Читать книгу Такая короткая длинная жизнь - Владимир Вечфинский - Страница 2

Я родился! Кто я? И почему я здесь?

Первые смутные воспоминания о детстве, но скорее о младенчестве. Теплая вода, огромный отец, я захлебываюсь в мутной коричневой воде, надо мной поднимается гигантская белая стена. Отец вытаскивает меня за шиворот из моря-океана. И вот я снова на свободе…

Это было на реке Клязьма, в городе Вязники. Белая стена – это борт речного трамвайчика, а отец меня вытаскивал не из моря-океана, а из обыкновенной, но глубокой лужи.

Позже уже что-то осмысленное. Пожалуй, вспомню эпизод из моего детства, о котором мне рассказывала мать.

Мне было пять лет, когда я получил первую серьезную травму: я споткнулся, пролетел пролет лестницы и ударился лбом о ребро батареи отопления. На всю жизнь у меня остался шрам. И было это в славном городе Северодвинске. В дальнейшей своей жизни я, как и любой человек, особенно мужского пола, получал немало травм. Довольно многие из этих травм происходили при столкновениях моей головы с различными неодушевленными и даже одушевленными предметами. Мать шутила, что я потому такой умный, что из моей головы выбило всю дурь. Хотя, если послушать бывшего боксера и мэра Киева Виталия Кличко, то должно было быть наоборот. Его мозги, благодаря многочисленным взбалтываниям на ринге, выплеснули большую часть ума.

Можно считать Северодвинск городом моего рождения. Я родился в небольшом городе Вязники Владимирской области, не слишком далеко от Суздаля (Два часа езды вдоль берез и елей по колдобинам разбитой всмятку дороги на старом автобусе). Между прочим, когда я получил новый паспорт (в 25 лет), в графе «место рождения» была указана Володимирская область, хотя я получал его в Ярославской области. В «последнем» паспорте (в 45) уже была Владимирская область. Почему я говорю о Северодвинске как о месте своего рождения? Очень просто, меня перевезли туда в месячном возрасте.

В пять лет я осознал, что материальная жизнь конечна. В некоторых религиях считается, что человек начинает осознавать себя как личность, когда понимает, что не вечен. До сих пор я помню: стою у колен деда, смотрю в низкое окно на солнечное небо, по которому бегут редкие облачка, и реву. Небо будет, облака будут, все будет, а меня не будет. Спустя годы я узнал и понял много нового, но об этом слишком сложно и долго писать…

До 12 лет почти каждое лето я с родителями проводил в Вязниках у деда и бабушки. Мой отец всю свою жизнь был актером. Мать – или помощником режиссера, или инспектором сцены, но в молодости она иногда играла в спектаклях.

Не раз мы ездили в Киев, где жила тетя Ира, родная тетя отца.

В то время актеры часто меняли театры, иногда почти каждый театральный сезон. Я плохо помню: после Северодвинска мы недолго были в Забайкалье (Улан-Удэ). Несколько месяцев родители работали в драмтеатре в Армавире (Северный Кавказ). Это одно из самых худших наших воспоминаниях. Денег почти не платили, жили втроем в комнатушке 2 на 3 метра. Отец, чтобы жить, продавал книги из нашей библиотеки. Одно только было приятным: в нашем дворе летом были открыты двери кинотеатра, и мы, пацаны, бесплатно забирались в кинозал. Млели, смотря редкие зарубежные фильмы. Я влюбился в океан в документальном фильме Жака-Ива Кусто. Позже я читал его книги. В летнем кинотеатре я посмотрел художественные фильмы «Насреддин в Бухаре» и «Насреддин в Ходженте», поставленных по книге Соловьева. В будущем Насреддин сыграл определенную роль в моей жизни.

Но потом мы переехали в Воркуту. От Воркуты у меня остались очень хорошие воспоминания. Да, длинная и сурова зима. Да, почти полярная ночь.

