Читать книгу Побеги древа Византийского. Книга первая. Глубинный разлом - Владимир Волкович - Страница 4

Луч заходящего солнца, проникнув в кабинет сквозь высокое стрельчатое окно, скользнул по нежно-коричневатым стенам, по высоким портретам в золочёных рамах, по резной мебели из морёного дуба, лакированного под цвет стен, задержался ненадолго на зелёном сукне письменного стола и, наконец, высветил склонившегося над бумагами человека с худощавым лицом, украшенным большими усами и бакенбардами. Император поднял голову, слегка сощурился от солнца, погладил ладонью лысину и потянулся, расправив плечи.

Всю жизнь он работал в этом кабинете по одному и тому же раз и навсегда заведённому порядку. И огромная многонациональная империя за это время стала подстраиваться под своего монарха: рано ложиться и рано вставать.

Франц Иосиф с трудом поднялся из-за стола, опираясь на палку, и шаркающей походкой направился в другой конец комнаты. Там находилось небольшое изящное бюро, на котором стоял портрет сына. А рядом на стене висели огромные портреты – его самого и августейшей супруги, любимой Елизаветы, которую близкие звали мягким именем Сиси.

Император оценивающе посмотрел на своего отпрыска, которого уже более двадцати лет не было в живых, и поднял голову к портретам. Перед глазами возникла прелестная женщина, много лет назад ставшая его женой. Голова закружилась. Это случалось с ним в последнее время довольно часто. Как-никак, девятый десяток уже наполовину пройден!

Франц Иосиф повернулся, сделал два шага до стоящего рядом кресла, опустился на мягкое сиденье и закрыл глаза…

– Едут! Едут! – закричал младший брат Франца Карл Людвиг. Он с самого утра торчал на балконе гостиничного особняка и смотрел на дорогу.

Городок Бад-Ишль привольно раскинулся в самом центре горного массива Восточных Альп, где речушка Ишль впадает в реку Траун, правый приток Дуная. В этой красивой горно-лесистой местности дикие племена, живущие на этих горах, шиш ещё с незапамятных времён минеральную воду, чудесным образом излечиваясь от многих болезней. Однако настоящую известность городок получил после того, как лечившаяся здесь от бесплодия императрица София родила четырёх сыновей. Один из них – Франц Иосиф – в восемнадцать лет стал императором. София с детьми выезжала в это чудесное место каждое лето, и пока у них не появился собственный дом, они всей семьёй останавливались в гостинице.

– Где?.. – на балконе появился Франц Иосиф. Он уже пять лет был императором Австрийской империи, и мать решила, что для сына наступила пора жениться. Жену подобрала по собственному усмотрению – старшую дочь своей сестры Людовики. Хелена была вполне подходящей партией: довольно умна и выдержанна, но в её красивом лице проглядывали жёсткие и слишком энергичные для двадцатилетней девушки черты. Возможно, для будущей императрицы это было как раз то, что нужно. Франц сгорал от нетерпения поскорее воочию увидеть свою избранницу.

– Вон же, вон! Пыль клубится! – показывал рукою младший брат.

Император достал подзорную трубу и приник к окуляру.

– Ну что там, видишь их? – кричал Карл в нетерпении.

– Вижу Нену[4] в карете с матерью. А что там за девушка верхом, не могу разобрать…

– Это Сиси, это Сиси! – запрыгал от радости Карл Людвиг.

Франц Иосиф, подняв бровь, укоризненно взглянул на брата. Их младшую двоюродную сестру звали Елизавета. Сиси было домашним именем.

Пять лет назад, когда он только занял трон, ему довелось увидеть своих кузин. Они приезжали в Инсбрук по приглашению его матери. Однако десятилетняя девочка совсем не заинтересовала его. Да и не до неё было новоявленному императору. В государстве началась революция, дядя отрёкся от престола, а отец отказался от прав наследования. Так восемнадцатилетний Франц Иосиф оказался во главе многонациональной державы Габсбургов. Восстание удалось подавить благодаря помощи русского царя, пославшего свои войска. Это и помогло Францу Иосифу укрепиться на троне. Однако молодой император воспринял это как унижение, хотя Николай Первый рассчитывал на благодарность.

Все последующие годы Франц Иосиф твёрдо выступал против Российской империи. Он писал матери:

«Наше будущее – на востоке, и мы загоним мощь и влияние России в те пределы, за которые она вышла только по причине слабости и разброда в нашем лагере. Медленно, желательно незаметно для царя Николая, но верно мы доведём русскую политику’ до краха. Конечно, нехорошо выступать против старых друзей, но в политике иначе нельзя, а наш естественный противник на востоке – Россия».

Это подлое отношение к дружественной стране, помогшей в трудную минуту, стране, которой Франц Иосиф был обязан престолом, в конечном итоге погубило могучую державу Габсбургов – Австро-Венгрию.

Герцогиня Людовика с дочерьми остановилась в том же отеле, где проживала семья императора. Пять лет назад нежная, открытая, ласковая и впечатлительная Елизавета сразу стала любимицей всех окружающих. Однако мать, глядя на свою десятилетнюю дочь, думала только о том, насколько нелегко будет выдать её замуж, ведь она далеко не красавица. Круглым лицом она больше походила на дочерей дровосеков и булочников, чем на представительницу знатного баварского рода.

Однако сейчас, когда Сиси исполнилось пятнадцать, наступил именно тот возраст, когда природа проделывает с девушками удивительные метаморфозы. Во всяком случае, мать с нескрываемым удивлением выслушивала восторги по поводу внешности младшей дочери. Франц Иосиф ещё не успел увидеться со своей наречённой Хеленой, а в каждом углу ишлинского отеля уже все разговаривали только о Елизавете.

В прошлый свой визит подвижную, жизнерадостную, но не очень красивую девочку оценил лишь младший брат Франца Карл Людвиг. Между Карлом и Елизаветой завязалась романтическая переписка, они даже обменивались подарками, и родители не препятствовали этому общению. Сиси упросила мать взять её с собой на помолвку старшей сестры. Девушку привлекало путешествие из Баварии в Вену, значительную часть которого она надеялась совершить верхом. Лошади были её страстью, она могла ехать в седле по многу часов, не уставая.

