Читать книгу Баня – это маленькая смерть - Владимир Васильевич Емельянов - Страница 3
…
ОглавлениеНачало третьего десятилетия двадцать первого века. Парилка общественной бани в каком-то российском городе. Банщица Елена заходит из мыльного отделения в парилку с ведром воды и останавливается в дверях.
Е л е н а. Я тебя услышала! Я поняла! Если бы ты знал, как у меня всё болит!
Елена закрывает дверь парилки, берёт щётку и совок, начиная разговаривать сама с собой и очищать пол и лавки от листьев и иголок, опавших с банных веников.
Е л е н а. Как жаль… Не важно, что он сказал. Важно, как он сказал… Наконец-то никого нет в парилке… Кстати, нужно взять такую тишину за основу продуктивной уборки! Блин, какой печальный момент… Вот как тут не спросить, как его зовут? Так ведь вроде бы нашла его веник даже… Только вот разделила все ветки напополам… А он ведь далеко не дурак… Снова стою одна тут… Видела бы меня моя мама… Пойду покурю…
Елена обливает лавки ведром воды и выходит из парилки. Заходят пьяные Дима, Митя и Антон, продолжая диалог. Антон с банным веником. Во время диалога все садятся на лавку.
Д и м а. Первый?! Самый первый раз в бане вообще? Смелей дыши, Митяй!
А н т о н. Сперва нормально. Но баня – наркотик. Потом как начнёт ломать без неё! Но опять же, это тебе не бессмысленно жрать палёную наркоту на рейвах. В бане можно дождаться и более клёвого прихода.
М и т я. Лучше бы убили меня побыстрее, пока я сам это не сделал. Здесь чё, паутиной окно затянуло? Какой-то сладкий привкус горечи…
А н т о н. Да это, как всегда, пенсионеры надымили. На печку льют воду с хрен знает чем. И чё мы здесь делаем так поздно… И зачем пришли… Я вообще не понимаю, какой смысл… Через час нас выгонят – начнутся женские часы.
Д и м а. Ну так мы же пьяные были час назад. Забыл уже, как бухали на морозе? Вместе приняли решение: отрезветь. Ветер страшный на улице. Ты же сам бросался на меня, нервничал и согреться предлагал! Ну и вот. Как видишь, я не растерялся в догадках о твоём самочувствии. А то ты бледный какой-то был. Ну? Чувствуешь теперь банный аромат по коже? Чё-то у меня глаза слипаются…
Антон начинает хлестать себя банным веником по животу.
А н т о н. Объявляю войну своему сраному телу! Ультиматум! Вмажем веничком по кубикам!
Д и м а. Дальше-то что делать будем после бани? Антон! Делать что дальше предлагаешь?
М и т я. Предлагаю вам связать мне руки, отнести в купель, закинуть прямо на дно и оставить меня в покое.
А н т о н. Чувак, заткнись! Расслабиться попытайся. Чё как сука-то? На небо забирают достойных, между прочим. А у тебя, вон, уже даже язва на шее от того, что тебе постоянно не нравится, что с тобой по жизни происходит.
Д и м а. Как же, наверное, больно, пусто и грустно тебе сейчас, Митя. А можно я тебя убью?
М и т я. Да пожалуйста. Дима, я уже ни о чём не жалею. Ни о чём не мечтаю. Я уже не я.
Д и м а. Прости, Митяй. Нервы сегодня у тебя внатяжку, конечно.
Александр, Михаил и Леонид заходят в парилку. Михаил со стаканом жидкости.
А л е к с а н д р. Ну и как теперь климат в бане? Тот или не тот?
М и х а и л. А я ещё сейчас махну стакан на камни. Подышим эвкалиптом!
Михаил плещет стакан жидкости на горячие камни на печке и смотрит на градусник, висящий на стене. Александр и Леонид садятся на лавку.
М и х а и л. Туман уже вроде спал. А вот температура поднялась… Кони ход прибавили, как говорится.
А л е к с а н д р. А мне нужна сырость как раз.
Л е о н и д. Ну так и застелите горизонт нормально здесь – вентиль немного откройте. Пусть водичка капает на камни. Только оставьте её литься так, чтобы струйка была, как тоненькая нить. Эти ваши эвкалиптовые смеси – как капля сожаления для тех, кто после работы устал и попариться пришёл. Люди же сюда приходят, чтобы как всегда, так сказать, улететь, забыться и в новый день. Эвкалиптом, конечно, полезно подышать – расслабляет, но может только на мгновение.
Михаил крутит вентиль над печкой и на горячие камни начинает литься вода. В парилке появляется густой пар.
М и х а и л. Думал, что же мне не хватало… Теперь всё на месте!
А л е к с а н д р. Да, теперь мы мазаны одним миром. Дышим одним чудом.
Л е о н и д. Эх. Пропащая душа ты, Миша! Ну что за чёрт? Что не говори тебе – всё для тебя пустяк. Не послушал меня и на полную врубил воду! Всё как всегда.
М и х а и л. Ну а ты посмотри теперь на потолок – дождь… А то и не дождь. Как будто бы слёзы с неба капают.
А л е к с а н д р. Да, Миш, у тебя получилось придать бане знакомый с детства вид.
Л е о н и д. Бог тебя хранит, Саша. Тоненькую нить воды нужно, а не толстую. В нашем детстве всех этих кранов не было. Ковшичком заливали.
М и х а и л. Не знаю как ты, Лёня, а мою душу радует такой огромный купол пара в бане.
Егор, Борис и Мансур заходят в парилку и продолжают диалог.
М а н с у р. Вместо того, чтобы сделать мыльное отделение тёплым, они эти зелёные стёкла понаставили. Через них же тепло уходит, да и видно всё – просвечивает.
Б о р и с. Просвечивает и видно всё, потому что не от кого прятаться. Это единственная общественная баня в городе с одним отделением – для мужчин и женщин.
Дима встаёт, смотрит на Митю и направляется к выходу.
Д и м а. Ну, как дела, Митя? Захотелось быть счастливее?
Б о р и с. Мансур! Да не печалься ты по пустякам в такой ответственный для тебя день. У тебя же сегодня день радости! Не ворчи. Не порти сам себе настроение, хотя бы сегодня.
Антон встаёт, смотрит на Митю и направляется к выходу.
А н т о н. Скрючил свои обрубки здесь. Позу-то поменял хотя бы что ли. Пойдём, может, пивком раскумаримся по полстакана? Я чипсов накупил. Поваляемся. А то так и сдохнешь здесь от температурного передоза.
М и т я. Оставьте меня в покое. Простите, но я здесь задержусь. До начала следующего дня. Убирайтесь прочь.
А н т о н. Напоминаешь подростка-наркомана…
М и т я. А чё? Есть сомнения?
Д и м а. Фак ю! Бесполезно с ним говорить. Пьяный он страшно. И нервный. Брось его. Согреется – может и станем ему нужны.
Дима и Антон выходят из парилки.
Е г о р. Вчера в кармане паспорт оставил и постирал случайно. А сейчас, пока раздевался, окурок в ботинке нашёл. Но самое смешное, что я только сегодня обнаружил, что эти ботинки уже истоптаны. Четыре года им. Так что у тебя, Мансур, ещё как у людей всё.