Читать книгу Жди, за тобой придут - Владимир Викторович Романенко - Страница 5

Уже за завтраком Костя вспомнил, что никаких планов на субботу у него не было. Могла, конечно, позвонить Эвелин насчёт шаманского слёта, но ориентироваться на её звонок явно не стоило. Даже если б она и позвонила, то совсем не для того, чтобы сообщить ему о своём желании встретиться.

Проявлять же чрезмерную настойчивость во второй день знакомства было, по Костиному разумению, не дальновидно. Уж что-что, а подобные тонкости женской натуры он изучил со всем тщанием: стоило только показать девушке, которая тебе понравилась, свою заинтересованность – и пиши «пропало». А данный случай был для него достаточно уникальным, чтобы так бездарно позволить ему кануть в лету.

Нет, сегодня требовалось занять себя чем-то более прозаичным, но, по возможности, не менее душевным.

Идея родилась сама собой. Она, может, не блистала оригинальностью, но тривиальное получение удовольствия гарантировала. Костя решил позвонить одному бельгийцу – своему старому другу и коллеге по работе.

– Салют, Рене! Это Константин. Как поживаешь? – произнёс он в трубку сразу после того, как его товарищ на другом конце провода в стандартной голландской форме подтвердил, что отвечает на звонок именно он.

– Спасибо, не плохо. Только что позавтракал и теперь вот думаю, чем бы таким особенным мне сегодня заняться.

– Отлично! Я как раз по этому поводу тебе и звоню, поскольку не далее как пять минут назад сам пребывал в похожем состоянии. Скажи, ты когда последний раз был в Вестфлейтерен?

– Да уж с месяц как, наверное. Может, полтора. А что?

– Не догадываешься?

– Ты в том смысле, что каждый человек должен стараться подпитывать ноосферу Земли своими положительными эмоциями, дабы не случилось в один прекрасный день чего-нибудь скверного с нашей планетой?

– Именно так! Я всегда восхищался твоей способностью сходу улавливать суть, Рене.

– Ну, и как же выглядит твой план при более детальном рассмотрении? Я имею в виду: как выглядят его пространственно-временные характеристики?

– С континуумом, я думаю, мы разберёмся, это вопрос вторичный. Мне сейчас надо ещё Эдику позвонить, а то я его вчера кинул в Ватерхаусе. Узнаю как у него со свободным временем – тогда и договоримся поточнее.

– Хорошо. Я Алексу звякну – он, возможно, присоединится.

– Ну, вот и чудненько! Давай, готовь душевные фонтаны к праздничному фейерверку. До связи.

Присутствие Алекса на их посиделках вносило некоторый диссонанс в уже нарисовавшуюся, было, в Костином воображении пасторальную идиллию. Но, так как ничего поделать с этим он уже не мог, лишний раз напрягаться по столь незначительному поводу тоже не имело смысла. В конце концов, в группе из четырёх человек любые индивидуальные нюансы так или иначе отходят на второй план.

Не то чтобы Алекс был неприятен Косте. Но у любого русского человека традиционной ориентации есть рудиментарная фобия ко всем геям и бисексуалам.

Ещё в начальной школе Костя услышал однажды тематически переработанное четверостишие из популярной детской книжки и уже тогда сумел оценить его непреходящую нравственную ценность:

В Костином случае, даже пять лет голландского либерализма не смогли до конца исправить эту жёсткую этическую парадигму.

Дело в том, что Алекс совершенно не скрывал своего влечения к симпатичным представителям обоих полов. Костя не понимал, почему Рене поддерживает такие тёплые отношения с Алексом, почему таскает его везде за собой. Сначала у него даже возникли определённые подозрения на счёт своего товарища, и только после того, как Рене прямым текстом объявил, что к мужчинам интереса не имеет, Костя успокоился.

Алекс был голландцем. Несколько поколений его предков прожили на родине знаменитого художника семнадцатого века Яна Вермеера, в городе Дельфте. Почему Алекс выбрал местом учёбы Гентский университет, Костя не понимал. Все его знакомые голландцы с аналогичными сексуальными пристрастиями Родины старались не покидать, поскольку в результате этого можно было запросто угодить «из князей в грязь». Ведь второй страны, где с таким трепетом относятся к педикам и лесбиянкам, в мире не существует.

Голландским неравнодушием к половым отклонениям пытались воспользоваться, кстати, и некоторые беженцы из бывшего Советского Союза.

В середине девяностых проскочил между заинтересованного народа слушок, что версия гомосексуализма в Нидерландах является просто-таки ломовой, и что с заявившими себя в соответствующем качестве просителями тамошние власти начинают нянчиться как с грудными детьми: сразу же выдают на руки вид на жительство; затем, по истечении строка, без всяких проволочек, – гражданство; предоставляют льготы в получении социального жилья, помогают при устройстве на работу.

Поначалу так оно и было. Но вскоре доля «нетрадиционщиков» среди искателей лучшей жизни на чужбине стала подозрительно высока, и голландцы решили нормализовать усилившийся приток сексуально «униженных и оскорблённых» в их страну при помощи оригинального метода проверки. Каждого, кто по приезде в Нидерланды объявлял себя гомосексуалистом, они подселяли на некоторое время к специально подготовленному (и должным образом материально поощряемому) адвокату-педику.