И вот наконец наступило время совместного ужина. Герцогиня Людовика заняла своё место за столом, рядом устроилась её младшая дочь. Молодому императору отчего-то захотелось сесть рядом с Елизаветой, и он обратился к матери:

– Я хочу занять вон то место, – показал он на другую сторону стола.

– Франц, сейчас помолвка, ты должен сидеть рядом со своей невестой! – сердито ответила мать. И, видя, что сын колеблется, добавила: – Не хватало ещё, чтобы император нарушил веками заведённый этикет!

Франц Иосиф сел рядом с Хеленой, но ни разу даже не взглянул на неё. Целый вечер он не отрывал глаз от маленькой прелестницы, сидевшей напротив. Невеста, скучая рядом с женихом, уныло ковыряла вилкой в тарелке.

Карл Людвиг первым заметил, что Франц заинтересовался Елизаветой, которая стала настоящей красавицей. А вскоре и сам старший сын признался Софии, что хотел бы жениться именно на Сиси.

– Посмотрите, маман, какая она милая, какие бархатные у неё глаза! А губы – как спелая земляника.

– Ты увлёкся не той девушкой, сын!

– Маман, могли бы вы узнать у тётушки Людовики, согласится ли Сиси выйти за меня? – решительно обратился он к матери.

– Франц, мы уже обо всём договорились! Твоя невеста – Хелена.

– А мне нравится Сиси!

В этот момент эрцгерцогиня отчётливо осознала, что её власть над сыном, которого она сделала императором, уговорив мужа отказаться от трона в его пользу, не бесконечна. София была очень недовольна выбором сына, ведь всё пошло не так, как она намечала, а эрцгерцогиня не любила, когда кто-то нарушал её планы. Но, смирив гордыню, она ответила:

– Хорошо, я поговорю с Людовикой.

– Прошу вас, маман, особо оговорить, чтобы на Сиси не оказывалось никакого давления и она была свободна в своём выборе.

Людовика, выслушав сестру и опасаясь, что брак может вовсе не состояться, дала согласие. Пусть не старшая, так младшая дочь будет императрицей.

Через день на балу в нарушение всех правил этикета Франц Иосиф, решительно забыв о Хелене, два раза подряд приглашал Елизавету на котильон[5], что практически значило предложение руки и сердца.

После бала Людовика пригласила Елизавету в свои покои для разговора.

– Сиси, я должна сообщить тебе, что император Франц Иосиф просит твоей руки. Я не возражаю против этого брака, но не хочу давить на тебя и заставлять выходить за него против воли.

Сиси почувствовала, как сильно забилось её сердце. Она, конечно, понимала, что очень нравится Францу и он не скрывает этого.

– Скажи, испытываешь ли ты к нему влечение?

Елизавета покраснела, прижала руки к груди и едва слышно прошептала:

– Я люблю его, маменька… Ах, если бы он только не был императором! – Девушка разрыдалась.

– Не бойся, доченька. Ты станешь императрицей могущественнейшего государства Европы!

Получив согласие Елизаветы на брак, император во время мессы объявил о помолвке.

Молодые все дни проводили вместе, гуляли по окрестностям, много беседовали. Любознательная, живая, сообразительная Елизавета как губка впитывала рассказы образованного государя. Не раз, бывало, они забирались в глухие места, которых было множество на поросших лесом горах. Там они сидели обнявшись и целовались, распаляясь всё больше. Руки Франца порхали по юному трепещущему телу девушки, забирались под пышные юбки, и та шептала, задыхаясь:

– О нет, мой любимый… подожди… я всё равно твоя…

– Сиси, я так люблю тебя! Я не дождусь этой свадьбы!

– Нам нельзя, ты же знаешь…

– Я умру, Сиси, я так хочу тебя!

– Подожди, любимый, осталось совсем недолго.

В конце лета они расстались: император вернулся в Вену, где его ждали дела, а Елизавета отправилась в родовое имение Поссенхофен, где начались приготовления к свадьбе.

Теперь Елизавете казалось, что могучий поток подхватил её и несёт к чему-то неизведанному, волнующему и вместе с тем страшному. Она чувствовала себя героиней какой-то сказки. Молодой красивый император буквально сводил её с ума. Всё это начинало походить на любовь, о которой она сочиняла свои наивные стихи. Бурная подготовка к брачной церемонии, призванной своей роскошью затмить всё ранее виденное Веной, просто потрясала её. Маленькая Сиси даже подумать не могла, какие душевные муки ей предстоит перенести в будущем…

Ах, Поссенхофен, чудесное имение на берегу живописнейшего озера, окружённого лесистыми холмами! Выезжая туда с семьёй на лето из строгого баварского Мюнхена, Елизавета попадала в совершенно другой мир. Именно это дивное место она считала своей родиной. Здесь можно было запросто заходить в крестьянские дома, где её хорошо знали и любили, без страха брать в руки любую крестьянскую живность. Она упросила отца устроить рядом с их домом небольшой зверинец. Отец научил Елизавету рисовать, и вскоре никого уже не удивляло, когда принцесса уходила далеко в луга, чтобы запечатлевать в альбоме цветы и облака, плывущие над её маленьким раем.

Считая месяцы, оставшиеся до дня свадьбы, девушка с грустью понимала, что даже если она вернётся сюда в будущем, то никогда уже не будет так свободна, беспечна и жизнерадостна… Детство кончилось.

Свадьбу назначили на апрель. Накануне будущая императрица прибыла в рыцарскую академию на окраине Вены, откуда по традиции невесты императоров торжественно въезжали в столицу.

Вечером от сильного волнения Елизавета расплакалась.

– Сиси, что с тобой? – занервничала Людовика, боявшаяся, что с дочерью случится припадок и свадьба будет отложена. – Соберись, девочка моя, ведь это радостный день!

