Читать книгу Марш Кригсмарине - Владимир Владимирович Гораль - Страница 7

Я собирался не просто убить, я хотел уничтожить этого мерзавца! Вот только не было у меня талантов, необходимых для изощрённой мести – Бог не дал. Зато у моего врага подобных дарований было в избытке. Впервые довелось мне встретиться с Гюнтом Прусом ещё год назад. Произошло это в Берлине на церемонии награждения лучших командиров U-ботов Кригсмарине. Два десятка моряков, героев Рейха награждал Рыцарскими и Железными крестами не кто-нибудь, а сам гросс-адмирал Дёниц[23]. Перископ, так прозвали моряки Дёница за долговязость, длинную шею и маленькую голову, вручил мне Дубовые листья к Рыцарскому кресту. После церемонии, во время праздничного фуршета с шампанским, гросс-адмирал удостоил меня личной короткой беседой. Его, как опытного подводника, интересовали особенности скрытных действий подводных лодок в удаленных районах. В какой-то момент Дёниц неожиданно прервал беседу и подозвал находившегося неподалёку небольшого роста рыжего обер-лейтенанта цур зее[24]. Его по-юношески тощую шею, обтянутую накрахмаленным белоснежным воротником, украшал новенький Железный крест[25] первого класса на чёрно-белой орденской ленте.

У обера было неприятное, с грубыми чертами лицо и непропорционально тяжёлый подбородок. Командующий представил нас друг другу, и мы обменялись рукопожатием. Несколько минут Дёниц расхваливал молодого офицера, живописуя его ратные подвиги. О том, как юный лейтенант цур зее Гюнтер Прус в бою отважно принял на себя командование У-ботом, заменив убитого командира и раненого старшего офицера. Мало того, Гюнт в том сражении ещё и умудрился торпедировать вражеский корабль. За этот подвиг Прус был награждён «Железным крестом» второго класса, а уже через пару месяцев, будучи самым молодым из командиров У-ботов во всём Кригсмарине, в своём первом боевом походе потопил девять. «Вы слышите, господа, – Дёниц повысил голос, обращаясь ко всем собравшимся, – девять вражеских кораблей и судов!»

Перископ доверительно поведал мне, что если чутьё его не подводит, то перед нами стоит будущий адмирал, надежда и гордость Рейха и фюрера. Чёрт его ведает, возможно, шампанское тогда ударило в гросс-адмиральскую миниатюрную голову. Дёниц, поставив пустой бокал на поднос официанта, возложил на наши плечи руки с отливающим золотом шевронами на обшлагах кителя, и торжественно заявил:

– Я хочу, чтобы вы, два доблестных моряка, герои Рейха, стали настоящими преданными друзьями. А вы, Отто, как старший товарищ, должны стать наставником Гюнта. Я верю, что ваш опыт, ваше боевое мастерство поможет нашему молодому герою стать настоящим матёрым вожаком одной из самых удачливых «волчьих стай»

Северной Атлантики! – как и подобает, торжественно закончил он свой спич.

Подняв новый бокал трофейного «Дом Периньона»[26], командующий германским подводным флотом провозгласил: «Господа, Фатерлянд ждёт от вас новых подвигов. На вас смотрит великая Германия, на вас смотрит сам фюрер!»

Вскоре свежий кавалер Железного креста первой степени и новоиспечённый капитан-лейтенант Гюнтер Прус был переведён в Сен-Мало в нашу флотилию У-ботов. Я честно попытался выполнить пожелания уважаемого мной Перископа. Пригласив Пруса к себе на лодку, я предложил дать ему несколько уроков по теории боевого маневрирования и приёмам ухода от серий глубинных бомб. Я делал над собой усилие, когда старался быть любезным в разговоре с Гюнтером. Этот человек с самого начала не нравился мне. Хотя надо отдать ему должное, Прус был кем угодно, но только не дураком и не трусом. Выслушав моё вежливое предложение, он ухмыльнулся в своей вызывающей манере и, по-волчьи показав левый клык, заметил:

– Знаете, Отто, у меня своя тактика в бою. Плевать я хотел на все высоколобые теории с их алгебраической абракадаброй. Формулы нужны, когда работаешь в тиши кабинета. Я жонглировал интегралами, когда занимался кораблестроением. Когда же я выхожу в море, у меня отрастают жабры. Я превращаюсь в самое поразительное и прекрасное творение океана – большую хищную акулу. Как это? Да вот так! Просто я и моя лодка с командой становимся одним целым. Я голова с жадной пастью. Мои люди и послушное им железо У-бота – всё повинуется импульсам моего разума, древнего сознания морской рептилии. Сознание это кричит, орёт и требует лишь одного: «Жрать!» Я не жертва, а охотник, и мне некогда совершать сложные маневры. Ведь если я не сожру кого-нибудь в ближайшее время, то моё нутро начнёт переваривать самоё себя. И знаете, Отто, я всегда нахожу себе еду. Я удачливая акула. Я всегда буду жрать и расти! Расти и жрать! – И Гюнт Прус зашёлся своим фирменным скрипучим смехом.

Наверное, если бы акулы и крокодилы умели смеяться, то делали бы это именно таким бесподобным по выразительности манером.

Тот день, когда я узнал, что подлодка Пруса U-666 вечером возвращается на базу, я помню плохо. Меня одолевала нервная лихорадка. Солёная, с железным привкусом крови ненависть затопила душу, как отсек субмарины с безнадёжной пробоиной, а здравый рассудок захлебнулся в этой зоне смерти, не успев побороться за живучесть. Я вошёл в помещение клуба подводников, прямо в зал, не снимая плаща. Сознание будто расщепилось, и какая-то его часть наблюдала за всем происходящим со стороны. Капли дождевой воды стекали по чёрной коже моего командирского реглана. Гюнт, уже порядком набравшийся, сидел, словно голливудская кинозвезда, в окружении поклонников из числа молодых офицеров, а также уютно примостившихся у них на коленях клубных шлюх. Судя по взрывам молодецкого хохота и женским визгам, этой компании было весело. Когда я приблизился к ним, смех и визги мгновенно стихли, и уже во всём переполненном зале наступил тот род тишины, который пошло именуют зловещим. Вынув из кармана плаща свой девятимиллиметровый маузер, я с силой вдавил его дуло в усыпанный рыжими веснушками лоб. В отличие от всех окружающих, которые превратились в снежноликие изваяния, Гюнт в лице совершенно не изменился.

– Ну что же вы, граф? – чуть ли не сдерживая зевоту, лениво процедил он сквозь зубы с зажатой в них папиросой. – Решили стрелять, так стреляйте. Он вынул изо рта погасший окурок и левой рукой раздавил его в пепельнице. Дуло моего маузера по прежнему было плотно прижато к его лбу однако это не помешало Гюнтеру закончить свою, возможно, последнюю тираду: – Только учтите, дорогой корветтен-капитан[27]. Выглядеть после такого выстрела вы будете, как бестолковый помощник мясника. Весь с ног до головы в крови и мозгах. Мне-то, конечно, всё равно, но моим приятелям вряд ли этот пурпурный фейерверк придётся по вкусу.

Я всегда имел богатое воображение, оно, наверно, и помешало мне в те минуты. Я замешкался, представив воочию ярко-отвратительный натюрморт на крови. Один из сидящих ближе других друзей Пруса, стряхнув оцепенение, начал действовать. Он внезапным, точным ударом снизу выбил из моей руки пистолет. Тот по параболе улетел куда-то назад и, со звоном разбив что-то стеклянное, грохнулся на ближайший столик. Всё-таки меня с Прусом окружали боевые офицеры, а не беспомощные «шпаки».