Большинству таких экстремалов не доставало необходимого опыта, и служитель закона, совместив полезное с приятным, как правило, забраковывал обманщика, если не обнаруживал у него некоторых характерных особенностей поведения или, к примеру, оказывался вынужденным лишить оного «голубой невинности».

Случалось, люди не выдерживали и ломались. Тогда бедным мученикам приходилось возвращаться на родину и скрывать подробности своей эмигрантской авантюры.

За это, впрочем, их вряд ли можно было осуждать. А вот «герои», которые выстояли до конца и сделались голландскими подданными, могли вернуться к своим былым приоритетам, увы, не всегда.

Геев в Нидерландах нельзя было обижать – ни прямым словом, ни намёком, ни даже взглядом, потому что на стороне homo, как они себя называли, стоял закон и десятилетия тяжёлой борьбы целой нации за права человека.

При общении с ними требовалось улыбаться и всем своим видом показывать, что ты воспринимаешь их как совершенно нормальных людей, таких же как ты сам. Хуже всего приходилось тем неискушённым натуралам, у которых гей оказывался непосредственным начальником, поскольку в этом случае двусмысленные шутки (а иногда и не только шутки) приходилось выслушивать уже им самим.

Поначалу такая ситуация казалось Косте совершеннейшей дикостью, однако со временем он ко многому привык и начал смотреть на геев как на некрасивых женщин, которые своим существованием ни коим образом не нарушали законов природы и не посягали на библейские святыни, однако тесную дружбу с которыми он не водил.

Общим советом постановили использовать для поездки Костину бэху. Всё-таки классом и вместительностью она превосходила личные средства передвижения остальных членов компании.

Эдик жил на Пеперстрат, недалеко от площади святой Елизаветы, и Костя решил подобрать его первым. Пока ехали через центр, разговор зашёл о подробностях вчерашнего вечера. Эдик сразу же возбудился. Его интересовало всё, что происходило после того, как «сладкая парочка» покинула Ватерхаус.

Костя стоически отбивался.

Он был вынужден три раза в деталях рассказать Эдику, как проводил девушку до Площади коммерции, куда Эвелин направлялась с самого начала, а потом в крайнем умиротворении пошел домой. У святого Якоба он, конечно, не удержался и заскочил в «Погребок троллей», где пропустил кружечку фирменного, «тролльского». Ну а после кружечки, ощутив ещё большую гармонию с миром, не спеша, перебрался к себе в квартиру – досматривать голландцев с Кот д’Ивуаром.

Та часть истории, в которой упоминался «Погребок», показалась Эдику вполне достоверной, а вот насчёт всего, ей предшествовавшего, он так и остался в некоторых сомнениях. Костю это нисколько не волновало. «Неверующим ведь безразлично, старался ты их убедить или нет: они всё равно не уверуют».

Алекс был уже у Рене, и, когда русскоязычная часть тусовки подкатила к площади святого Петра, где Костин бельгийский друг снимал роскошные апартаменты, оба стояли на улице в ожидании экипажа.

Худосочный Алекс был одет, по своей привычке, в стиле «унисекс», но без типичных зауженных рукавчиков, глянцевой обтягиваемости и приподнятого воротничка. Костя возрадовался. «Хоть видом своим компанию стеснять не будет, и то ладно».

Пока выезжали из города в направлении автобана Е17, Рене, могучий рост которого делал пятьсот пятидесятый экзекьютив шопинговым автомобилем для женщин, выложил Косте последние конторские новости. Клаудия из HR передавала ему приветы и поцелуи, а в понедельник всему офису предстояла поездка в Амстердам на очередной тренинг.

При виде указателя с надписью Nazareth компания плавно перешла на евангельские темы. Начитанный Эдик тут же поведал всему экипажу, что Христос родился отнюдь не в Назарете и даже не в Вифлееме, «тёзка» которого тоже имелся в Бельгии, а под сводом пещеры вне населённых пунктов.

– С ума сойти! – неподдельно изумился Алекс. – Вы, русские, что, все такие просвещённые? У нас Евангелия до последнего времени в школах преподавали, и то мы ни ничего не знаем. А вы, из глубокого атеизма восставшие, речёте как по писанному.

– Ну, зато у вас с другими вещами всё тип-топ, – не удержался от намёка Костя, и Рене в очередной раз был вынужден взять на себя роль миротворца:

– Как ты сам недавно говорил, в обществе всё развивается по кругу, Константин. Запад устал от догматических церковных бредней и сейчас просто-напросто «отдыхает». Россия же пресытилась поповской религией и прочим общественным идиотизмом девяносто лет назад – поэтому вы и устроили революцию. После, за годы коммунизма, ваша страна вылечила свой недуг и теперь со вполне объяснимым рвением пытается возродить Феникса из пепла. Не исключено, что в будущем такая же участь ожидает и Европу. А сейчас здесь растаскивают по кирпичикам те устои, на которых базировалась западная цивилизация на протяжении двух последних тысячелетий. Хорошо это или плохо – не нам судить. Мы ведь с тобой, помнится, как-то разговаривали на эту тему. Ты ещё на Коран тогда ссылался – что, мол, все признаки близкого конца света на лицо: мужчины живут с мужчинами, женщины с женщинами, природные катаклизмы по всему миру учащаются, эпидемии новых трудноизлечимых болезней вспыхивают; единственно, что солнце на западе пока не встаёт. Помнишь?