Елизавета согласна кивала головой, но рыдания её не прекращались. Вокруг бегали нянюшки, подавали воду и напитки, но никто не мог успокоить девушку.

Однако к утру невеста всё же смогла взять себя в руки и в карете, расписанной самим Рубенсом, выехала в Хофбург – зимнюю резиденцию Габсбургов, где её встречал император. Оттуда молодожёны направились в церковь на венчание.

На Елизавете было роскошное платье, её великолепные волосы украшала подаренная свекровью диадема. Трепещущая в ожидании предстоящей церемонии, Елизавета, выходя из кареты, зацепилась за её дверцу, и диадема едва не упала с головы.

– Наберись терпения, – шепнул жених, – мы быстро забудем весь этот кошмар.

Но кошмар для молодой императрицы только начинался. Буквально с первых дней восшествия на престол она почувствовала себя словно в мышеловке. Вот только шанса изменить свою жизнь для неё уже не существовало. Быть императрицей – это навсегда.

Свекровь со свойственной ей жёсткостью начала лепить из тонкой, нежной, чувственной девочки некое подобие сфинкса – свою копню. Дворцовая жизнь и отношения между приближёнными к императорскому двору показались Сиси ярчайшим проявлением притворства и лицемерия. А важнейшему правилу, господствовавшему над всем этим царством цинизма, – «казаться, а не быть» – Елизавета в силу своего характера следовать была не в состоянии. Она дичилась всех и вся, никому не доверяла, выказывая почти неприкрытое презрение.

Через два дня после свадьбы Франц уже работал в своём кабинете в Шёнбрунне по раз и навсегда заведённому распорядку.

– Милый, – пыталась достучаться до супруга Елизавета, – ты даже представить себе не можешь, как мне тяжело!

– Пойми, Сиси, это принятый ещё моим дедом дворцовый этикет, который необходимо соблюдать, находясь на имперском троне.

– Но твоя матушка ограничила круг моего общения аристократическими семействами – двадцатью тремя мужчинами и двумястами двадцатью тремя женщинами. Эти люди скучны и неинтересны!

– Я очень люблю тебя, Сиси, но я уважаю свою мать, которая заботится о государственных интересах и о нас с тобой. Наберись терпения! Постепенно ты привыкнешь, а потом мы с тобой отправимся путешествовать.

Елизавета была в полном отчаянье, она не знала, чем занять себя, и часами сидела перед клеткой с попугаями, пытаясь научить их говорить.

Через две недели после свадьбы она написала стихи:

Когда императрица родила дочь, свекровь тут же забрала её в свои покои и назвала собственным именем. Елизавета пришла в отчаянье, душа её испытывала неимоверные муки, она была на грани нервного срыва.

– Сиси, родная, что с тобой? – как-то обратил на неё внимание император, оторвавшись от постоянного просмотра бесчисленных документов, в которые был погружён целыми днями.

– Ничего, милый. Я просто схожу с ума.

– На тебе лица нет! Что-то случилось?

– То, что случилось, уже не исправить, – загадочно произнесла она.

– Я могу чем-то помочь? Ты не просишь меня ни о чём.

– Как я смею? Ведь для этого ты должен оторваться от государственных дел.

– Говори, я выполню любую твою просьбу!

– Я хочу поехать туда, где прошло моё детство, где я была счастлива…

Только тогда Франц Иосиф, серьёзно опасаясь за здоровье любимой жены, увёз её в имение Поссенхофен. Лишь там он увидел на всегдашнем печальном лице своей Сиси счастливую улыбку. Радость переполняла её. Она бродила по полям и лугам, как в детстве, беседовала с простыми крестьянами, дышала чистым воздухом окрестных лесов. И никому не рассказывала о своей жизни в императорском дворце Вены. Лишь с Хеленой, старшей сестрой, которую ей всегда ставили в пример, состоялся такой разговор:

– Завидую я тебе, Сиси. Ты теперь императрица! Все почести. И власть.

– Ах, Хелена, радуйся, – ответила Елизавета, – я спасла тебя от очень невесёлой участи и отдала бы всё, чтобы прямо сейчас поменяться с тобою местами!

– Неужели тебе так плохо живётся? А я была уверена, что ты в раю, – не поверила Хелена.

– Да, так и живётся, – ответила ей Сиси и добавила: – Если это можно назвать жизнью.

Через год Елизавета родила ещё одну дочь, и так же, как и первую, её забрала к себе свекровь. Императрица впала в ступор, перестала разговаривать. Тут взбунтовался всегда молчавший в таких случаях император:

– Маман! Я требую прекратить вмешательство в мою семейную жизнь!

– Я забочусь только о тебе и о целостности государства. Твоя жена и твоё потомство принадлежат империи.

– Моя жена и мои дети принадлежат в первую очередь мне! Отныне наши дети будут находиться в моих покоях!

София окончательно поняла, что сын стал взрослым и её влияние на него закончилось. Она объявила открытую войну невестке, и отношения между ними стали крайне напряжёнными.

Через год императорская чета совершила поездку в Венгрию, взяв с собой детей. Елизавета открывала для себя эту страну, и она ей всё больше нравилась. Когда она с мужем находилась в Дебрецене – старинном городе, центре революции, которую жестоко подавила эрцгерцогиня София, – пришла телеграмма из Будапешта, извещавшая, что оставленные в столице дети тяжело заболели. Одиннадцать часов просидела императрица у изголовья умирающей старшей дочери, но выздоровления её так и не дождалась.

Супруги возвратились в Вену. Елизавета тяжело переживала смерть дочери, винила во всём себя. Она замкнулась, не желала никого видеть, проводила целые дни, гуляя по парку или катаясь верхом в одиночестве.

Когда император уходил на войну против Франции и Италии, Елизавета, чтобы поднять дух солдат, прибежала на площадь, где они готовились к выступлению. Той ночью в пламени факелов императрица предстала перед многотысячной армией босоногая, в просвечивающем насквозь платье, с распущенными длинными, доходящими до щиколоток, волосами, в бриллиантовой диадеме. Она кричала:

– Победу тебе, император!.. Только победу! А вам, славные воины, мужества!