Меня скрутили и передали дежурному патрулю. Утром ко мне на гауптвахту прибыл сам командир флотилии капитан цур зее[28] Клаус фон Рэй. Ветеран-подводник первой мировой и близкий друг моего крёстного отца легендарного Отто Виддегена. Естественно, с фон Рэем нас связывали особые отношения. Как всякий хороший командир, Клаус знал о своих подчинённых почти всё. Особенно о таких подчинённых, как мы с Прусом. После той знаменитой «драки героев», случившейся в клубе почти год назад, он старался не упускать нашу «сладкую» парочку из виду. По крайней мере, делал всё возможное, только бы фон Шторм и Прус как можно меньше встречались на базе. Кстати, и на этот раз я должен был уйти в поход за пару дней до возвращения «Дракона Апокалипсиса». Однако, как это бывает не только в мелодрамах, вмешался злой рок, а точнее – две банальных хвори: острый аппендицит и не менее острая гонорея. Первая внезапно свалила нашего здоровяка, старшего механика, а вторая прихватила за самое дорогое радиста-акустика, с которым я ходил на «Чиндлере» уже почти два года. Так что, пока в мой экипаж подбирали замену, нам с Гюнтом-Драконом поневоле пришлось свидеться.

Капитан цур зее вошел в арестантскую комнату гарнизонной гауптвахты и приказал мне, вытянувшемуся во фрунт, сесть. Сам тоже уселся на привинченную к полу круглую табуретку. Клаус снял с лысеющей седой головы фуражку и положил её на кровать. Покачал крючковатым, как клюв старого альбатроса, сизым в красных прожилках носом и ворчливо заявил:

– Все неприятности всегда случаются из-за баб.

Я, было, вскинулся, чтобы возразить ему, но фон Рей с сердитой безнадёжностью махнул рукой:

– Да знаю, знаю. Прус, конечно, редкостная сволочь… Так витиевато отомстить товарищу за разбитую в пьяной драке физиономию, это надо уметь. Я уже подписал приказ о его переводе на другой конец континента. Рисковать вами обоими я не собираюсь. Ты хоть знаешь, мститель, что сам гросс-адмирал, командующий, интересуется вами обоими чуть ли не каждый месяц. Влюбился в вас Дёниц, что ли? Так прямо и говорит: «Отто и Гюнт – это мои живые талисманы. Приходя из каждого боевого похода, они приносят с собой победные сводки с просторов Атлантики. Мне, по крайней мере, не стыдно показаться иной раз на глаза фюреру. Вести с Востока пока что мало радуют».

Командир положил мне руку на колено, уставившись на меня выпуклыми блёкло голубыми глазами:

– Отто, я хочу помочь тебе. Именно тебе, а не этому отпетому Дракону. У этого красавца в помощниках не иначе, как сам сатана. Вас двоих поместят в специальную камеру с прочной перегородкой и прекрасной звукопроницаемостью. Метод мной запатентован и многажды испробован. Он реально работает. Тебе надо выговориться, Отто. Выскажи Прусу всё, что накипело, всё, что ты о нём думаешь. После ты его больше никогда не увидишь, а тебе станет легче.

Командир флотилии встал, надел фуражку и, повернувшись к забранному решёткой окну, твёрдым голосом закончил:

– Идёт война, корветтен-капитан. Довольно сантиментов, пора за работу.

…Командующему флотилией Клаусу фон Рэю пришлось изрядно извернуться, чтобы найти повод арестовать и препроводить на гауптвахту одного из лучших командиров флотилии, любимца самого Дёница – Гюнтера Пруса. Во всяком случае, фон Рэй такой повод нашёл и арестовал Щелкунчика на двое суток. Причиной ареста стало отсутствие капитан-лейтенанта на борту во время проверки торпедных аппаратов. Повод, конечно, сомнительный, но командующий имел право периодически охлаждать закружившиеся головы некоторых героев Кригсмарине. Так или иначе, оба нуждавшихся в охлаждении голов оказались, как и хотел Клаус, в спецкамере. В этаком импровизированном чистилище для доверительно-душевных бесед и взаимных проклятий. Я, честно говоря, чувствовал себя идиотом, провинившимся малышом, которого добрый и опытный воспитатель подвергает изощрённой педагогической процедуре. Нечего мне было сказать этому гаду Прусу, живущему по своим ублюдочным понятиям. Надо было просто пристрелить его тогда в клубе и спокойно отправляться под трибунал! Нельзя было давать ему время открывать рот, произносить фразу. Заговорив, он напомнил мне, что я имею дело с человеческим существом, а не с ядовитой гадиной. Загремела металлическая дверь в соседнем, отделённом звукопроницаемой переборкой отсеке-помещении.

