Читать книгу Станичники - Владимир Вольфович Жириновский - Страница 4

На историческую арену казачество вышло весомой силой, в значительной мере сложившейся общностью с уже сформировавшимися традициями – братства, самоуправления.

Такой комплекс вырабатывался в течение долгого времени, веками. Например, обычаи воинского круга были присущи многим древним народам – германским, славянским, есть версия, что и у скифов цари выбирались на кругу. Но от древнерусского веча и земских сходов Средневековой Руси казачий круг значительно отличался как по ритуалу, так и по функциям. Он был не только избирательным, но и высшим законодательным, административным и судебным органом с огромными полномочиями.

Слово «есаул» – тюркское, «хорунжий» – польское, «писарь», «сотник», «судья» – русские. А среди казачьих законов, как уже отмечалось, встречаются и такие, которые действовали ещё в начале нашей эры.

Казачьи обычаи, терминология формировались постепенно, заимствуясь от разных народов. Но они отнюдь не случайны. Казаки и их предки почти всегда жили в экстремальных условиях, и именно для таких условий эти традиции оказывались оптимальными. Без братства, взаимопомощи было нельзя.

Оптимальным являлся и обычай самоорганизации. Ведь любой народ можно покорить или рассеять, если разбить его войско, убить или пленить князя, хана, – и обезглавленная, беззащитная общность капитулирует или развалится.

Но казаки сами по себе в своей совокупности были войском! И даже если в столкновении с врагом большинство погибнет, но уцелеют хотя бы трое, то они и будут войском. Могут составить круг, выбрать нового атамана и станут костяком для восстановления своей общности. Откуда и пословица «Казачьему роду нет переводу».

В дореволюционной и советской историографии была внедрена теория, будто казачество составилось из беглых крепостных и неких «воинов-старообрядцев».

Но почему-то никто из авторов таких утверждений не счёл нужным задуматься, что до 1593 года крепостного права на Руси не существовало! И любой крестьянин имел право легально уйти от помещика в Юрьев день.

Церковный же раскол случился только в середине XVII века Казачество же сформировалось задолго до этих дат. И про «воинов-старообрядцев» нет сведений ни в одном письменном источнике того времени.

Да и куда стал бы бежать со своей земли крестьянин, будь он хоть трижды старообрядец? В татарский плен? Дикое Поле потому и значилось «диким», что без умения владеть оружием, без организации и навыков выжить здесь было невозможно. И привычного хозяйства крестьянин тут никак не смог бы вести.

Существуют гипотезы, что казаки составились из тех, кто удрал от царских репрессий, из беглых преступников, из шаек разбойников, выходивших в степь пограбить. Эти версии также не выдерживают критики.

Разве правдоподобно, чтобы пострадавшие и обиженные в России проявляли такую верность ей, отдавали за неё жизни? Скорее, сомкнулись бы с её врагами, как и поступали эмигранты в эпоху Ивана Грозного, некрасовцы и т.п.

Попробуйте представить, возможно ли братство и общая спайка между разномастными разбойничьими бандами? А ведь у казаков это было объединяющим началом – братьями считали друг друга казаки Дона, Днепра, Яика, Терека.

Да, казачество интенсивно пополнялось извне. Но за счёт кого? В основном, жителей приграничья, привычных к условиям военного быта. Примыкали и просто удальцы, «руку правую потешить», удачи поискать.

Давали приток постоянные татарские набеги. Если степняки сожгли деревню, перебили и угнали близких, уцелевший мужик уходил в казаки. У него с татарами были теперь свои счёты. Как и у тех, кто бежал из плена.

Впрочем, присутствовал и «разбойный элемент». Например, новгородские ушкуйники. Когда Иван III присоединил Новгород, переселив в другие земли часть его жителей, взял под контроль Верхнюю Волгу и Север, прежний промысел ушкуйников стал невозможен. И они подались в казачью среду.

Но разрозненные группы и одиночки сплотиться в единое явление под названием «казачество» никак не могли бы. Значит, были и носители традиций. Ими являлись остатки «изначального», древнего казачества.

Они и стали костяком, обраставшим новыми людьми, но обеспечивавшим общность и духовное единение, как и адаптацию к специфическим условиям существования. В XVI-XVII веках любой пришлый сперва становился «товарищем» старого казака, который выступал его наставником, опекуном. И лишь прижившись, зарекомендовав себя, человек признавался полноправным казаком.

А теперь коснёмся сказок о том, будто казаки в допетровские времена не имели связей с женщинами. Это полный бред!

Никаких законов о безбрачии и уж тем более о запрете на связь с женщинами у казаков не существовало, они не были ни аскетами, ни извращенцами! Был всего лишь временный запрет на связь с женщинами, который, как и «сухой закон», действовал только в походах, – вполне здравые требования для поддержания дисциплины.

На Дону ещё до XVI века неоднократно упоминаются сыновья казаков, потомственные казаки – а дети без жён, как известно, не получаются. Например, в царской грамоте 1624 года упоминается, что донцы ещё с давних времён имели семьи в российских окраинных городах.

