка.

Конунг приподнялся, оглядел обоих и говорит строго:

– Выбираешь неподобные слова.

– Он для этого довольно сделал, – говорит Вышата. – Убил Хрольва-пешехода в пиру.

Тогда Ярислейв спрашивает его, как было дело, и Вышата рассказывает. Магнус же, съежившись в страхе, молчит.

Конунг выслушал и говорит:

– Поступок, достойный конунга. Я заплачу за него виру.

И он отпускает Вышату. И, встав, берет плетку и говорит Магнусу:

– А теперь, когда мы одни, снимай порты.

И Магнус подчиняется, и конунг награждает его по-княжески, так что Магнус, не стерпев, начинает кричать и плакать. И в опочивальню конунга вбегают разбуженная Ингигерд и с ней Рагнар, по долгу начальника стражи.

И они смотрят с удивлением и ничего не могут понять, потому что Магнус уже одет и только размазывает слезы с соплями по лицу.

Конунг говорит Ингригерд:

– Сам не пойму, чего расплакалось дитя. Забери и утешь.

Магнус с княгиней уходят, и Ярислейв хочет отпустить также Рагнара, но тот говорит:

– Прости, княже, но я уже знаю обо всем.

– Грехи наши тяжкие, – говорит Ярислейв и ложится обратно в постель, но Рагнар все не уходит, делая вид, что оправляет свечи.

– Дурное сотворил Магнус, – говорит он, – и неведомо, что еще натворит.

Ярислейв вздохнул и говорит:

– Не моего он табуна стригунок, но я дал Олаву слово его вырастить.

Рагнар говорит:

– Княже, дозволь сказать как думаю.

Конунг говорит:

– Скажи.

– Из Швеции приехали два ярла, – говорит Рагнар, – Кальв и Эйнар. И просят узнать, не отпустишь ли Магнуса с ними. Они живут в изгнании, в Тронхейме, у норвежской границы. Кальв и Эйнар говорят, что есть много людей в Норвегии, которые друзья Олаву и враги Свейну. Сын святого мученика был бы для них как знамя, чтобы собирать под него всех, недовольных Свейном.

Ярислейв говорит:

– Но Олав завещал престол Харальду.

– Конечно, – говорит Рагнар, – Харальд – законный наследник. Но, не дай Бог, случись с ним что! Магнус же будет всегда рядом, и призвать его будет легко.

– Не желал бы я норвежцам такого короля, – говорит Ярислейв.

– Имя Магнуса проложит дорогу Харальду, – говорит Рагнар.

Ярислейв подумал, открыл святую книгу Библию и ткнул пальцем наугад, как он делал часто, когда не знал решения и полагался на волю Божью. И, поднеся книгу к глазам, прочел из Притчей Соломоновых:

– «Нет мудрости, и нет разума вопреки Господу. Копя приготовляют на день битвы, но победа – от Господа».

Потом конунг закрыл книгу и сказал:

– Хорошо. Пусть ярлы придут завтра.

И Рагнар с поклоном удалился; мы же скажем, что через три дня Магнус с ярлами отправился в путь – через Альдейгьюборг, именуемый руссами Ладогой, по морю до Швеции, и сухим путем достиг Тронхейма, что у норвежской границы. И до времени ему нет места в нашей саге.