Но…

В Воркуте мы впервые жили в однокомнатной квартире, пусть она и принадлежала Воркутинскому драмтеатру, но это было не театральное общежитие. В Воркуте я научился неплохо плавать: там был отличный крытый бассейн. Было множество кружков, в том числе авиамодельный. До сих пор я помню запах свежей древесины и столярного клея. Родителям хорошо платили и давали два месяца летнего отпуска (север). В магазинах были все продукты. Летом гастроли по северным городам. Летали над тундрой, плавали по Печере. Летали на «Дугласе», самолете, оставшемся от Великой Отечественной войны. Помню первый полет с театральной труппой на гастроли. Самолет потряхивало на воздушных ямах над тундрой. Почти все актеры сидели с черными бумажными пакетами и «хвастались» в него своим завтраком. Я бегал по салону: на меня болтанка почти не действовала. Оказалось, что у меня неплохой вестибулярный аппарат, позже это подтвердилось во время плаваний, например, по Тихому океану. На гастролях в Сыктывкаре мы жили в гостинице на дебаркадере на втором этаже. Я прямо из окна ловил мелкую рыбешку из Печеры. В Сыктывкаре шел «заграничный» фильм-опера «Аида». Я не был поклонником оперы, но арии Аиды, Радомеса помнил долго.

Северное сияние я помню, но почему-то не отчетливо.

Первые свои деньги я заработал в Воркуте. Я учился в первом классе, но все свободное время, как и все театральные дети, проводил за кулисами театра. Я был театральным ребенком, знал пьесы, хорошо литературно говорил и прочее, и прочее. Для меня специально написали небольшой эпизод в одном очень известном тогда спектакле. Мне нравилось, когда меня снимали с уроков для выездных спектаклей по шахтерским поселкам. Однако в зимние каникулы мне иногда приходилось участвовать в трех спектаклях в день. Дело в том, что меня ввели в утренние и дневные детские спектакли «Старик Хоттабыч», где я играл арапчонка, слугу Хоттабыча, а вечером был занят в «Иркутской истории». В то время как мои одноклассники катались на лыжах, конька, санках, я днем бегал по сцене, таская за джином разнообразное барахло, и даже доставал из оркестровой ямы шахматные фигурки, рассыпанные в гневе моим повелителем (да не укоротится его борода!). Но я заработал свои первые деньги, которые мои родители вложили в покупку нашего первого черно-белого телевизора. Я до сих пор помню, как с восторгом тащил на санках этот телевизор. А рядом шли родители, и нам было здорово.

Хронический насморк я тоже заработал в Воркуте. Причем виноваты в этом были три мушкетера. Точнее, французский фильм «Три мушкетера». Вторая серия фильма, как тогда было принято, шла в показе через неделю после первой. Я искал родителей, чтобы получить 20 копеек на кино, а на улице была пурга, мороз, а я был без шапки. Кино посмотрел, но насморк остался со мной на всю жизнь.

В праздники катались на оленях, играли с маленькими белыми медвежатами. Запомнился один эпизод. Как-то раз по гражданской (учебной) тревоге население Воркуты попросили выйти в тундру. Помню, солнечный, не холодный для нас, день, я с пацанами, играл в тундре в виду воркутинских домов. Через несколько часов мы все вернулись домой. Только спустя много лет мне стало известно, что в тот день над Новой Землей (приблизительно на высоте 4 км) была взорвана водородная «Кузькина мать» Никиты Хрущева («Царь-бомба»). Большие начальники опасались, что воздушная волна от взрыва могла причинить Воркуте серьезные разрушения, поэтому население развлекалось прогулками по тундре. Сейсмическая волна, возникшая в результате взрыва, три раза обогнула земной шар, а звуковая волна, порождённая взрывом, докатилась до острова Диксон на расстоянии около 800 километров. Однако о каких-либо разрушениях или повреждениях сооружений не сообщалось. В Воркуте мы вообще ничего не ощутили, хотя были ближе к взрыву.

Помню один эпизод в Вязниках. Поздно вечером была жуткая гроза. Черное небо, непрерывный грохот и сверкание молний, а мне все это очень нравилось, я, как говорят сейчас, ловил кайф. Вылезал во двор, но бабушка и дед чуть не силком втаскивали меня в дом. Они сильно боялись. Один раз я видел интересную молнию: мы ехали в автобусе по широкому полю, а молния прошлась от неба до земли пунктирной линией, словно кто-то прочертил для неё идеальную прямую.