Польские источники сообщают о жёнах днепровских казаков, живших в Черкассах, Каневе, Киеве. Ян Сеннин- ский писал о казаках: «Женщины у них наравне с мужчинами участвуют в военных действиях». Предания гребенцов говорят, что они издревле жили семьями, часто умыкали на женитьбу девушек у горцев. О семьях сообщают и предания уральцев.

А Назаров, сопоставивший прозвища яицких казаков, встречающиеся в документах XVI века, с данными переписей 1632, 1723 годов, метрическими книгами XIX века, выявил четкую преемственность – некоторые прозвища продолжали существовать, превращаясь в фамилии. Кстати, среди прозвищ XVI века нередко встречается «болдыря» – а по казачьей терминологии так называли сына неказака и казачки.

Другой вопрос, что многие казаки и впрямь оставались холостыми, не успевая обзавестись семьёй из-за бурной и непоседливой жизни, или становились вдовцами. Смертность была высокой, а опасность подстерегала каждый час. Один удачный налёт на городок, когда казаки в походе, – и они остались без жён и детей.

Иностранцы посещали Дон уже позже, в начале XVII века. И в своих описаниях отмечали очень большую свободу казачек, их красоту, силу, выносливость, чистоту и опрятность жилищ. Рассказывали и о брачных обычаях.

Постоянных церковных храмов и приходских священников тут ещё не было, и жених приводил невесту на майдан. Атаман перед лицом всех казаков спрашивал молодых, любы ли они друг дружке, и объявлял мужем и женой.

Лёгким был и развод – казак и его супруга снова приходили на майдан, муж свидетельствовал, что она была хорошей женой, но любви больше нет. И слегка отталкивал её от себя. После чего другой холостяк был вправе накрыть её полой зипуна, предлагая себя в мужья.

Обычаи, кстати, весьма архаичные и не славянские. На Руси развод был возможен только при уходе одного из супругов в монастырь.

Впрочем, и в других вопросах отношение казаков к религии имело свою специфику. В России той эпохи чрезвычайное внимание уделялось внешним атрибутам: постам, регулярному посещению храмов, ритуалам праздников и т.п. Казаки были очень набожны, но выполнять эти требования попросту не могли. Как соблюдать посты, если хлеб покупной и не всегда есть, а основу питания составляют мясо и рыба?

Священнослужители казаков зачастую были из расстриг, беглых монахов. Это считалось нормальным, где других взять? Иногда навещали священники, командированные Крутицкой епархией. Но часто их обязанности выполняли «уставщики», избранные из своей среды, – те, кто лучше знает молитвы.

Исповедовались им же или друг другу. А перед боем прикусывали кончик собственной бороды – полагали, что это в какой-то мере заменяет причастие.

Была распространённой и такая форма покаяния, как обеты: искупаться на Крещение, сделать вклад в монастырь. По обетам казаки периодически отправлялись на богомолье в монастыри – то в близлежащие, а то и в далёкие, например, на Поморский Север. «Отмаливали грехи», после чего возвращались к привычному образу жизни. Но если, скажем, купец Афанасий Никитин, будучи за границей, не имел возможности соблюдать посты и службы, сбился с календаря церковных праздников и был от этого в ужасе – писал, что теперь его душа наверняка погибла, то казаки так не считали. Они пребывали в уверенности, что служат Богу по-своему, защищая православных людей от басурман. И Господь это учтёт.

Таким образом, вырабатывалось осознание себя воинами Христовыми. Не в качестве гордыни или претензий на исключительность, а как констатация факта. Воины Христовы, а уж Он разберёт, кто достойно послужил Ему, а кто оказался нерадивым.

Вера стала и одним из краеугольных камней традиций. А вторым была воля. Но здесь надо обратить внимание, что в XIX веке либералы произвели подмену понятий, внедрив вместо «воля» – «свобода». Идеализировалась «борьба за свободу», этот термин стал подразумеваться заведомым благом и противопоставлялся «рабству». А в таком контексте как же не согласиться?

Однако в XVI—XVII веках на Руси слово «свобода» применялось очень редко. В ходу был термин «воля», который совпадает со «свободой» лишь в одном из значений, а в других расходится.

Понятие «свобода» чисто механическое. Так, в физике говорят о «степенях свободы». Одна степень – способность частицы телепаться вдоль одной оси, две степени – по двум осям, три – по всем направлениям, четыре – тело вдобавок может вращаться вокруг одной оси, пять – вокруг двух осей, шесть – если способно перемещаться в пространстве и кувыркаться как угодно.

Термин же «воля», в отличие от «свободы», включает в себя целенаправленное, осмысленное начало. Говорят – «моя воля», в том числе, если сочтено нужным, и воля на то, чтобы ограничить свою свободу. Данное понятие включает и усилие по достижению цели – «волевое усилие», «силу воли».

В наше время можно привести массу примеров, когда люди, юридически вполне свободные, утрачивают собственную волю и живут по манипуляциям пропаганды, бездумно следуют в русле навязанных им стандартов и ценностей. И вот эту разницу важно учитывать для правильного понимания психологии казачества и его истории.