Рёв молодых мужчин был ей ответом. В этом виде она являлась Францу Иосифу во снах до конца его жизни.

Вскоре родился долгожданный наследник – Рудольф. Роды оказались тяжёлыми. Елизавета поправлялась медленно, и Софья, воспользовавшись моментом, забрала ребёнка к себе. На борьбу со свекровью у императрицы больше не оставалось сил. Франц Иосиф уехал на войну, и некому было вступиться за Сиси. Спасало то, что Елизавета начала изучать венгерский язык и довольно скоро овладела им в совершенстве. Её библиотека пополнялась книгами венгерских авторов, в ближайшем окружении появилась уроженка Венгрии, ставшая её первой и единственной настоящей подругой. Венгры поначалу настороженно относились к молодой императрице, сравнивая её с жестокой свекровью, но им очень хотелось верить, что эта красавица с лучезарным взглядом сможет как-то повлиять на императора и его отношение к венгерскому вопросу изменится.

Августейшая пара хранила своё чувство, зародившееся в маленьком горном городке. Однажды императрице передали письмо:

«Мой дорогой ангел!

Я снова остался один на один со своими печалями и заботами. И чувствую, как мне тебя не хватает, я по-прежнему люблю тебя больше всего на свете и совсем не могу жить без тебя. Мне так трудно и одиноко без твоей поддержки. Мне больше ничего не остаётся, как терпеливо сносить ставшее уже привычным одиночество…

Твой печальный муженёк».

Елизавета беспокоилась за мужа, плакала, но не позволяла себе жаловаться на жизнь, хотя нервы её были натянуты до предела. Она мало ела, ежедневно ссорилась с надменной Софией и пыталась спастись от придворного окружения, совершая длительные пешие или верховые прогулки.

Когда Франц Иосиф возвратился домой, его жена заметно похудела, а её психика сильно расшаталась.

– Милый, я очень хочу, чтобы ты смог урегулировать отношения с венграми. Они хорошие люди и ничем не угрожают монархии.

– Сиси, ты не очень разбираешься в государственных делах. Предоставить свободу венграм – значит разрушить империю!

– Франц, если ты будешь всё время действовать кнутом, то империю будут сотрясать революции и она всё равно разрушится!

– Ты считаешь, что возможно предоставить венграм свободу и сохранить целостность державы?

– Несомненно! Дарование Венгрии права на самоопределение не несёт никакой угрозы для державного могущества.

Постепенное подведение мужа к воплощению её просьбы в реальность принесло свои плоды. Вскоре в венгерском парламенте был зачитан указ о восстановлении конституции страны, а затем была провозглашена Австро-Венгерская империя.

Елизавета отнеслась к этому событию как к собственному триумфу, подтверждавшему то высокое положение, которое ей по воле судьбы пришлось занять.

Шли годы. Красота императрицы не только не меркла, но и как будто расцветала. В Вену стали частенько заезжать любопытствующие в надежде хоть краем глаза взглянуть на легендарную красавицу и убедиться в том, что многочисленные художники, писавшие её портреты, ничуть не льстили августейшей особе. Портреты эти обычно заказывал Франц Иосиф.

– Сиси, сегодня в Вену приехал знаменитый художник Георг Рааб.

– Не хочешь ли ты сказать, милый, что я опять должна позировать? Я не люблю этих живописцев.

– Ты же знаешь, Сиси, я постоянно нахожусь под магией твоего обаяния и красоты. Я хочу, чтобы твоё изображение было повсюду, чтобы ты глядела на меня со всех стен – такая разная и такая любимая!

– Хорошо, милый. Но пусть рядом со мной будут лошадь или собака, ведь я так люблю животных.

– Как тебе будет угодно.

В кабинете императора, прямо перед его глазами, до последнего дня жизни висел портрет любимой им женщины.

Через шесть лет после свадьбы Елизавета, фактически лишённая детей, испытывающая постоянное давление свекрови, замечающая осуждающие взгляды и слышащая недвусмысленные реплики придворных, решила временно покинуть Вену. С этого момента начались её бесконечные скитания, не прекращающиеся до самой смерти. Она возвращалась в столицу лишь на два месяца в году, чтобы побыть с детьми и увидеться с Францем, который любил её.

Императрица знала, что у императора есть любовницы, и сначала негодовала по этому поводу. Он вымаливал у неё прощение, а она демонстративно не пускала его в свою спальню. Однако, поняв, что её многомесячные отлучки провоцируют его любовные связи, она стала относиться к ним спокойно.

Елизавета лишь издали могла наблюдать за воспитанием наследника, не имея возможности вмешиваться. С самого начала из Рудольфа пытались сделать военного, применяя совершенно ужасные для маленького мальчика методы: обливали холодной водой, заставляли по несколько часов заниматься на улице в снег и дождь, будили ночью, стреляя над ухом из пистолета. Психика ребёнка была совершенно расшатана.

Лишь однажды Сиси удалось уволить наставника, который, по её мнению, использовал слишком жестокие методики, но даже после этого она не стала ближе к сыну. Мальчик очень страдал оттого, что не мог чаще видеть мать.

Рудольф рос, взрослел и всё больше беспокоил императора. Он совсем не походил на отца, скорее, напоминал мать своими либеральными взглядами и неприемлемостью абсолютизма. Юноша общался с простолюдинами, посещал различные собрания, но при этом отличался неразборчивостью в любовных связях. Всё это наряду с психической неуравновешенностью и нервным истощением могло кончиться плохо.

Император решил пригласить сына на разговор под предлогом того, что давно с ним не виделся.

– Разрешите, отец?

– Рудольф! Я рад тебя видеть! – Император поднялся, чтобы обнять наследника, и был поражён его видом. – Ты не болен случаем?

– Да, отец, я болен. – Рудольф сел, потом встал и начал нервно расхаживать по кабинету.

– Что за болезнь у тебя? Ты был у доктора?

– Мне уже не нужны доктора… Они всё равно не помогут.

Франц Иосиф нервно потёр руки.

– Так назови свою болезнь.

