Читать книгу Сюжетная типология русской литературы XI-XX веков (Архетипы русской культуры). От Средневековья к Новому времени - Владимир Васильев - Страница 5
Глава 1
Век XI и век XX: два сюжета русской литературы. Cюжет-архетип и структурно-типологические модели «преподобнического» и «мученического» житий
1.1. Жизнеописание князя Святополка
1.1.1. Жизнеописание Спирьки Расторгуева (В. М. Шукшин «Сураз»)
ОглавлениеПрежде чем говорить о генезисе, обратимся к произведению В. М. Шукшина.
Кто такой герой рассказа «Сураз»? Естественно, не князь, а простой деревенский парень, шофер Спирька Расторгуев. Он самоубийца. Трагическое в судьбе Спирьки – следствие его блудного, греховного происхождения.
В с. Ясное приехали учителя, Ирина Ивановна и Сергей Юрьевич Зеленецкие, и поселились у стариков Прокудиных. В сцене знакомства с ними после выпитой рюмки коньяку Спирьке захотелось “рассказать весело” о своей жизни.
«– Я – сураз, – начал он.
– Как это? – не поняла Ирина Ивановна.
– Мать меня в подоле принесла. Был в этих местах один ухарь. Кожи по краю ездил собирал, заготовитель. Ну, заодно и меня заготовил.
– Вы знаете его?
– Ни разу не видал. Как мать забрюхатела, он больше к ней глаз не казал. <…> Ну, и стал я, значит, жить-поживать…»90.
Шукшин часто называл свои рассказы по имени героя91. Здесь рассказ назван “Сураз”. Перед нами – кличка, заменитель имени. В словаре В. И. Даля «сураз» (в частности, с пометкой «сиб.») – «небрачно рожденный», а также «бедовый случай, удар, огорченье». Выражение «сураз за суразом» – «беда по беде»92. В словаре М. Фасмера зафиксировано значение «сураз» – «несчастье».
Спиридон в переводе с латинского также означает «незаконнорожденный». И подлинное имя, и кличка героя – синонимы. Автор сверхакцентировал семантику незаконного рождения героя, связав ее со смыслами «несчастья», «беды», «удара»93. (В. М. Шукшин долго подбирал название для рассказа, написанного для задуманного цикла «Непутевые люди». Одно из первоначальных названий рассказа – «Непутевый». Окончательный вариант дает реализацию мифологемы «имя есть судьба».)
Спирька не имеет корня, на который мог бы опереться, он действительно «только что родился»94. Спирька – изгой, трагический персонаж. Он лишен с точки зрения крестьянского понимания нормальной судьбы, «выключен» из структуры крестьянского мира «добрых людей». У него «все не как у добрых людей!»95. «Тридцать шесть лет – ни семьи, ни хозяйства настоящего»96. «Мать <…> стыдилась, что он никак не заведет семью <…> ждала, может, какая-нибудь самостоятельная вдова или разведенка прибьется к ихнему дому»97. (В этом желании – мысль автора о соединении одной неудавшейся, «непутней» судьбы с другой, такой же неудавшейся и «непутней», как последней возможности создать для героя семью.)
Отверженность Спирьки подчеркивает и сравнение его с «черным человеком» (в сцене последнего прихода к учителям). «Он явился, как если бы рваный черный человек из-за дерева с топором вышагнул…»98. В поэтике С. Есенина, любимого поэта В. М. Шукшина, «черный человек» – дьявольский двойник героя, появляющийся накануне самоубийства поэта. В этом же ряду стоит выражение «чухонец отпетый»99: Спирька сравнивается автором с дружком, «таким же отпетым “чухонцем”»100.
«Жизнь Спирьки скособочилась рано», – пишет автор и дает следующую характеристику герою: «Рос дерзким, не слушался старших, хулиганил, дрался… Мать вконец измучилась с ним»101. Спирька бросил школу, не миновать ему было и тюрьмы. «Пять лет “пыхтел”»102. Само его преступление нелепо (оно описано автором в комическом ключе). Но такое уж Спирьке, что говорится, «на роду написано».