– Да, ладно, Рене. Я ведь просто так, для поддержания беседы…

– А ты что, Константин, и Коран тоже читал? – нарочито вежливо поинтересовался Алекс.

– Нет, до этого пока не дошло. На предыдущей работе общался немного с мусульманами, там и просветился.

– Но ты, правда, считаешь, что скоро всё кончится?

– Понимаешь, Алекс, мнение отдельно взятого человека не играет в нашем мире абсолютно никакой роли. Даже если всё население Земли будет в чём-то единодушно уверено, то ещё не факт, что реальный мир захочет под эту уверенность подстроиться. Я знаю только одно: «Всяк забывающий о цели своего прихода сюда наказан будет». И, если в забывчивость впадёт целое человечество, планета может запросто превратиться в один большой «Титаник».

– Пессимистично как-то… Ты не находишь?

– Отчего же пессимистично? У подобной черты наша цивилизация стояла не раз. Две тысячи лет назад, кстати, именно такой момент и был…

– Намекаешь на то, что без мессии нам и в этот раз не обойтись?

– Да ни на что я не намекаю, Алекс. И в мрачном настроении, как ты сам видишь, пребываю не часто.

– А всё-таки что за «цель» ты упомянул, если не секрет?

– Эдуард! – воззвал к своему притихшему товарищу Костя. – Народ требует подробных объяснений. Выскажитесь, пожалуйста, если вам не трудно.

Эдик встрепенулся, потратил несколько мгновений на то, чтобы собраться с мыслями, и бодро начал:

– Апокалипсис, мои дорогие, – это не поповское изобретение. Homo proponit, sed dues disponit, – как говорили в Древнем Риме. – Человек предполагает, а Бог располагает. Существует множество исторических свидетельств, которые указывают на начало двадцать первого века как на кризисный период в жизни нашей цивилизации. Библия и Коран повествуют только лишь о том, что человечеству предстоит пройти через тяжёлое испытание, в результате которого основанная часть населения Земли может погибнуть. Пророчества Нострадамуса уточняют примерное время наступления этого кризиса, ссылаясь на рубеж тысячелетий. Так же не совсем определённо говорят о данном периоде и некоторые египетские, индийские и тибетские источники. Но самые аккуратные из известных на сегодняшний день предсказаний содержаться в документах, обнаруженных в Центральной и Южной Америке, на местах поселения древних майя и инков. Если верить расшифровке найденного в Мексике майянского календаря, то эсхатологическую катастрофу следует ожидать около 2012 года. На тот же срок указывают и перуанские послания инков. Индейцы не говорят, впрочем, о конце света – не нужно впадать в широко распространённое заблуждение. Их расчёты приводят к этой дате только лишь в контексте резко изменяющейся энергетической обстановки на Земле, что, само по себе, означает границу двух эпох, за пределами которой может существовать только качественно «изменённое» человечество или никакого человечества вообще.

– Лихо! Это, что же, через шесть лет всё здесь накроется медным тазом? – скептически нахмурился Рене.

– Да, нет, – ответил ему Алекс. – Если я правильно понял Эдуарда, то шанс у нас есть. Мне только не совсем понятно, в чём конкретно этот шанс заключается. Иными словами, кто и что должен делать, чтобы мы из старой эпохи благополучно перешли в новую?

– Да какого чёрта! – не унимался Рене. – На Марс или Луну нас за шесть лет всё равно перевезти не успеют. А здесь, если метеорит какой грохнется, или потоп начнётся с километровыми цунами, то, что бы мы ни делали, нам конец.

– Рене, не кипятись, – беззаботно произнёс Костя. – Не всё так безнадёжно, как ты думаешь. Один украинский весельчак составил недавно замечательную формулу для людей с чувством юмора: «Оптимисты верят в счастливый конец света»… Эдуард, продолжайте ваш дискурс.

Эдик решил повернуться к развалившимся на заднем сиденье «иностранцам», чтобы слова, которые он собирался произнести, ни коим образом не минули их ушей:

– Исчезнуть планета могла уже такое количество раз, что и говорить об этом не стоит. Однако мы с вами пока ещё находимся здесь, пьём пиво и радуемся жизни.

– Ну, так, может, это ерунда всё – с Апокалипсисом?

– Не хочу тебя огорчать, Рене, но, на самом деле, Земля не настолько устойчивая система, как многие полагают. Вернее, не сама Земля, а те тепличные условия, которые обеспечивают существование животного мира на ней, включающего и одно из самых сложных созданий природы – человека. Как говорится, fortunae libido gentibus moderatur – прихоть случая управляет миром. Если посмотреть на тектонику земной коры, проанализировать схему возникновения цунами, торнадо и прочих неприятностей, то можно очень быстро прийти к неутешительным выводам. Вероятность возникновения катаклизма, который оказался бы летальным для основной части населения планеты, будет вовсе не нулевой. И даже не стремящейся к нулю! А ведь, кроме спонтанной наземной и подземной активности, существуют многочисленные космические объекты, падение которых на Землю было бы равнозначно атомной войне. Не забудем ещё про хаотические вспышки солнечной активности с гигантскими выбросами радиации. И, наконец, про возможное «свободное творчество» некоторых кретинов в генеральских погонах, которым простосердечные граждане разных стран доверили ядерные кнопки.

– Ну, и о чём это всё говорит?

