Читать книгу Записки промысловика. Повести и рассказы - Владимир Васильевич Беляков - Страница 16
Повести
Росомаха
Часть 6
ОглавлениеВ один из вечеров по радиосвязи нам сообщили, что предположительно в районе озера Камо сломался вездеход с геологами. Попросили разведать обстановку, узнать, что случилось, и, по возможности, оказать посильную помощь. Расстояние от нас до озера не более пяти километров. Идеально круглой формы, диаметром не более четырехсот метров располагалась оно на высоком каменном плато. В озере водилось много пеляди, но вылавливать мы ее не решались, так как она практически вся была заражена гельминтами.
Уложив под сидение «Бурана» два термоса с горячим кофе, захватив винтовку, я отправился в путь.
Быстро добрался до озера, объехал его вокруг, в бинокль внимательно осмотрел окрестности, но не обнаружил ни вездехода, ни его следов. Возвращаться назад решил по путику, идущему по реке Лама. Спустился с плато, выехал на протоптанную снегоходом колею и поехал по замершему руслу.
Несмотря на мартовский мороз, солнце приятно пригревало спину. Я держался за ручки снегохода, взглядом отыскивал снежные горки с установленными на них капканами. Если они стояли без видимых повреждений, двигался дальше, не останавливаясь. Монотонный, убаюкивающий звук двигателя клонил в сон. Безмолвный пейзаж с заснеженными деревьями и кустарниками по берегам реки притуплял зрение. Что-то заставило меня повернуть голову влево, когда я проезжал мимо небольшого залива. Там, в самой его глубине у ручья, стоял соболиный «взбежек» (валежник, под наклоном приставленный к дереву). Через голые ветки кустов просматривался темный неподвижный силуэт крупного зверя.
«Неужели, волк. Каким образом он мог попасть в соболиный капкан?» – подумал я. Машинально вскинул ружье и подъехал ближе.
У валежника сидела росомаха. Стальные металлические дужки маленького капкана смогли обхватить лишь три фаланги ее передней лапы. Она сидела, не двигаясь, опустив голову. Мощные шейные мышцы вздрагивали и напрягались при закрытии пасти и расслаблялись, когда она ее открывала. Росомаха опиралась на растопыренную лапу, вонзив свои когти в снежный наст, другую с пленившим ее капканом держала перед собой на уровне груди. Одним резким рывком она могла бы освободиться, сбросить капкан, разбить его, но ей было больно, непривычно больно, поэтому она не шевелилась, боясь сделать себе еще больнее.
Это заяц, попав в капкан, будет в ужасе совершать прыжки в стороны, стараясь освободиться. Истеричность этих прыжков будет сопровождаться такими же истерическими гортанными звуками, напоминающими плач младенца. Он будет метаться до тех пор, пока не сломает себе лапу, оторвав ее, отбежит на несколько метров и заляжет в кусты. Так и замерзнет без движений, боясь пошевелиться.
Волк, обладая большой силой, постарается сделать все, чтобы разбить капкан. Даже лапу сможет перегрызть, но только после того, как онемевшую и обмороженную перестанет ее чувствовать. Освободившись, припадая на изувеченную лапу, уйдет.
Песец сразу начнет яростно впиваться зубами в скобы, обхватившие его лапу, стараясь освободить ее из металлических челюстей капкана. Ярость будет такова, что скоро вместе со скобой он начнет вгрызаться зубами и в свою лапу, вырывая из нее куски мяса, кроша свою кость. И если сможет освободиться, отбежит, ляжет и вновь вернётся, чтобы насытиться куском привады, оставшейся в «городушке», а заодно и доглодать кусок своей лапы в капкане.
Росомаха никогда не будет причинять себе боль. Она пристально смотрела на меня выжидающим взглядом, определяя мои намерения. Периодически судорожная дрожь, пробегала по ее телу, отчего шерсть на спине поднималась дыбом. Проглатывая слюну, она предупреждала: «Подойдёшь, порву».
От удара прикладом по голове росомаха уткнулась носом в снег. Убедившись, что она мертва, я начал внимательно ее рассматривать. Это был уже взрослый самец весом около двадцати килограмм. Цвет шерсти типичный темно-бурый с палевым оттенком на голове, лапы почти черные.