Поведение героя определяет мотив блуда: «Знает свое – матерщинничать103 да к одиноким бабам по ночам шастать. Шастает ко всем подряд, без разбора»104.
С мотивом блудного поведения связана другая черта образа героя – красота. «Он поразительно красив; в субботу сходит в баню, пропарится, стащит с себя недельную шоферскую грязь, наденет свежую рубаху – молодой бог! Глаза ясные, умные… Женственные губы ало цветут на смуглом лице. Сросшиеся брови, как два вороньих крыла, размахнулись в капризном изгибе. Черт его знает!.. Природа, кажется, иногда шутит»105. Красота помогает Спирьке легко одерживать победы на любовном фронте. В сцене свидания с чужой женой, учительницей Ириной Ивановной, Спирька думает: «Хорошо все-таки, что он (так!) красивый106. Другого бы давно уж поперли, и все»107.
Прижитый от «проезжего молодца», герой сам повторяет судьбу своего непутевого родителя. «Спирька был вылитый отец, даже характером сшибал, хоть в глаза не видал его»108. Рождение и жизнь Спирьки – это накопление греха109. Спирька необычайно легок, ни к чему он не относится серьезно. «Ему все “до фени”»110. Его ничто не удерживает на этой земле. (Исключение – любовь к матери: «Вот кого больно оставлять в этой жизни – мать»111.) Порывиста и разрушительна (как и все «блудное» в его жизни) любовь Спирьки к учительнице Ирине Ивановне. Но автор пишет не героя-злодея и даже не «отрицательного героя», его интересует, пользуясь его же словами, «человек “в целом”»112. Спирька – незаконнорожденный, но он не «злой человек», он, наоборот, «неожиданно добрый». В этом определении – безошибочное, математически точное, гениальное чутье образа В. М. Шукшиным.
Автор дает целый ряд примеров, раскрывающих эту черту образа-характера Спирьки. «Пришел [из тюрьмы] – такой же размашисто красивый, дерзкий и такой же неожиданно добрый. Добротой своей он поражал <…> Мог снять с себя последнюю рубаху и отдать – если кому нужна. Мог в свой выходной поехать в лес, до вечера пластаться там, а к ночи привезти машину дров каким-нибудь одиноким старикам. Привезет, сгрузит, зайдет в избу.
– Да чего бы тебе, Спиренька, андел ты наш?..»113.
Не только блудное, злое, но и ангельское начало воплощено в Спирьке. Зло – в его судьбе, добро – в его душе. Доброта как духовное качество героя проявляется, например, в его помощи двадцатитрехлетней вдове Нюре Завьяловой, оставшейся в войну «с двумя маленькими ребятишками».
В подобных поступках Спирька предстает как человек деятельного, нелицемерного христианского добра! У него самого ничего нет, а он готов пластаться весь свой выходной (!) ради одиноких стариков, односельчан. Нюре Спирька сбросил ночью в огород мешок казенного зерна – не стоит говорить о том, каким образом в военное, сталинское время мальчишка мог поплатиться за такую помощь…
Именно добротой объясняется и его жалость к женщинам с несложившейся судьбой. «Шастает» Спирька в основном к вдовам, одиноким, словно желая сколько можно скрасить не только свое, но и их существование. «Славный это народ, одинокие женщины! Почему-то у них всегда уютно, хорошо <…> Можно между делом приласкать хозяйку, погладить по руке… Все кстати, все умно. Они вздрагивают с непривычки и смотрят ласково, пытливо. Милые. Добрые. Жалко их»114. Значимо, что в такого рода общении для Спирьки важна душевная сторона. «Как назло кому: любит постарше и пострашней.
– Спирька, дурак ты, хоть рожу свою пожалей! К кому поперся – к Лизке корявой, к терке!.. Неужели не совестно?
– С лица воду не пить, – резонно отвечает Спирька. – Она – терка, а душевней всех вас»115.