– А как раз-таки о том, – продолжал всё больше и больше распаляющийся Эдик, – что чудес на свете не бывает. Если цивилизация, несмотря на тысячи способов, коими она могла бы быть уничтожена, ещё существует, значит есть некая сила, способная это самое уничтожение всякий раз предотвращать!..

Эдик с торжествующим видом посмотрел сначала на Рене, а потом на впавшего в задумчивость Алекса. Костя в этот момент был занят чтением дорожных указателей.

Прямо по курсу лежал город Кортрейк, который нужно было объехать и, встав на дорогу А19, взять направление на Ипр.

Несколько минут двигались молча. Автобан в окрестностях Ипра заканчивался, вернее, уходил в сторону Поперинге, и нужно было вовремя поймать ответвление на более мелкую дорогу N8, что Костя, после бесчисленных рейдов в Вестфлейтерен, был способен сделать с закрытыми глазами.

Вести машину по классической просёлочной дороге в Бельгии было для него непередаваемым удовольствием. Относительно небольшая скорость движения и периодически возникающие светофоры предоставляли водителю и пассажирам замечательную возможность глазеть по сторонам. Кроме всего прочего, в тёплое время года можно было ездить с отрытыми окнами и слушать уличный шум, вдыхая все сопутствующие ароматы.

Загазованность в бельгийском кантри-сайде отсутствовала, и те запахи, которые улавливало обоняние, состояли, в основном, из разнообразного сельскохозяйственного флёра, приятного и полезного для лёгких.

Косте нравилось ездить по горным областям на юго-востоке страны, где в обилии имелись сказочной красоты леса, маленькие речушки и водопады, и по равнинам степенной Фландрии. И там и тут можно было наткнуться на великолепнейшие виды, на разрушенные, а кое-где и прекрасно сохранившиеся, средневековые замки. И, где бы вы ни ехали, по бокам дороги вас всегда приветствовали уютные, симпатичные деревушки, а призывные рекламные щиты имевшихся там баров, красноречиво указывали на особенности национального пивного колорита.

В Бельгии, население которой составляет всего 10 миллионов человек, а территория не дотягивает по площади и до половины Московской области, производится порядка 650 наименований пива. Здесь есть гиганты вроде Interbrew, занимающего третье место в мире по количеству производимых литров в год, но серьёзный ценитель на их продукцию никогда не клюнет.

Бельгийцы, понимающие толк в пиве, а это довольно значительная их часть, на протяжении уже многих веков наслаждаются исключительно продуктами монастырских или маленьких частных пивоварен.

Если немцы, чья пивная культура тоже заслуживает уважения, специализируются в основном на лёгком светлом пиве, лагере (lager bier), то у бельгийцев варятся все разновидности того напитка, который испокон веков именовался «пивом».

Самый распространенный тип среди лагеров – пилсенер. К нему относится почти всё, что на сегодняшний день варится и пьётся в Чехии, Германии, Скандинавии, России и других землях, активно потребляющих пиво.

Пилсенер обязан своим именем чешскому городу Пльзень, где его изобрели. Произошло это сравнительно недавно, в 1842 году, но весь «непросвещённый» мир предпочитает именно эту разновидность пенного напитка, ошибочно полагая, что она и есть настоящее пиво.

Многие бельгийцы и те, кто приобщился к их культуре, сравнивают пилсенер с подкрашенной газированной водой. Истинное пиво не может быть приготовлено машинным способом, на котором основаны почти все крупные производства. И в тех масштабах, в которых его выпускают мировые гиганты, традиционный напиток сварить невозможно, ведь настоящее пиво требует в качестве первичных ингредиентов чистейшую родниковую воду, отборный ячмень и селекционный хмель. Плюс ко всему, рецептура хорошего пива никогда не должна ограничиваться только базисными компонентами. Существует масса растений, чьи корни, цветы, плоды и экстракты пивовары испокон веков утилизировали в своём хозяйстве в качестве вкусовых добавок.

Некогда пивоварение было искусством, сходным по своей сложности и изяществу с приготовлением сложнейших ароматических масел и духов. В настоящее время в такой форме это древнее ремесло сохранилось только в Бенилюксе, и на Бельгию, приходится львиная его доля.

В этой стране существует такое разнообразие пива, что одно только перечисление его видов (не названий!) заняло бы много времени. Среди основных категорий сами бельгийцы выделяют уже упоминавшийся ранее лагер (или недобродившее ячменное пиво), фруктовые крики, гёзе и ламбики (или пиво спонтанного брожения), пшеничное пиво (оно же белое нефильтрованное), а также пиво полного одинарного (блонд и брюн), двойного (дюбель), тройного (трипель) и четырёхкратного (квадруполь) брожения.

Каждая из этих категорий подразделяется на множество сортов, и в каждом сорте частные пивоварни проявляют своё индивидуальное творчество. Среди шести с лишним сотен марок вы не найдёте двух с одинаковым вкусом. А у каждого представителя наиболее благородного ряда букет окажется настолько насыщенным и уникальным, что им вполне можно будет наслаждаться как самым изысканным французским вином или коньяком.

Бельгийцы никогда не пьют пиво залпом или очень быстро. Пиво в этой стране варят не для алкоголиков и пьяниц, а для тех, кто способен чувствовать вкус и испытывать удовольствие от каждого глотка.