Рудольф остановился напротив и громко выдохнул:

– Сифилис!

Франц Иосиф поёжился и покачал головой:

– Эк тебя угораздило… Как же это случилось?

– Теперь уже поздно говорить как. Осталось только медленно умирать. А я не хочу медленно!

– Рудольф, не горячись. Я говорил тебе ранее, что связи с девицами лёгкого поведения ни к чему хорошему не приведут! Ты – наследник трона и должен вести себя соответственно. Займись лечением, у нас хорошие доктора, сейчас открыли новые методы… И прекрати свои недостойные знакомства!

– Все методы я уже перепробовал… Погляди на меня, мне с каждым днём становится всё хуже! Я отравлен этой ртутью! У меня всё болит, я задыхаюсь, я не могу так больше жить! А что касается девиц… у меня был хороший пример – мой отец.

Император побагровел, что случалось с ним довольно редко. Гнев ударил ему в голову, но он сдержался, как привык сдерживать себя всю жизнь. Взяв себя в руки, он сделал вид, что не расслышал последнюю фразу.

– Рудольф – ты мой сын, ты – наследник трона. Подумай, ведь тебе придётся стать императором после моей смерти! А теперь можешь идти.

Молодой человек постоял некоторое время перед родителем, как будто обдумывая его слова, потом медленно произнёс:

– Я отказываюсь от престола.

Он повернулся и направился к выходу, но в дверях обернулся и закончил:

– И от такой жизни.

Император долго и тупо смотрел в дверь, закрывшуюся за его сыном.

В имении Майерлинг были найдены трупы кронпринца Рудольфа и его любовницы – юной баронессы Марии фон Вечера. По всей видимости, Рудольф сначала застрелил Марию, а потом себя.

«Из протокола следственного управления полиции Вены:

Следователь полиции:

– Расскажите, пожалуйста, какие отношения были у вас с кронпринцем Рудольфом?

Мицци Каспар – субретка[6]:

– Меня связывали с покойным очень близкие отношения.

Следователь:

– Вы часто с ним встречались? Вы знали, что у него есть и другие знакомые женщины? Он дарил вам что-нибудь?

Мицци Каспар:

– Да, мы часто встречались с кронпринцем, он посвящал меня во все свои дела. Несмотря на то, что у него были и другие женщины, он относился ко мне по-особенному.

Следователь:

– В чём это заключалось?

Мицци Каспар:

– Два года назад Рудольф купил мне в подарок трёхэтажный дом за шестьдесят тысяч гульденов. Иногда делал мне подарки наличными и украшениями на сумму до ста тридцати тысяч гульденов.

Следователь:

– Вы замечали за ним что-то необычное в последние дни? Последнюю ночь вы провели вместе?

Мицци Каспар:

– Все последние дни он был взвинчен и говорил только о самоубийстве. Предлагал совершить его вместе. Я отказалась и немедленно сообщила в полицию, но там не обратили на это никакого внимания. Последнюю, или, как он выразился, “прощальную ночь ”, Рудольф провёл у меня. Он уговаривал меня покончить жизнь самоубийством и, когда понял, что я не соглашусь, ушёл под утро.

Следователь:

– Зачем, как вы считаете, он уговаривал вас?

Мицци Каспар:

– Я думаю, он боялся уходить из жизни в одиночку[7]».

В минуты невыносимого горя только что получившая известие о гибели сына Елизавета выказала нечеловеческую выдержку. Именно она сделала то, на что не решился никто другой: сообщила мужу, что их сына больше нет. Она первой увидела Рудольфа в гробу, укрытого по грудь белым саваном. На мгновение ей показалось, что он просто заснул со странной улыбкой на губах. Только в эти страшные минуты, пока муж ещё не появился, она дала волю своему отчаянию. Упав на колени перед мёртвым телом, она забилась в рыданиях.

Во время траурной церемонии в окружении чужих равнодушных лиц Елизавета держалась из последних сил. Никто не видел её лица под густой чёрной вуалью. Франц Иосиф, опасаясь нервного припадка, умолял её не присутствовать при погребении.

До глубокой ночи Сиси сидела неподвижно, глядя в стену невидящим взором. Потом оделась и незаметно выскользнула из дворца. На улице она остановила первый попавшийся в этот поздний час фиакр, который отвёз её к монастырю капуцинов, где обрёл последний приют Рудольф. Монах, дежуривший у склепа, предложил проводить её, но Елизавета отказалась. Спустившись в склеп, освещённый тусклым светом факелов, императрица упала на колени и, едва сдерживая крик, произнесла:

– Мальчик мой, что же ты наделал?..

Десять лет до самой своей смерти, этого нелепого убийства, Елизавета прощалась с бренным миром, раздаривая свои многочисленные вещи, самые лучшие и нарядные. Жизнь для неё потеряла смысл. Она заперлась в особняке в Бад-Ишль, где познакомилась с Францем и встретила свою любовь, и пыталась вернуться в прошлое, стать той нежной и восторженной пятнадцатилетней девочкой, живущей в ожидании счастья. Но прошлое невозвратимо, и маленький особняк превратился в тюрьму, которую она сама для себя сотворила. Император беспокоился о душевном здоровье супруги, которую продолжал любить так же сильно, как в молодости. Он приложил все усилия, чтобы уговорить Сиси покинуть особняк, надеясь, что с годами боль от горя утихнет. И это ему вроде бы удалось. Но Елизавета с новой силой ринулась в путешествия, в блуждание по свету, как раненый зверь, который пытается найти место, где можно хотя бы на минуту забыться и унять невыносимую боль. Её память и разум при этом находились в полном порядке. Она просто очень переживала за мужа, думая, что её метания и непреходящая скорбь будут ему в тягость.