Герой не может найти в себе зла даже к «лютому врагу», учителю Сергею Юрьевичу, который избил его и которого он хотел застрелить. Сцены мести, которые Спирька пытается вызвать в своем воображении, неубедительны для него самого. Он никак не может разозлиться, «завестись» по-настоящему. «Его вдруг поразило, и он даже отказался так понимать себя: не было настоящей, всепожирающей злобы на учителя <…> он понял, что не находит в себе зла к учителю. Если бы он догадался подумать и про всю свою жизнь, он тоже понял бы, что вообще никогда никому не желал зла»116. Именно доброта спасает его от рокового шага, не дает перешагнуть границу добра и зла. Дикая сцена готовящегося ночного убийства кончается тем, что Спирька «ясно вдруг понял: если он сейчас выстрелит, то выстрел этот потом ни замолить (!), ни залить вином нельзя будет»117. Он решил застрелиться сам.
Автор фиксирует его психологическое состояние перед самоубийством: «Вообще, собственная жизнь вдруг опостылела, показалась чудовищно лишенной смысла. И в этом Спирька все больше утверждался. Временами он даже испытывал к себе мерзость. Такого никогда не было с ним. В душе наступил покой, но какой-то мертвый покой, такой покой, когда заблудившийся человек до конца понимает, что он заблудился, и садится на пенек. Не кричит больше, не ищет тропинку, садится и сидит, и все»118.
Рожденный от блуда Спирька заблудился в жизни и кончил злой, греховной смертью. Он должен был убить и повторить судьбу своего отца, которого «за что-то арестовали», а дальше Спирька предполагает (фактически не зная!), «наверно, вышку навели»119. (Ср. с судьбой Святополка, которая предопределена грехом матери120.)
«– Спиридон… тебе же будет расстрел, неужели…
– Я знаю»121.
Это диалог в сцене готовящегося убийства. Судьба отца (мы не знаем ее начала) могла повториться в судьбе сына. Но преступления не произошло и, выражаясь языком героя, вышку не навели. Ствол, направленный в другого, Спирька развернул и направил в свою грудь. Только так оказалось возможно разорвать цепь «зла-греха», которой была окована его судьба. (Здесь возникает неожиданное сцепление образа шукшинского героя с образом свершившего подвиг непротивления Бориса. Дружина предлагала Борису пойти против Святополка, но тот не захотел «възяти рукы на брата своего»122, то есть предпочел убийству собственную смерть. Однако на этом сходство в данной ситуации заканчивается.)
Святополк, проклятый и гонимый Богом, бежит, но не может скрыться от его гнева. Он разбит болезнью, внутренне дезориентирован, смят и раздавлен. Господь прервал его род, вырвал греховный корень из земли. Спирька начинает метаться и бегать, после того как замыслил преступление, и до самой сцены самоубийства. Он потерял все ориентиры и сам не осознает, что с ним происходит. «Он чуть не бежал, а под конец и побежал»123. «Надо что-то делать, надо что-нибудь сделать. “Что-нибудь я сейчас сделаю!” – решил он. Он подобрал ружье и скоро пошагал… сам не зная куда»124 – сцена на кладбище и др. Там же на кладбище он «незло» материт покойников:
«– Лежите?.. Ну и лежите! Лежите – такая ваша судьба. При чем тут я-то? Вы лежите, а я еще побегаю по земле. Покружусь»125.
Судьба Спирьки – бегать, кружиться, блуждать по земле без цели и смысла до самой своей роковой кончины.
Удивительно точна культурная топика рассказа В. М. Шукшина. Первое свое преступление Спирька совершает в бане. Баня – опасное, нечистое в народной мифологии место126. Он не решается застрелиться на кладбище127, где не место самоубийцам, нечистым, «заложным» покойникам128. Спирька застрелился в красивом месте, в лесу, среди природы. Перед смертью он слушает птиц. «Тоже парой летают», – подумал Спирька. (У него нет пары.) Еще он подумал, что люди завидуют птицам… Говорят: «Как птаха небесная»129. На кладбище он вспоминает маленькую девочку, свою племянницу. (И собственных детей у него нет!) В этих предсмертных образах – знак прорыва к какой-то безграничной, неведомой человеку, свободе, трагедии исчезновения с лица земли корня доброго (ангельской души) человека Спирьки Расторгуева и неблагополучия того мира, в котором он жил.