Впрочем, напиться бельгийским пивом значительно проще, чем немецким, чешским или русским. Достаточно выпить один за другим пять добротных трипелей, и состояние ваше будет мало чем отличаться от состояния среднестатистического россиянина, выкушавшего пол-литра.

Уже на перекрёстке, по одну сторону от которого располагалась деревня Остфлейтерен, а по другую – Вестфлейтерен, Костя вспомнил, что, если они сейчас, как обычно, повернут налево, то через километр неизбежно упрутся в деревянные козлы с прибитым к ним «кирпичом», которые из-за ремонтных работ, стопорили движение.

Пришлось разворачиваться и искать на N8 едва заметный указатель на обочине, в полуметре над землёй, чтобы свернуть на узенькую, петляющую дорожку, окольным путем приводящую в аббатство.

Отсюда начинался самый увлекательный отрезок путешествия. По обеим сторонам дороги зеленели и обильно пахли естественными удобрениями поля с копошащейся на них техникой. Здесь же, утопая в сочной траве, паслись флегматичные коровы, мирно жующие свой привычный вегетарианский рацион. То там, то тут попадались раскидистые деревья и небольшие островки лесопосадок, а по окраинам каждого надела торчали приземистые, без изысков, краснокирпичные дома фермеров, с примыкающими к ним большими гаражами, амбарами и животноводческими постройками.

Казалось, вся мировая цивилизация вдруг удалилась на тысячи километров, прихватив с собой гламурные офисы, небоскрёбы, заводы, автобаны, железные дороги, уличный шум, суровые физиономии пиджачно-галстучных клерков и доводящую до резей в желудке рекламу.

Бог здесь жил действительно «не по углам». Человек, привыкший рассуждать в терминах популярной в наши дни «геоэнергетики», непременно заметил бы, что аббатство святого Сикста и прилегающие к нему угодья располагаются на обширном месте силы. И был бы, наверное, не далёк от истины. Ведь в старину божеские обители на плохих местах не закладывались…

Монахи и пиво. Кому-то такое сочетание может показаться странным и противоречивым по своей сути. Но стоит только вспомнить некоторые примеры из истории, и противоречие мигом исчезает. Ведь никого не удивляет в наши дни, что монахи-картезианцы изготовляют в своём монастыре недалеко от Парижа известный на весь мир ликёр Шартрез. И никто не проклинает за «святотатственный» поступок знаменитого монаха-бенедиктинца Дона Периньона, подарившего миру рецепт шампанского.

Во времена, когда единственными путешественниками в Европе были крестоносцы и пилигримы, гостиниц в городах и сёлах не существовало. Единственным пристанищем для путников являлись монастыри, где долг гостеприимства обязывал хозяев не только устроить путника на ночлег, но также и обильно попотчевать.

Первый монастырь в Европе возник во времена святого Бенедикта (480-547 гг.), чьей заповедью, оставленной потомкам, были следующие слова: «твои руки да прокормят тебя». Организованное им христианское братство в Монте Кассино на юге Италии радушно встречало каждого странствующего человека и угощало его вином собственного приготовления. Впоследствии эта традиция прочно укрепилась во всей южной Европе, где любая религиозная община непременно держала свои виноградники и передавала из поколения в поколение рецепты вин.

А на севере, где солнца было гораздо меньше, варили пиво.

В средние века и эпоху возрождения в Европе существовало около 500-600 аббатств, готовивших пенный напиток. В девятнадцатом веке их число стало резко сокращаться в связи с появлением огромного количества секулярных пивоварен. Частные предприниматели активно скупали древние монастырские рецепты, чтобы не проигрывать в качестве и иметь возможность пользоваться именем монастыря в рекламных целях.

На сегодняшний день в Бельгии единственными немирскими пивоварами остались только лишь монахи ордена Траппистов. Шесть бельгийских аббатств получили от Папы Римского эксклюзивное право выделять свой пивной продукт специальным лого, гарантирующим самое высочайшее качество напитка и удостоверяющим его подлинное монастырское происхождение.

Траппистов часто называют «орденом безмолвствующих монахов». Устав действительно запрещает им общаться между собой, кроме тех случаев, когда обмена информацией требует выполняемая монахами работа. Это самый ригористичный из ныне действующих христианских орденов, исполняющий скрупулёзно все нормы и предписания. Неудивительно, что именно им удалось выстоять в условиях жесточайшей конкуренции, подкосившей в двадцатом веке всех их братьев по вере.

Трапписты не только выстояли! По качеству пива они уверенно держат пальму первенства в мировом производстве. Ведь монах с такими убеждениями никогда не отступится от составленного путём многолетних экспериментов уникального пивного рецепта, никогда не ошибётся при добавлении какого-либо ингредиента и, конечно, не додумается разбавлять пиво водой или выискивать, с целью увеличения прибыли, более дешёвые хмель и солод. Если сто пятьдесят лет назад его предшественники возили ячмень из Новой Зеландии, то, хоть хляби небесные перед ним разверзнись, но именно там он его и будет заказывать.

Неатеистически настроенному человеку вполне понятно, что расположение пивоварни на территории действующего аббатства, равно как и сам производственный процесс, выполняемый людьми целиком и полностью посвятившими себя Богу, может только лишь способствовать улучшению тонкой структуры напитка, проявляющейся в дополнительном, «сверхчувственном», удовольствии от его потребления. Ведь если можно освятить простую воду, то почему нельзя сделать то же самое с пивом?