Франц Иосиф, по-своему переживая смерть сына, топил горе в работе: государственные дела требовали его постоянного присутствия в кабинете. Елизавета прекрасно знала о любовницах императора, поскольку давным-давно не жила с ним как супруга. Беспокоясь о муже, который, несмотря на всё, был ей по-прежнему близок, она даже решила подыскать для Франца Иосифа достойную подругу. Это предполагало и её личную свободу, и возможность заниматься тем, что стало смыслом её жизни: бесконечными путешествиями, перемещениями из города в город, из страны в страну. Единственное условие состояло в том, что женщина не должна претендовать на то, чтобы стать императрицей. В конце концов Елизавета остановила свой выбор на молоденькой хорошенькой артистке Венского императорского театра Катарине Шратт, жене венгерского аристократа. Катарина была очень доброй женщиной и не настаивала ни на каких привилегиях. По мнению Елизаветы, именно она могла дать Францу Иосифу то счастье, которого он был лишён по её вине.

Императрица встретилась с актрисой и подружилась. Вскоре встречи императора с Катариной стали практически публичными. Австрийцы относились к увлечению своего монарха спокойно, и только дочери Гизела и Валерия неоднократно говорили ему, что эта связь бросает тень на всю императорскую фамилию и такое поведение недостойно главы империи. Гизела откровенно жаловалась матери на отца, но Елизавета была равнодушна:

– Мои крылья сгорели… Я хочу лишь покоя. Знаешь, дитя моё, слово «счастье» давно не имеет для меня никакого смысла. Однако твой отец не виноват в этом… Если бы Господь призвал меня к себе, император был бы ничем не связан…

Почувствовав себя свободной от супружеских обязанностей и беспокойства за Франца, Елизавета продолжила вояж по свету. Вновь замелькали города и страны. Вскоре она приехала в Женеву. И этот город стал для неё роковым.

Императрица всегда путешествовала инкогнито и без охраны; скрывая лицо и имя, она гуляла по городу в сопровождении одной из спутниц, а чаще всего одна. Ей уже исполнилось шестьдесят, но фигура была как у молодой женщины, и лицо казалось неподвластным времени. Репортёры охотились за ней и, несмотря на все ухищрения, смогли выяснить, в каком отеле она остановилась.

Газеты писали: «Жаль, что её истинный облик не под силу передать ни одному художнику и что есть на свете люди, которые её никогда не видели. Лучше не смотреть на неё слишком внимательно. Иначе можно не заметить, как сердце начинает охватывать какое-то непонятное томление».

Прямо на бульваре во время очередной прогулки она была убита итальянским анархистом. Удар заточкой – заострённым трёхгранным напильником – сбил её с ног, оставив крохотную колотую ранку в области сердца. Но Елизавета не почувствовала боли и не осознала случившегося. Решив, что нападавший просто хотел сорвать с неё украшения, она поднялась и попыталась продолжить прогулку. Лишь спустя некоторое время императрица почувствовала сильную слабость, опустилась на землю и потеряла сознание. Так исполнилось её желание, высказанное после смерти сына: «Я тоже хотела бы умереть от небольшой раны в сердце, через которую улетит моя душа, но я желаю, чтобы это произошло вдали от тех, кого я люблю».

Катарина знала, что до знакомства с нею у императора уже были любовницы. Однажды она получила оскорбительное анонимное письмо. Вечером, как обычно, в её скромную квартиру приехал Франц Иосиф. И не узнал прежде внимательную, добрую и мягкую подругу.

– Кати, что с тобой, мой милый друг?

Вместо ответа женщина подала ему письмо. Император быстро пробежал его глазами.

– Ну, стоит ли обращать внимание на такие пустяки!

– Конечно стоит! И это совсем не пустяки! Я не хочу, чтобы меня оскорбляли.

– Я дам команду найти этого подлеца.

– Пусть ищут, а я поеду добиваться развода с бароном Киссом.

– И что изменится, если ты этого добьёшься?..

– Многое может измениться… Я стану свободна и смогу снова выйти замуж.

– У тебя есть подходящая кандидатура?

– Возможно, да.

– Можно полюбопытствовать, кто он?

– Это вы, сир, – после недолгого молчания робко прошептала Катарина.

Император удивлённо взглянул на свою любовницу, и выражение его лица резко поменялось. Из мягкого и приветливого оно тотчас стало жёстким и твёрдым. Даже слегка побагровело, что свидетельствовало о скрытом гневе. Глаза стали маленькими и колючими.

– Что ты надумала, Кати?! Забыла, что я женат и люблю свою жену?.. Твои фантазии никогда не станут реальностью! Выбрось эту глупую идею из головы и езжай куда хочешь!

Не попрощавшись, император покинул квартиру Катарины. Он был просто взбешён и всю дорогу до замка Хофбург не мог успокоиться.

Собрав вещи, Катарина уехала сначала в Брюссель, потом в Баварию, а затем в Рим. В Риме она добилась аудиенции у Папы и получила его благословение на расторжение брака со своим мужем, бароном Киссом. Её отсутствие в Австрии затянулось.

Франц Иосиф, рассердившись на Катарину, к которой тем не менее испытывал самые нежные чувства, пребывал в невыносимом одиночестве. Неудивительно, что он вспомнил о женщине, которая так хорошо умела утешать его в трудные минуты. Четырнадцать лет они были вместе. Такую пылкую, страстную любовницу мужчине не забыть, даже если он император крупнейшей в Европе монархии. Конечно, сейчас, когда прошло уже несколько лет после того, как доверенный человек императора во дворце вручил ей крупную сумму и взял с неё расписку о молчании по поводу их связи, Франц Иосиф стал значительно старше. Когда-то он не пожелал признать своими двух её детей. Для того чтобы они не были незаконнорождёнными, по его приказу ей подсунули в мужья Франца Наговски, известного дамского угодника.

Через некоторое время к дому, расположенному неподалёку от Шёнбруннского дворца, подъехала карета. Незнакомый человек сообщил Анне, что завтра вечером её инкогнито посетит известное ей лицо, и передал туго набитый денежными купюрами конверт.

Анна сразу поняла, о ком идёт речь, и удивилась: они с Францем Иосифом не встречались с тех пор, как в его жизни появилась Катарина Шратт.

– Здравствуй, Ани… Не ожидала, что я вновь появлюсь в твоей жизни?