Как-то я целый год я прожил в Вязниках. Квартира у деда и бабушки была на первом этаже двухэтажного дома, напротив метров через 30 был центральный базар. Стакан земляники стоил 10 копеек. В квартире было две печки: одна большая русская на кухне (я как-то мылся в ней), другая изразцовая в другой комнате. У деда была искалечена левая рука, он воевал на Великой Отечественной войне. Он раньше был членом КПСС, но его выгнали из партии: слишком по многому имел свое мнение. Но не посадили. Были какие-то ограничения, но я слишком многого не понимал: что понимает пацан возрастом до 12 лет.

Моя мать тоже воевала. Ушла на фронт в возрасте 17 лет ближе к концу войны. Училась в школе снайперов, была санитаркой. Участвовала в знаменитой атаке на Зееловские высоты. Дошла до Берлина, расписалась на Рейхстаге. Имела боевые награды, в том числе и медаль «За отвагу». О войне рассказывала мало. Но один эпизод я запомнил на всю жизнь. Наши войска взяли один город (не помню названия). В центре города стояли аккуратные немецкие виселицы. Рядом стояли тоже аккуратные детские виселицы…

Тетя Ира жила в Киеве на улице Коцюбинского. Потом, когда в конце 80-х годов, мы с женой (тоже Ирой) приезжали в Киев, тетя жила уже в новостройках в Дарнице на левом берегу Днепра. Тетя была полькой, как и мой отец. Правда, по-польски он не понимал ни слова. Родился и вырос в Киеве, учился в ПТУ, потом театральный техникум, потом театры в разных городах СССР, в том числе и в Белоруссии. Там ему собирались присвоить звание «заслуженный артист Белорусской республики», но он уехал в драмтеатр в Вязники, где и познакомился с моей матерью. Деды мои были из благородных (дворяне Российской Империи), владели немалой долей в сахарной промышленности Малороссии (сейчас часть Украины). И был бы после революции отцу каюк, но у него имелась справка о том, что его отец (мой дед) работал в красной артели или колхозе агрономом. Вообще-то дед окончил императорскую академию сельского хозяйства, но этот диплом отец никому не показывал. Вообще по линии отца были и князья и графы, так что я потомственный граф, а мои дети – графинчики. Отец только в семье говорил, что он сын обедневшего графа. Несколько лет назад меня нашли родственники из Кракова. К сожалению, сейчас у нас нет денежек для поездки в Польшу. Есть еще родственники во Франции, еще где-то, тетя Ира говорила, что и в Америке кто-то есть. Родственники из Кракова прислали нашу родословную с 1663 года. Родственников на сей момент множество, так что на чье-нибудь наследство можно не рассчитывать. В этом году в Краков из Франции приезжал их кузен. И фамилия у того кузена была «Vechfinsky».

В Воркуте мы прожили три года.

Однажды летом, в Вязниках на берегу реки Клязьма, где мы обычно отдыхали, возникли большие поля кукурузы. Искупавшись, наловив уклеек, плотвы и лещей, я проходил несколько метров и срывал свежие початки. Мы не предполагали, что кукуруза определит нашу дальнейшую жизнь. Первый секретарь ЦК КПСС Хрущев обожал кукурузу «царицу полей» и стремился продвинуть ее все дальше на север. Не знаю: причем здесь драмтеатр Воркуты, но его планировали закрыть. Отцу предлагали должность директора шахтерского дома культуры. По тем временам весьма достойная должность, но он сказал, что всегда был актером и уволился из театра. Чуть позже Никиту сняли, театр остался.