Монастырский бар под названием «In de Vrede» («В умиротворении») представлял из себя огромный пивной холл с высокой треугольной крышей, как в русских избах, оформленный целиком в стиле модерн. При входе располагался небольшой магазинчик, торгующий аббатской продукцией, а чуть дальше начиналась длинная барная стойка.

Внутреннее помещение было спроектировано в виде латинской буквы «Т», в правом рукаве которой, в самом конце, находилась дверь, ведущая в траппистский музей.

Пять или шесть официанток с невообразимой скоростью метались от одного столика к другому. Зал гудел как потревоженный улей. Многие лица здешних гостей излучали тихую, светлую радость, ощущение которой становилось особенно ярким всякий раз, когда стенки тюльпанообразных стаканов касались губ.

Можно было сесть внутри – бар отлично кондиционировался, но погода настолько благоприятствовала принятию горячительного на свежем воздухе, что молодые люди протопали через весь зал и вышли на открытую террасу, где, по счастливому случаю, как раз освобождался один из столиков, рассчитанный на четырёх человек.

– Ну, вот, мои любезные други, мы с вами и прибыли к месту нашего духовного паломничества, – елейным голосом молвил Костя.

– А я здесь всего только в третий раз, – смущённо признался Алекс.

– Да, приятель... Не уважаешь ты настоящее пиво.

– Почему это не уважаю? – обиделся голландец. – Не обязательно ведь за ним каждый раз в такую даль мотаться. И потом, кроме Westvleteren, есть много других замечательных марок.

– Э-э… Да ты, братец, как я погляжу, в этом вопросе не больно-то сведущ… Ладно, учитывая твоё голландское происхождение, сообщаю: в прошлом году самый крупный рейтинговый сайт по вопросам пива (www.ratebeer.com) провёл глобальный опрос. В нём участвовало 750 тысяч человек из 65 стран. Выясняли любительские приоритеты пьющего населения земного шара по всему спектру выпускаемых на планете пивных изделий. Всего в анкетах фигурировало около 48 тысяч наименований. Так вот на первом месте списка оказался никто иной, как наш любимый Westvleteren. Это я к тому, дружище, что через несколько минут ты будешь наслаждаться пивом №1 в мире.

К столику подбежала, наконец, совершенно запыхавшаяся от интенсивного физического труда официантка. На правах знатока Костя сразу же заказал всем по «восьмёрке», две порции монастырского паштета и мягкого аббатского сыра.

– А чего же вы раньше молчали? – спросил Алекс, когда официантка ушла.

– Бог, или мировой разум (если тебе это слово больше нравится), даёт человеку информацию только в тот момент, когда он в ней действительно нуждается, – ответил ему Костя. – Так ведь, Рене?

– Совершенно верно, – отреагировал уже начавший, было, рассеянно поглядывать на сидевшую за соседним столиком женскую компанию бельгиец. – Я вот тоже как раз подумал, что Господь всегда показывает своим детям именно то, что их внутреннее существо особенно желает увидеть…

– Святой отец! – засмеялся Костя. – Мы пришли сюда не за этим!..

И как бы в подтверждение его слов из дверей бара выскочила их официантка с большим круглым подносом в руках.

Когда пиво и закуски оказались на столе, Костя первым взял в руку стакан и торжественно провозгласил:

– Дабы осознание внутренней сути вещей никогда не мешало нам любить роскошества мира внешнего!

– Аминь! – закончил его мысль Рене.

Все кроме Кости отхлебнули пива и потянулись к закускам. Костя же, как истинный знаток, аккуратно взял свой бокал за ножку, сделал три круговых движения, затем приблизил стакан к лицу, чтобы полуторасантиметровая пенная шапка оказалась почти у самого носа, не спеша вдохнул и от удовольствия зажмурился.

Только через пять секунд он позволили себе открыть глаза и сделать маленький неторопливый глоток.

– Вы чувствуете, господа, в этом напитке нет абсолютно ни одного изъяна, ни одной лишней «буквы»? Вот оно подлинное совершенство творения! И человечьего, и Божьего.

– По-моему, ты сегодня как-то по-особому настроен на религиозные апологию, Константин, – с улыбкой заметил Рене.

– О, да, мой друг. Мы слишком опростились в последнее время, забыли те высокие истины, которые завещали нам Будда, Христос, Мухаммад. На Западе люди мечутся как белка в колесе, пытаются залезть повыше да обеспечить себе приятную и сытую старость. А когда эта старость приходит, понимают вдруг, что жизни-то уже и нет, профукали они жизнь: никогда по-настоящему не радовались; всё имели под боком, но никто так и не объяснил им, что этим всем можно пользоваться – прямо сейчас, сию же секунду. Какой-нибудь филистер приедет вот сюда, выпьет три стакана с каменной рожей и отправится домой. На следующий день будет ещё всем рассказывать, как он замечательно съездил в Вестфлейтерен и какое lekker (голл. восхитительное) там было пиво. С ним вот отсюда, из этого стакана, может, сам Господь пытался говорить, а он, точно глухой и слепой одновременно, лакал чистейший небесный сок как обычное, бодяжное пойло.

– Закуси паштетом, Константин. А то ты чересчур разбушевался. Не ровён час, на трибуну полезешь, – произнёс Рене в ответ на Костину горячую филиппику. – Многие вещи, как мне кажется, людям ещё рано знать или чувствовать. Я имею в виду, основной массе. Ведь у каждого свой путь. Приходим мы все, так или иначе, в один «пункт назначения». А уж кто сколько удовольствий по дороге успеет сорвать – это не нам с тобой определять.