– Да, ваше величество, не ожидала.

– Как тебе живётся, как дети? С мужем, как мне известно, ты разошлась…

– Живу скромно, дети растут. Не беспокойтесь, им неизвестно, кто их отец. С мужем я рассталась, от него только лишние затраты.

– Соскучился я по тебе, Ани! По твоим ласковым рукам, по горячему телу. Я старею и уже не так пылок. Но ты, знаю, заведёшь…

– Я всегда говорила и сейчас подтверждаю, что готова служить вашему величеству.

– Ну зачем же так? Ты не на службе. Я вспоминаю о тебе с приятными чувствами и сегодня захотел ещё раз испытать их наяву.

Император подошёл к Анне, взял её руку, провёл своей по плечу и спине.

– Не желаете ли, ваше величество, выпить чего-нибудь?

– Не откажусь.

– Тогда я приготовлю вам зажигательный напиток.

Через некоторое время Франц Иосиф, сидя рядом с Анной, наслаждался её нежной, мягкой кожей, которая слегка пульсировала и напрягалась под его ласкающими пальцами. Вскоре воздух в комнате наполнился томлением, страстными поцелуями, горячим шёпотом и стонами любви…

– Когда мы увидимся ещё, ваше величество? – спросила Анна, запахивая халат и принимая от императора увесистую пачку денег.

– О том я извещу тебя, мой любезный друг, – ответил Франц, уходя.

По приезду Катарины размолвка между нею и императором была забыта. У Франца снова появился понимающий, образованный, участливый друг. И эти качества бывшей актрисы значили для него ничуть не меньше, чем её привлекательность и возможность наслаждаться ею как женщиной.

Прошёл год.

– Разрешите, ваше величество? – дверь кабинета слегка приоткрылась, и в проёме показался личный камердинер императора Ойген Кеттрль.

– Да, Ойген.

– Одна дама просит у вас аудиенцию.

Франц Иосиф оторвал взгляд от бумаг:

– Она знакома тебе?

– Да, ваше величество. Она бывала здесь несколько лет назад.

– Проси.

В кабинет вошла Анна Наговски.

– Разрешите, ваше величество?

– Анна, тебе не хватило средств?

– Я пришла не за этим.

– Так зачем же? Я не имею никаких планов в отношении тебя.

– Я родила ребёнка. В последние два года у меня не было мужчин.

– Значит, ты родила от святого духа? – насмешливо бросил император. – Или ты вновь хочешь сказать, что…

– Да, ваше величество, в этом нет никакого сомнения.

– Запомни, Анна, у меня не было и не будет внебрачных детей!

– Я не собираюсь никого оповещать об этом ребёнке. Я написала расписку, в которой поклялась хранить молчание, и не нарушу его.

– Чего же ты хочешь?

– Только одного: чтобы мой сын смог получить хорошее образование и воспитание.

Император задумался. Затем встал, прошёлся по кабинету и вновь опустился на стул.

– Могу предложить тебе такой вариант: ты передаёшь ребёнка одной из бездетных дворянских семей. При этом полностью отказываешься от прав на него. Те люди будут знать только то, что ты его мать. И всё. Ребёнок предварительно должен пройти медицинское освидетельствование. Я дам указание подыскать усыновителей и помочь оформить все бумаги.

Анна не могла вымолвить ни слова, предложение императора потрясло её. Через силу она смогла выдавить только:

– Я не знаю… – И тяжело вздохнула.

– Понимаю, тебе надо всё обдумать, свыкнуться с этой мыслью. Но это лучшее из всего, что можно придумать. Как только примешь решение, сообщи мне. Приходить сюда больше не надо. А теперь прощай.

Император встал, давая понять, что аудиенция окончена. Анна вышла.

Громко пробили часы. Франц Иосиф поднял голову и в недоумении оглянулся вокруг. Что это с ним, опять заснул в кресле? А может, просто устал за день и мозг отказался работать? Вся жизнь пролетела перед глазами. Говорят, это бывает в самом конце её.

Ах, эта война совсем некстати… Вряд ли можно её выиграть. Пожалуй, время ложиться отдыхать. Завтра торжественный смотр выпускников военного училища.

Маленький чёрный автомобиль императора въехал в обширный двор через резные чугунные ворота. Солнечные лучи отражались в эполетах выпускников офицерского училища, ярко сверкали на трубах застывшего по стойке смирно оркестра.

Франц Иосиф, поддерживаемый одним из офицеров, вышел из машины и оглядел застывший строй кадетов. «Красивые молодые люди, – подумал он, – а сколько из них погибнет в пожирающем пламени войны…» Слегка опираясь на палку, император двинулся к ожидавшему его широкому каре выпускников. За ним потянулись сопровождающие.

Оркестр грянул марш. Франц Иосиф, шагая вдоль строя, вглядывался в молодые вдохновенные лица, горящие преданностью и патриотизмом глаза, и благодарственное чувство к этим юным подданным, защитникам Отечества, готовым умереть за своего императора, переполняло его.

Лица, лица, лица… Безусые и со щегольской растительностью, горбоносые и с приплюснутыми носами, худощавые и полные, бледные и розовощёкие. Глаза с прищуром и широко распахнутые, всех цветов и оттенков…

Вдруг император резко остановился. Шедший сзади офицер чуть было не налетел на него. Около минуты постояв неподвижно, видимо что-то обдумывая, Франц Иосиф развернулся и подошёл к кадету, мимо которого только что прошёл. Из застывшей шеренги выпускников на него глядел его сын. Это было невероятно! Франц Иосиф вглядывался в лицо юноши, находя в нём собственные черты.

– Здравствуйте, господин кадет, – заговорил с ним император, нарушив принятый этикет.

– Здравия желаю, ваше величество! – громко и внятно ответил тот.

– Вы готовы идти на фронт и сражаться, защищая империю?

– Так точно, ваше величество, готов!

– Как ваше имя, господин кадет?

– Рудольф… – Император вздрогнул, но сейчас же взял себя в руки. – Рудольф фон Краузе.

– Желаю успехов в службе!