Мы собрали пожитки в железнодорожный контейнер и отправили его в Москву. Сами также отправились в столицу. В Москве существовала неофициальная театральная биржа (кажется, в парке им. Баумана). Сами жили в гостинице. На бирже отцу предложили место ведущего актера (иногда это неофициально называли героем-любовником) в Хабаровске. Деньги кончались, продали отличный по тем временам магнитофон. Но тут, на наше счастье на бирже оказался главный режиссер рыбинского драмтеатра Саранчук. Отцу предложили должность актера, матери – помощника режиссера и (обалдеть!) двухкомнатную квартиру. Отец сказал, что хватит мотаться по стране, растет сын, Ярославская область – центр России и Рыбинск недалеко от Москвы. Так мы оказались на берегу Волги. В Рыбинске нам сначала предложили выбрать или квартиру на Волжской набережной (это сразу), или через три месяца в строящейся тогда улице им. Гагарина. Этот район считался (опять же тогда) очень перспективным. Конечно, это были «хрущевки», но в то время – шикарное предложение. Большая часть Рыбинска состояла из деревянных домов. Квартира на набережной была в запущенном состоянии, и ремонт надо было делать за свой счет. Отец сказал, что лучше сразу получить хату, чем потом. В дальнейшем этот выбор оказался правильным. До Волги метров 100—150 (я бегал купаться прямо в плавках), отличный приволжский парк, а в дальнейшем, когда Рыбинск застроили современными домами и магазинами, район, в котором мы жили, стал новым центром Рыбинска.

Я рос, учился нормально. Но практически на каждой странице моего дневника были замечания о моем поведении. Я был не хулиганом, нет, а чересчур непоседливым, плюс я на многое имел свое мнение. Родители насчет учебы меня не напрягали, хотя и были в курсе. Я много читал. Кстати, настоящие хулиганы относились ко мне, пусть будет – с уважением. Просто пару раз я с ними столкнулся, но была у меня особенность: если меня поставить в тупик, то я терял голову и не помнил после драки – как лупил и чем лупил, поэтому со мной предпочитали не связываться. Так что со шпаной у меня были, не скажу дружеские, но нейтральные отношения – они не трогают меня, я отношусь спокойнее к ним. Но вот, что интересно, та же позиция осталась к ребятам из начальства. Когда я работал в Рыбинской Авиационной Академии, по какому-то поводу прежний ректор вызвал меня и повысил голос, но, посмотрев мне в глаза, решил, что разговаривать лучше нормально.

Был записан в большую часть библиотек Рыбинска. Очень любил фантастику. С хорошими художественными книгами в книжных магазинах было туго, но если что-то путное появлялось, родители не отказывали мне в покупке. Они приветствовали мое увлечение книгами. Но требовали, чтобы я чаще бывал на улице. Хотя зимой я катался на лыжах по набережной Волги, обтирался снегом, а весной и осенью часто торчал во дворе одного из моих лучших друзей, в некотором смысле хулиганском. Маленький эпизод: как-то раз друг мой Колька поджег дымовую шашку и бросил ее в открытое окно учительской. Шашка застряла между рамами. Через минуту в учительской остался только дым. Учителя жадно хватали воздух на улице. Но виновника так и не нашли. Двор находился рядом со школой, в которой я тогда учился. Эта школа в то время располагалась в мрачном здании дореволюционной тюрьмы. Позже для этой школы построили новое здание, и она стала считаться школой с физико-математическим уклоном. Нас было четверо близких друзей. После восьмого класса мы с одни другом перешли в другую школу. Считалось, что там хорошо преподают астрономию, хотя я знал в то время больше, чем учитель. Двое наших друзей ушли в ПТУ.

Я записывался в различные спортивные секции, авиамодельный и радиоэлектронный кружки. Любил историю, палеонтологию. Хорошо знал истории древних Египта, Греции, Рима и т. д. У меня была шикарная книга о динозаврах. Вообще о фауне юрского, мелового и других древних периодов Земли я знал довольно много. Но главное, чем я увлекался – это физика, астрофизика, астрономия. У меня была довольно приличная подзорная труба и карты звездного неба. Часто наблюдал звезды. На городской олимпиаде по астрономии я занял третье место, но на областной (в Ярославле) был уже вторым. Правда, мои ответы обычно были нестандартными.