– Милый граф, вы здесь? – услышал я знакомый сипловатый голос. – Только вчера подслушал по радио новый американский хит. Классная песенка, доложу я вам. Называется «Летим на крыле и молитве»… – И он запел своим каркающим голосом, впрочем, на неплохом английском и ничуть не фальшиво:

Эту песенку янки написали в честь «Рейда Дулиттла»[30]в апреле этого года. Американцы на своих бомберах[31]всё-таки поработали по жёлтой столице наших союзничков-япошек. Вы знаете, за что я уважаю американцев? За то, что они циники и прагматики, как и ваш покорный слуга. Не все, конечно, но многие. Они не мучаются сантиментами и вопросами абстрактного гуманизма, когда выполняют боевую задачу. Они классные технари и – я боюсь – обгонят нас в создании сверхоружия. Так вот, помяните моё слово, янки применят его без колебаний, не терзаясь огромным числом жертв из так называемого мирного населения. Помните ту вашу историю с «Лаконом»? Вы ещё тогда, Ваша светлость, развесили розовые сопли оттого, что у берегов Западной Африки торпедировали корыто, полное всякого сброда, – пленных макаронников, полячишек, их охранявших, приблудных баб с их сопляками… Ну отобедали бы акулки свежим мясцом. Так нет, явился благородный герой, готовый спасать терпящих бедствие, которое, миль пардон, сам же и учинил. Вы кто, граф, боевой офицер германского флота или пляжный спасатель? Какого рожна вы, Исусик, растянули на палубе своего боевого У-бота полотнище с красным крестом? Решили возродить славу своих предков-госпитальеров, рыцарей Тевтонского ордена? Ну так осмелюсь напомнить, они госпитали для своих, – слышите?! – для своих открывали! Зачем вы подставили под удар свой У-бот с экипажем?! Вот американский пилот был трижды прав, когда отбомбился по вражеской подлодке, не обратив внимания на кишевший на палубе человеческий мусор. Не выношу людей, подобных вам. Вы же талантливый солдат, Отто! – так воюйте, уничтожайте врагов Германии! Но нет, вы напичканы книжками всяких Достоевских и Мопассанов вкупе с Дюма и родственниками. С их сифилитическими вздохами о романтичных страстях и человеколюбии. При всём уважении к вашим боевым заслугам, мой господин, вы тогда повели себя как испорченный гуманист-аристократишка. Ума не приложу, почему вас тогда же не отдали под трибунал?.. Дёниц всего лишь ограничился приказом, запрещающим оказывать помощь экипажам торпедированных нами судов. Гросс-адмирал, видимо, уповал на то, что вы хороший подводник и будете ещё полезны Рейху.

Опять же, эта история с вашей француженкой. Ну родила бы она от вас полукровку, испортила бы хорошую германскую породу. Женись вы на чистокровной немке, Отто, я ничего не имел бы против вашего отпрыска. При правильном воспитании мог бы получиться отличный экземпляр. Я спас вашу родословную, граф! Спас от рокового загрязнения крови. Такое невозможно исправить иначе, чем вытравив нечистый плод. Говорят, что я причинил вам боль. А как это, Отто? Просветите меня. Что это такое, эта пресловутая душевная боль? Она похожа на зубную? Нет, мне и правда интересно! Вот вы всё молчите, презрение выражаете, а ведь я вам не враг. Между прочим, мы с вами впервые встретились на острове Гран-Канария. Помните испанские Канары[32]? Райский уголок, не правда ли? Вы туда после того случая с «Лаконом» зашли на вашем «Чиндлере». На нашу ремонтную базу, подлатать пробоины, оставленные «Спитфайером» или «Либерейтором», – не помню точно, какой американец вас там топил… Я в том походе ещё матросом-гардемарином на одном из первых У-ботов седьмой серии служил, и мы в Лас-Пальмас пополнить топливо и продовольствие зашли. Так я тогда, ваша Светлость, считайте в первый раз вашу жизнь и честь спас…