– Благодарю, ваше величество!

Когда закончился смотр, Франц Иосиф, тяжело садясь в машину, обратился к сопровождавшему его офицеру:

– Попросите сделать для меня выписку по этому выпускнику. Биография, кто, откуда, успехи в учёбе…

– Слушаюсь, ваше величество.

Вечером, когда тишина опустилась на дворец Шёнбрунн, император задумчиво вглядывался в строки служебной записки: «… отец – барон Фридрих фон Краузе – известный путешественник и писатель. Нобилитован как барон за заслуги перед империей. Сын Рудольф родился, когда отец окончательно вернулся из своих путешествий в африканские страны. Рудольф – двадцати лет, окончил военное училище, отличается примерным поведением и успехами в постижении наук. Развит, хорошо образован, обладает взвешенным темпераментом, быстрым умом и решительностью. Рекомендуется к производству в офицерский корпус».

Франц Иосиф уже закончил в уме подсчёты, связанные с датой рождения кадета, когда раздался бой часов. Всё сходится. Пора идти отдыхать.

На следующий день император поручил с особой секретностью разузнать, родной ли сын у барона фон Краузе или приёмный. Узнав результаты, в которых он почти не сомневался, Франц Иосиф выразил желание видеть Рудольфа среди дворцовой охраны после присвоения ему офицерского звания.

Минуло два месяца.

– Разрешите, ваше величество?

– Заходи, Рудольф.

– Вы приглашали меня…

– Да, присаживайся.

Рудольф опустился в кресло у письменного стола.

– Мне сообщили, что ты подал рапорт об отправке на фронт?

– Так точно, ваше величество.

– А зачем? Разве тебе здесь плохо?

– Здесь мне хорошо, ваше величество, но я офицер и хочу защищать Родину.

– Разве здесь ты не охраняешь своего императора, который неотделим от неё?

– Да, это так. Однако я хочу защищать Отечество в бою.

– Но ведь там могут убить!

– Я не собираюсь умирать. Но если доведётся погибнуть, то не посрамлю свою империю и государя!

– Ты хороший офицер, Рудольф, и я не хотел бы с тобой расставаться. Подумай об этом, а я приглашу тебя через несколько дней.

Когда лейтенант фон Краузе покинул кабинет императора, Франц Иосиф углубился в раздумья.

«Конечно, этот парень только внешне похож на того законнорождённого Рудольфа… Но он честен и верен, умён и решителен, спокоен и уверен в себе, в нём нет тех нервических выпадов, какие демонстрировал погибший… Как жаль, что ему никогда не наследовать трон и даже не узнать, кто он на самом деле. Этот сын был бы прекрасным императором… Так не хочется расставаться с ним… Судьба в очередной раз посмеялась надо мной: тот, кто должен был занять трон по праву законного наследования, оказался не готовым и поспешил уйти из жизни, а тому, кто готов, никогда не стать императором…»

Прошла ещё неделя, прежде чем император вновь пригласил к себе Рудольфа. Он надеялся, что за этот срок юноша передумает и останется при дворце. Но тот человек, которого он увидел на этот раз, уже отличался от скромного юноши, с которым он беседовал в прошлый раз.

– Ну как, Рудольф, я надеюсь, ты хорошо подумал и изменил своё решение?

– Да, я всё обдумал, ваше величество. Но в своём решении только укрепился.

– Жаль, мой мальчик, ты мог бы прекрасно и без опасности для жизни служить государству и здесь. Но я не могу и не хочу препятствовать твоей воле.

– Позвольте вопрос, ваше величество?

– Да, конечно.

– Могу ли я узнать, почему вы проявляете ко мне такой интерес? Я всего лишь молодой человек, только что получивший офицерское звание.

– Всего лишь…

Император задумался и надолго замолчал.

– Видишь ли, мне не безразлична твоя судьба… Спросишь почему? Я не могу ответить на этот вопрос.

Франц Иосиф снова умолк, видно было, что ему тяжело даётся эта тема.

– Тогда разрешите, я отвечу за вас, ваше величество?

Император только кивнул.

– Я знаю всё.

Франц Иосиф глядел на Рудольфа во все глаза, но и тот не отводил взгляда.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мне известно моё происхождение.

Наступила длительная пауза. Император, опершись локтем о стол, прикрыл ладонью глаза.

– Когда тебе стало это известно?

– На прошлой неделе.

– Расскажи, как это произошло.

– Около дома, где я проживаю, меня окликнула незнакомая женщина. Я очень удивился, что она знает моё имя. Но ещё более был поражён, когда она предложила рассказать мне одну важную историю. Женщина была прилично одета и говорила с такой искренностью, что я согласился выслушать её. Мы направились в кафе, заняли столик, и первая сказанная ею фраза была такой: «Я твоя мать, Рудольф».

Франц Иосиф чуть заметно вздрогнул от этих слов, но продолжал сидеть в той же позе, прикрыв ладонью глаза. Казалось, он дремал.

– Она рассказала мне обо всём. Я считал себя сильным человеком, но всё услышанное настолько потрясло меня, что я долго не мог произнести ни слова. Она поведала, почему нарушила данное ею слово о молчании. Каким-то образом она узнала о том, что ухожу на войну, видимо, все эти годы следила за моей судьбой. Сказала, что очень больна: болезнь неизлечима, и иных шансов увидеть меня у неё не остаётся.

Император как будто очнулся и внимательно посмотрел на молодого человека.

– Прости меня, сын…

– Ну что вы, ваше величество! Зато теперь вы понимаете, что находиться в Австрии я более не могу. У меня остался только один выход – туда, на войну.

Рудольф встал. Поднялся и Франц Иосиф. Покачиваясь, император подошёл к сыну и долго смотрел ему в глаза. Они были почти одного роста, и сейчас их схожесть особенно бросалась в глаза. Государь погладил сына по волосам, как маленького, его глаза предательски заблестели.

Рудольф опустился на одно колено, взял руку отца и поцеловал. Затем повернулся и вышел не прощаясь. Оба знали, что увидеться им вновь не доведётся никогда.