Читать книгу Одна нога здесь… Книга вторая - Владимир Владимирович Титов - Страница 4

Следующие дни старик медленно шел на поправку. Один из здоровяков постоянно находился в его каморе, словно цепной пес. Как-то раз Зайцу, незаметно поднявшемуся по лестнице, довелось увидеть нечто странное. В полусумерках, по пролету второго поверха тихонько крался белоглазый. Убедившись, что за ним никто не наблюдает (корчмарь стоял на лестнице так, что глаза его приходились на уровне пола поверха, а макушка была прикрыта перилами), он тенью проскользнул в камору деда. Заяц внутренне сжался от нехороших предчувствий. Однако буквально миг спустя белоглазый выскочил оттуда как ошпаренный, и сразу следом за ним вышагнул наружу рыжий Белята. Корчмарь перевел дух: как он мог забыть про охрану?!

– Чего тут забыл? – рыкнул Белята, страшно пошевелив челюстью.

– Ошибочка вышла! – сдавленно просипел белоглазый. – К себе попасть хотел, да перепутал камору. В этой пивнушке так по-глупому всё расположено…

Заяц обиженно запыхтел. Да как можно его любимую корчму пивнушкой называть?! Вот ведь гнусность болотная! Ух! Однако выдавать своё присутствие было нельзя, и корчмарь воздержался от восклицаний.

– Смотри мне… – неопределенно пригрозил рыжий, и скрылся за дверью.

Белоглазый спешно укрылся в своей каморе, причем Заяц был готов хоть на сколько угодно побиться об заклад, что щуплый мужичонка вовсе не случайно заглянул к деду. Когда он проходил через полосу света, пролегшую от окна, в рукаве у мужичка отчетливо что-то блеснуло. Что-что, а со зрением у корчмаря был полный порядок и причудливую ручку оружия (ножа, должно быть) он хорошо рассмотрел. Кое-что стало проясняться: рыжие охраняют старика, а укокошить его хочет белоглазый. Да уж! И как в таком положении ему быть?..

В то же время, удивил и порадовал своим появлением Чурич, нагрянувший с утра пораньше. Когда только что освежившийся после сна Заяц прошествовал на рабочее место, знахарь уже возвышался сухой камышиной за ближним к стойке столом. Вместо приветствий, он тут же объяснил причину своего появления:

– Не могу я так, чтоб передал больного на поруки какому-то дуболому, а сам в сторону. Да он же перепутает там чего, а я потом век душевные муки терпи. Дудки! Уж лучше сам присмотрю.

Воинственно тряхнув своей редкой бороденкой, Чурич отпил большой глоток пива, из поставленного перед ним кувшина. Заяц был склонен по другому толковать причину прихода знахаря: наверняка тот боялся, что, если дед не выздоровеет, а совсем даже наоборот, неведомая и могущественная Л. спустит с него шкуру. А после набьёт её сухим мышиным помётом, посадит туда его пленённую душу да отправит шататься по дорогам, пугая честной народ, пока окончательно не истлеет…

Впрочем, как бы то ни было, его появлению корчмарь был только рад, появилась хоть одна живая душа, с которой можно было словом перемолвиться, думами поделиться. С Докукой не поговоришь, – всё время кажется, что он засыпает под твой рассказ, да и некогда ему слушать, дел много. С дурочкой Стенькой, конечно, перемолвиться можно, всё понимает, но вот ответить-то толком не могёт! Иное дело – Чурич: он в округе слыл мудрецом.

Раз в час Чурич убегал проведать старика, дать ему лекарство, пощупать лоб. В общем, делал то, что должен делать знахарь в таких случаях. Рыжая охрана пропускала его беспрепятственно. Возвращаясь, он передавал одно и то же: старик то забывается тяжким сном, то что-то бормочет несусветное, обещания дает какие-то. Бредит, в общем. Стеньку подрядили выносить за хворым дедом нужное ведро, а знахарь переговорил с Докукой, и тот стал готовить для старика отдельно: что-то жидкое, неприглядное на вид, но, несомненно, полезное.

Возвращаясь назад, Чурич продолжал прерванную беседу, хотя говорил в основном корчмарь, а знахарь лишь внимательно слушал, лишь изредка вставляя слово, по большей части работая ложкой. Несмотря на своё тщедушное телосложение, знахарь ел и пил, как смогли бы двое таких же. Заяц кормил гостя бесплатно, ничуть о том не жалея; знахари, они, знаете ли, на дороге не валяются!

Сам корчмарь ни словом не обмолвился о книге, хотя ни на миг о ней не забывал, а Чурич о том не спрашивал, что Зайца вполне устраивало. Зато он в подробностях изложил знахарю свои соображения по поводу происходящего, а также накопившиеся опасения, умолчав разве что о некоей Любаве, предположительно той самой ведьме, что сумела переслать узелок с лекарствами.

Ни к чему лишний раз напоминать ведуну о той, которая напугала его до дрожи поджилок.

Разговор то и дело прерывался и со стороны Зайца, ибо в корчме днем постоянно толкался разный дорожный люд, кто-то приезжал, кто-то уезжал. Одни заглядывали выпить по случаю жары кувшинчик-другой холодного пива, другие – с намерением поесть доброй горячей еды, пресытившись дорожной сухомяткой, третьи – всего лишь почесать языком, обменяться новостями, посмотреть, нет ли кого из знакомых, четвертые – с твердым намерением соснуть часок-другой не где-нибудь на обочине, а в прохладце приличного заведения. Посему, корчмарю приходилось суетиться, чтобы никого не оставить без внимания. А ещё он урывал время, чтобы сбегать, проверить – как там книга? Сдвинув потайную половицу под своей постелью, корчмарь выуживал добычу и нежно гладил обложку. Кончалось все тем, что Заяц, слава Велесу, обладавший завидной памятью, раскрывал книгу, где попало, и заучивал оттуда какое-нибудь пророчество. Ну, не нарочно заучивал, а просто читал пророчество вслух, наслаждаясь звучанием, а уж запоминалось оно само по себе. Особо его зацепило одно предвещание, хотя и называвшееся «Велес», но вместо этого грозно рокотавшее об огне. Не просто об огне, а об Огне с большой буквы. Книга в тот раз словно сама раскрылась под его руками, а взгляд сразу выловил среди вязи буквиц именно эти строки:

Что это было? К чему? От чего так сильно запало в душу это полное смутных образов пророчество? Ни о чем об этом Заяц не имел ни малейшего понятия. Просто строки въелись ему в душу, словно мучная пыль в рубаху мельника. И всё тут.