Обсудили тему срывания удовольствий, и в результате Костя стал доказывать Эдику, что любое ощущение может быть элементарной фантазией человека, и эти две вещи нужно уметь разделять.

– Отделять ощущения от фантазий, говоришь? – встрял в их полемику Рене. – А, скажем, пивной вкус у меня во рту – это что, ощущение или фантазия?

– Эка ты, брат, загнул!.. Я тебе так скажу: если ты способен в этом вкусе раствориться, полностью забыть на несколько мгновений, кто ты есть, кто твои мама и папа, и как тебя зовут, если ты можешь прочувствовать насквозь каждый пузырик газа, попавший тебе на нёбо, каждое ячменное зёрнышко, каждую хмелинку в твоём глотке, если ты увидишь вдруг монаха, сцеживающего поутру, после молитвы, вот эту жидкость из чана, для того чтобы через какое-то время ты смог ею насладиться, то тогда вкус будет для тебя ощущением. Он станет даже Ощущением с большой буквы, истинным смыслом и способом твоего существования на данный момент, самой твоей жизнью, если хочешь.

Рене потребовалось некоторое время для того, чтобы обдумать Костину тираду, и вся четвёрка неловко замолчала.

– Давайте, господа, ещё по стаканчику закажем, – дипломатично предложил Костя. Когда официантка убежала за новой порцией пива, разговор незаметно перетёк в плоскость банальных, алкоголических трюизмов. Алекс вызвался отвести компанию обратно в Гент и поэтому от дальнейшего питья отказался.

Рене попытался, было, наладить контакт с соседним столиком, но девушки на сближение не пошли – ни на пивной, ни на какой другой почве.

В этот момент принесли пиво, и Костя снова заговорил:

– На протяжении многих веков существование западной цивилизации базировалось на голом материализме. Люди сделались прикованными к вещам, к своим родным и близким, к положению в обществе, банковскому счёту, дому, машине и ещё великому множеству бессмысленных побрякушек. Если кто-то раскроет им вдруг глаза и покажет, что всё, чем они так дорожат в жизни, – это просто хлам, пыль и мусор, что любые человеческие отношения есть обыкновенное угождение собственному эго, и что само эго, или по-другому сказать, ощущение своей исключительности и значимости, как раз и есть то бельмо в глазу, которое не позволяет им ничего видеть вокруг, – тогда люди потеряются, им сделается настолько страшно, что подавляющее большинство немедленно захочет повернуть назад – к своей привычной и тёплой, как болото, действительности.

– Знаете, – доверительно сообщил Рене. – Я вовсе не против того, чтобы кто-нибудь мне популярно объяснил, как на самом деле устроен мир, но я не думаю, что за такое знание нужно продать всех друзей и родственников с потрохами, выкинуть на помойку личные вещи, заколотить наглухо дом и уйти в лес разговаривать с небесами.

– Если ты сможешь так поступить, Рене, знание дастся тебе значительно легче, – увещевал его Эдик. – Будда, к примеру, бросил жену с двухнедельным ребёнком и отправился на двенадцать лет отшельничествовать. А он был, между прочим, наследным принцем.

– Однако отшельничество, как таковое, ему ничего не дало, – резонно заметил Костя. – Он после двенадцати лет крайнего аскетизма полностью разуверился в физическом самолишении как методе прозрения.

Эдик не стал спорить, и Костя облегчённо перевёл дух:

– А теперь, господа, я просто-таки обязан получить новую порцию «божественной помощи». Иначе, мне не миновать частичного, а то и полного, духовного опустошения с непредсказуемыми последствиями.

Эдик и Рене выступили с горячей поддержкой столь своевременной и мудрой инициативы, и, пока кельнерша бегала за пивом, разговор перекинулся на склонность людей к потреблению алкоголя.

– Антимонии мы здесь разводим, коллеги, – уже с новым стаканом в руке заявил Костя. Предложенные собеседниками ответы на вопрос «почему люди пьют» его не удовлетворили.

– Какой, к дьяволу, вкус? Какая наркотическая зависимость? Уход от реальности – это несколько ближе к истине, но всё равно чушь. От какой реальности можно уйти, если ты в ней никогда ещё не был? Уход из опостылевшего театра абсурда, то есть от полного и окончательного жизненного афронта, от неспособности понять самого себя, от боязни своего настоящего «Я» – вот о чём мы здесь говорим.

– А когда вообще люди не пили, если так подумать? – глубокомысленно заметил Эдик.

– Всегда пили, – с готовностью ответил Костя. – И мы пьём. Но разве это что-либо меняет? Homo sapiens от начала времён не стеснялся манкировать своими прямыми обязанностями.

– Что ты имеешь в виду? – недоумённо спросил Рене.

– «Я пью и, значит, я существую», мой друг! Так, кажется, сказал кто-то из ныне здравствующих народных кумиров… Голландцы в этом плане молодцы – Алекс вот может подтвердить. У них давно уже пьянству – бой, спорт – для всех возрастов, и в любое время года – систематический активный отдых на природе. Здоровый образ жизни, одним словом… Скучно только. Общая бессмысленность процесса заедает…

Единственный голландец во всей компании благоразумно помалкивал. Внимательно посмотрев ему в глаза, трезвый человек вполне мог бы заключить, что у Алекса имелись свои воззрения на предмет пьянства, здорового образа жизни и её априорной бессмысленности в Голландии, однако фактор наблюдательности у трёх джентльменов, деливших с ним стол, был уже значительно принижен.