Совершенно очевидно, что жизнеописание Спирьки выстроено по той же сюжетной схеме, что и жизнеописание Святополка:
– рождение от блуда;
– злая судьба (и здесь трагизм заключается в том, что изменить ее не во власти героя);
– злая смерть (самоубийство).
90
Шукшин В. Собр. соч. : в 5 т. Екатеринбург, 1992. Т. 4. С. 380. (О таком, как правило, не рассказывают. Да и хотел-то Спирька поведать о другом – о «далеких трудных годах, голоде, непосильной недетской работе на пашне». Внезапное желание героя рассказать о своей жизни психологически мотивировано тем, что при знакомстве он выпил стакан коньяку. Спирька быстро протрезвел и продолжать не стал. «И так резко, как захотелось весело рассказать про свою жизнь, так – сразу – расхотелось…» (там же).
91
Среди рабочих записей Шукшина имеется следующая: «Самые дорогие моменты: 1. Когда я еще ничего не знаю про рассказ – только название или как зовут героя. 2. Когда я все про рассказ (про героя) знаю. Только – написать. Остальное – работа». (Цит. по кн.: Коробов В. Василий Шукшин. М., 1984. С. 213.) Данное свидетельство позволяет отчасти проникнуть в авторскую «творческую лабораторию». Имя героя было чрезвычайно важно для Шукшина. Он признается, что, приступая к работе над тем или иным сюжетом, мог не знать ничего, кроме того, какое имя носит герой. Нет сомнения, что имя выступало при этом в качестве определенного знака, мифологемы, то есть заключало в себе некую семантику, которая должна была реализоваться в сюжете. Такого рода имен (кличек) в произведениях Шукшина более чем достаточно. Например, Степан Воеводин («Степка»), Бронька Пупков («Миль пардон, мадам!»), Гена Пройдисвет, Алеша Бесконвойный (одноименные рассказы), Егор Прокудин («Калина красная») и др.
92
Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. М., 1991. Т. IV. С. 362.
93
М. Фасмер предлагает этимологию слова «сураз» из «су-» и «разъ» – «удар, порез» (Фас-мер М. Этимологический словарь русского языка : в 4 т. М., 1987. Т. 3. С. 806). Интересно отметить также слово «куразенок» (незаконнорожденный ребенок), встречающееся в сибирских диалектах. «По происхождению представляет собой сложение экспрессивного архаичного префикса ку- и производящей основы -разенок; ср. сураз, суразенок с тем же значением, но с другой приставкой. Данное образование может восходить к праславянскому фонду, в связи с чем интересно “чередование” префиксов ку-/су-» (Шарифуллин Б. Я. История и этимология русских говоров Сибири. Красноярск, 1990. С. 36). Если предложенная этимология верна, то в семантике слова «сураз» заключен смысл изначальной, кармической пораженности судьбы незаконнорожденного. (Поскольку слово «карма» вошло в русский язык с не очень определенными значениями, то мы бы хотели уточнить, что в данном случае понимаем под «кармическим» причинно-следственную связь между судьбами поколений, влияние грехов родителей на судьбы детей.) Судьба Спирьки Расторгуева является подтверждением именно данных смыслов. Судьба наносит ему слишком много ударов. Внезапным ударом судьбы представляется и его странная любовь к учительнице, чужой жене Ирине Ивановне. Эта любовь вполне подходит под выражение «по бабам шастать». Она и привела к окончательной катастрофической развязке (см. далее).
94
См.: Аннинский Л. «Шукшинская жизнь» // Лит. обозрение. 1974. № 1. С. 55.