В спорте я был середнячком. Только в двух видах спорта я задержался надолго. В 1969 г. в Рыбинске открылся бассейн с плавательными дорожками по 50 метров. На то время это был (насколько я помню) лучший бассейн на Волге. Там я научился настоящему спортивному плаванию. Перед каждым соревнованием приходилось тренироваться до трех раз в день. Когда я отдыхал с родителями в Крыму в Мисхоре, отец сказал, что из всего нашего пляжа, а это был пляж санатория дома отдыха работников ВТО (всероссийского театрального общества), я выделялся своим спортивным стилем плавания. Кстати, в этом доме отдыха я общался со многими известными в будущем актерами. Например, играл в бильярд с молодым Смирнитским. Невинный отдавил мне ногу, когда играли в футбол, и т. п. Каневский мне запомнился тем, что выходил из здания санатория в окружении женщин и с шампанским в руках. В этом доме отдыха впервые транслировался мультфильм «Бременские музыканты». Это было испытание фильма на актерах – актеры самые придирчивые критики. Фильм им очень понравился (а мне тем более).

У меня была простейшая кинокамера, работавшая от батарейки, и я много снимал. Например, прогулку на туристическом кораблике. Заснял и Ласточкино Гнездо и многое другое.

Документальные фильмы о гастролях Рыбинского театра, стройотрядах, просто о нашей жизни у меня сохранились завернутые в черную, светонепроницаемую бумагу. Кинопроектор для 16-ти миллиметровой пленки тоже имеется. В дальнейшем в экспедициях вел съемки уже на полупрофессиональную кинокамеру.

Как-то раз я поехал на морском туристическом кораблике вдоль побережья в Симеиз. У пляжа торчала огромная скала. Я видел, что с ее вершины прыгают в Черное море местные пацаны. Они прыгали «солдатиком». Довольно опасно, если прыгать с приличной высоты: при таком прыжке часто тело поворачивается и плоско шлепается о воду спиной или животом. Я забрался к ним. Вожак неприязненно глянул на чужака и сказал, что бы я прыгал вниз головой. Собственно, иначе прыгать я не собирался. Прыгнул простой «ласточкой». Ребятам понравилось, попросили прыгнуть еще. Вожаку это стало немного не нравиться. Я попрощался и удрал на подходившем корабле.

Довольно долго я занимался самбо. Я помню, что первоначально в данную секцию поступило 49 человек. Через два месяца осталось семеро вместе со мной. Кого-то отчисли (была очень строгая дисциплина), кто-то не выдержал интенсивных тренировок и т. п. Я далеко не был корифеем, но клуб самбо «Метеор» был одним из лучших в России. Из школы самбо я на долгие годы сохранил умение владеть своим телом. На всю жизнь я запомнил один из приемов, который мог пригодиться и на улице. Этот прием применил ко мне противник на областных соревнованиях, благодаря чему я проиграл в чистую. Прием я показал своему конкуренту по команде. Команда заняла призовое место. По плаванию и самбо у меня были какие-то разряды.

Забегая вперед, расскажу о своем спортивном «успехе» во время учебы в Рыбинском авиационном технологическом институте (РАТИ), как он тогда назывался. Сдавали нормы ГТО (готов к труду и обороне). Плавание я, конечно, сдал. Потом чем-то приболел, а может, сачканул, не помню. Но сдавать нормы надо. Я и мой приятель пришли к преподавателю. Тот был занят, дал нам секундомер, рулетку, … Короче все инструменты для измерения спортивных достижений. Мы, конечно, только погоняли мяч, а когда вернулись, то стали диктовать преподу цены на разные вина и водку, которые примерно соотносились с тем или иным видом спорта. В том году я перевелся в Ярославский государственный университет (ЯрГУ). Когда я уже учился в университете, мне сообщили, что за успехи в сдаче норм ГТО, мне присудили серебряный значок с вручением удостоверения. Приятель назвал не те цены и ничего не получил.

Однажды в нашем классе проводилась контрольная по химии. Я, с перепугу, решил ее, а потом оказалось, что это был отбор на городскую олимпиаду. Городская олимпиада по химии проводилась на кафедре химии нашего авиационного института. Согласно одному из заданий я чего-то смешал вместе, не слабо полыхнуло, загорелся лабораторный стол, и я быстро сбежал из аудитории. В дальнейшем я знал химию не больше, чем написано в школьной программе. Хотя потом и в институтской физ. химии немного понимал.