– А почему всё-таки монахи сами, большей частью, не пьют? – задумчиво спросил Рене. – А людей вот за милую душу в искусы вводят. И кары Божьей не боятся…

– Рене, ты что, совсем гражданскую совесть потерял?! – воскликнул Костя. – Помни про Судный день, брат! Окстись!

– А я чего? Рассуждаю только. Не нравится мне это противоречие – вот и хочу его для себя разрешить.

– Ein moment, старик. Сейчас разрешим! – заверил его Костя и выставил на центр стола свою порожнюю тару. – Настоятельно предлагаю «рыцарям квадратного стола» взять в этот раз по «двенадцатому номеру» и за сим плавно окончить наше сегодняшнюю открытую сессию. А то, не ровён час, на футбол можем опоздать… Кстати, Алекс, вначале я тебя обманул: официально пивом №1 в мире считается не «восьмёрка», а как раз «двенадцатый номер». Но это по мнению majority, а для majority главное что? – наибольшая мягкость и лёгкость при максимальном градусе. Настоящий ценитель пива «двенадцатый номер» выше «восьмёрки» никогда не поставит, потому что для него важен не градус, а букет. Это так, к слову…

Возражений по поводу перехода от «букета» к «градусу» не последовало, и, когда официантка принесла три стакана с «двенадцатым номером» (10,3% алкоголя), Костя вновь открыл шлюзы для своего окрепшего вдохновению:

– Иисус говорил ученикам: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царствие Небесное». Так?

Все, включая Алекса, согласно кивнули головами.

– А что такое опьянение, позвольте спросить? По Омару Хайяму, например, опьянение есть ничто иное, как экстаз от познания Истины. Омар Хайям, конечно, не алкогольную интоксикацию имел в виду (хоть, в буквальном смысле, именно её и поминал), но для предмета нашего обсуждения это не существенно. Пьянство неким образом «приближает» человека к правильному мировосприятию: он начинает вести себя естественно – как дурачок или юродивый. И всякий выпивший достаточную для себя дозу нередко говорит и действует с непосредственностью ребёнка, если, конечно, в агрессию не впадает. Кстати, быть может, именно по этой причине тему алкоголя и пьяной романтики так любят мусолить подёнщики кинокамеры и пера.

Намерения вступать в полемику снова никто не обнаружил, и Костя, окончательно воспарив мыслью и духом, решил экстенсифицировать свой монолог любопытным силлогизмом:

– Так как Царствие Божие доступно только детям и в них обратившимся, – сказал он уверенно – и поскольку алкоголь превращает человека в некое подобие ребёнка, то, не нарушая логики, отсюда можно дедуцировать, что тяга к пьянству есть ничто иное, как неосознанное стремление к библейскому, прижизненному, возврату в Небесный Дом.

– Ничего более кощунственного и нелепого я ещё не слышал в своей жизни, – добродушно хихикнул Эдик. – Воистину, nihil similius insanо quam ebrius – никто не похож на сумасшедшего более, чем пьяный…

Рене тоже не удержался от улыбки и, похлопав Костю по плечу, заметил:

– Да, Константин. Ты сегодня в ударе! И, должен тебе сказать, в умозаключении твоём есть, как мне кажется, доля правды. Но только пьянство – это ведь палка о двух концах. В таком виде, как сейчас, к Богу нас вряд ли допустят. А вид этот мы принимаем, сам знаешь, довольно регулярно. Ты вот говоришь, что мы здесь детям уподобляемся. Возможно, так оно и есть, спорить не буду. Но скажи мне по совести, как мужчина мужчине, в трезвом состоянии в тебе много от ребёнка остаётся?

Вопрос Косте не понравился. Он вдруг как-то даже спал с лица, тупо уставился на пиво в своём стакане и уныло произнёс:

– Понимаю тебя, дружище. Трезвое состояние для нас – обыкновенный передых между двумя пьянками. Мы живём только тогда, когда в нашей крови присутствует алкоголь, а во все остальные моменты мы просто существуем – как овощи. Энергию накапливаем, здоровье поправляем, денежки зарабатываем.

За остатками пива компания решила чокнуться и, посовещавшись, предоставила Эдику высокое право оглашения заключительного тоста.

– Жизнь можно прожить по-разному, отцы, – анонсировал Эдик свой эпический склад. – Можно никуда не идти, и тогда останешься там, где ты был всегда. Можно куда-то стремиться, чего-то искать, но заблудиться в дебрях человеческого культурного наследия, которое и составляется, большей частью, как раз такими вот «заблудившимися». Но всё есть так, как оно есть, и никак иначе. Творец задумал нас совершенными, и мы есть совершенные, просто ещё не доросли до осознания этой тривиальной истины. Давайте выпьем за то, чтобы неясный огонёк впереди, который ведёт нас по жизни и не даёт успокоиться, горел со временем только ярче, чтобы мы чувствовали его в любом состоянии, везде и всегда. И чтобы наши «три извилины» никогда не сбивали нас с правильного пути. Cum Deo – с Богом!..