95
Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 385.
96
Там же. С. 375.
97
Там же. С. 385.
98
Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 391.
99
«Чухонец», «чухна» – название финских племен, проживавших в окрестностях Петербурга. Оно связано с этнонимом «чудь». В фольклорных преданиях чудь выступает как враждебное русским племя.
100
Там же. С. 376.
101
Там же. С. 375, 376. (Ср. характеристику «последних дней» времени Антихриста: «Будут бо человецы <…> родителем противящиися» [2 Тим. 3, 2]. Образ Спирьки воплощает в себе данную антихристову черту. (Делаем это замечание несколько забегая вперед.) Соответственно, образ идеального героя описывается через прямо противоположный мотив послушания (см. выше характеристику Бориса и Глеба.)).
102
Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 376.
103
См. также о матерщине как черте антихристианского, бесовского поведения: Успенский Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Успенский Б. А. Избранные труды. Т. II. Язык и культура. М., 1994. С. 57–58. (В рассматриваемом нами контексте интересен мотив, связывающий происхождение матерщины с инцестом – см.: Там же. С. 68.)
104
Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 375.
105
Там же.
106
«Суражий», «суразый», «суразный» – это еще и «видный, пригожий, казистый» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. IV. С. 362). Таким образом, мотивы красоты и моложавости героя («ему на вид двадцать пять, не больше» (Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 375) неразрывно связаны с негативной семантикой той системы значений, которая заключена в имени и кличке героя, а также с мотивами «блуда», «непутевости».
107
Там же. С. 383.
108
Там же. С. 376.
109
Ср. наличие данного мотива в описании рода Ивана Грозного, а также в сюжете о рождении природного колдуна – см. раздел 3.1 настоящей монографии.
110
Шукшин В. С. Собр. соч. Т. 4. С. 375.
111
Там же. С. 385.
112
В статье «Нравственность есть правда» (1968) В. М. Шукшин писал: «Честное, мужественное искусство не задается целью указывать пальцем: что нравственно, а что безнравственно, оно имеет дело с человеком “в целом” и хочет совершенствовать его, человека, тем, что говорит ему правду о нем» (Шукшин В. М. Собр. соч. : в 3 т. М., 1985. Т. 2. С. 623).
113
Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 376, 377.
114
Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 389.
115
Там же. С. 375.
116
Там же. С. 392, 393.
117
Там же. С. 387.
118
Там же. С. 393.
119
Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 380.
120
Фраза «Мать меня в подоле принесла», как и имя «Сураз», оскорбляют родительницу Спирьки, акцентируют ее греховность. Однако В. М. Шукшин с очевидностью намечает и повторение судьбы отца в судьбе сына. Стоит отметить и еще одно сближение сравниваемых текстов. Владимир не любит Святополка за то, что он не его сын. Мать может «немилосердно выпороть», «жестоко избить» Спирьку за хулиганство и непослушание. «А ночью [она] рвала на себе волосы и выла над сыном; она прижила Спирьку от “проезжего молодца” и болезненно любила и ненавидела в нем того молодца» (Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 376). Как мы видим, мотив отторжения сына здесь осложнен мотивом болезненной, надрывной любви к нему.
121
Там же. С. 387.
122
Сказание о Борисе и Глебе. С. 284.
123
Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 386.
124
Там же. С. 389.
125
Там же.
126
В «Калине красной» Люба Байкалова объясняет, почему она боится ночью ходить в баню: «Да там же черти! В бане-то… Они там только и водются» (Шукшин В. Собр. соч. : в 5 т. Екатеринбург, 1992. Т. 3. С. 339).
127
Существуют две редакции рассказа «Сураз» – 1970 и 1973 г. В раннем варианте герой стреляется на кладбище. (См. в кн.: Шукшин В. Земляки. М., 1970. С. 117–131.) В следующей редакции автор устранил данную культурологическую ошибку.
128
О «заложных» покойниках см.: Зеленин Д. К. Очерки русской мифологии. Пг., 1916.
129
Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 394.