Читать книгу Доктор Постников - Владимир Яковлевич Сназин - Страница 5

Часть первая
Глава четвертая
Признание

Оглавление

Каждый день перед школой Петр посещал Зелейный ряд, надеясь купить лекарство, которое помогло бы окончательно изгнать червей из ран и заживить их. Это дело оказалось не простым. Церковь в те времена всех собак считала нечистыми, дьявольскими животными, заслуживавшими презрения. Любая забота о них осуждалась, а в некоторых случаях и преследовалась. Даже сторожевая собака использовалась как необходимость – только для охраны хозяйского жилья. В дневное время такая собака сидела на длинной цепи и находилась в будке, ночью же снималась с цепи и свободно перемещалась по всей усадебной территории. Если случалось, что она таки забегала в дом, а тем паче в храм, то оскверненный дом или храм подвергались повторному освящению, виновные же, допустившие такое, сурово наказывались. «Там, где побывала собака, оттуда уходит Божья благодать!» – так предостерегали священнослужители свою паству. Поэтому Петр, ища лекарства в Зелейном ряду, на вопрос: «Для какого лечения ищешь снадобье?» – не признавался, что ищет его для щенков, а отвечал: «Для изгнания червей из организма».

Ему советовали брать рябину из суздальского села Невежино. Самое лучшее средство для изгнания червей. А когда объясняли, как готовить лекарство из невежинской рябины, то оказывалось, что это средство для прогона глистов.

Однажды в Посольском приказе подьячий, под началом которого Петр выполнял работу переписчика, поручил ему переписать совсем уже не пригодную к чтению, растрепанную небольшую рукописную книжицу, называемую «Повесть о Петре и Февронии». В ней рассказывалось, как змей, убитый князем Петром, умирая, обрызгал его своей кровью и заразил неизлечимой болезнью, от которой тот очень сильно страдал. Но простая крестьянская девушка Феврония – дочь древолаза, собирателя дикого меда, используя обыкновенную закваску, прокипяченную на меду, быстро избавила князя от страшного недуга. Петр, герой нашего рассказа, сразу загорелся желанием приготовить такое же снадобье и попробовать его действие на своих увечных щенках. А еще ему вдруг вспомнились уличные калеки, раненые солдаты и просто больные, которые денно и нощно обитали на папертях и окрест церквей, и которых он встречал почти каждый день. Облепив ступени паперти, эти убогие люди просили подаяния, а чтобы разжалобить прихожан или просто людей мимо проходящих, показывали им свои гнилые, облепленные струпьями обрубки и кровоточащие язвы. Петр удивлялся: если есть такое чудодейственное лекарство, как закваска, прокипяченная на меду, то почему этих несчастных никто не лечит. Тем более что закваски не только у них в доме, но и в каждой богатой усадьбе хоть ведрами носи. Петр прочитал повесть несколько раз, но нигде рецепта той мази, которую использовала Феврония, не нашел.

Уже дома, зайдя к отцу в рабочую комнату, он рассказал ему о книге и спросил, как такое может быть, чтобы обычная крестьянка сумела вылечить князя простой закваской на меду. А больных и калек, которых на улице несметное количество, никто не лечит. Василий Тимофеевич, несмотря на свою образованность, этой книги, видимо, не читал и истолковал исцеление князя как воздействие на болезнь колдовских чар Февронии. На что Петр возразил: если бы Феврония была ведунья и применяла свои колдовские чары, то князь не женился бы на ней, а сжег бы в срубе, как и положено сжигать всех колдунов. С убедительным доводом сына старший Посников согласился и высказал другое предположение: что Феврония в лечении князя использовала обыкновенное знахарство, которое на Руси практиковалось повсеместно. Знахарство не связано с нечистой силой, знахари лечат травами, а травы от Бога. Поэтому, по мнению Василия Тимофеевича, Феврония в закваску с медом добавила какую-то лечебную траву, о которой в книге забыли написать.

– Вон, доктора-иноземцы, что в Немецкой слободе живут, они на своих аптекарских огородах, что за Мясницкими воротами разбиты – кстати, недалеко от нас, – каких только лечебных трав не выращивают. А в аптеке лекарства из этих трав как называются? – Пластыри, мази, капли, примочки да еще бог знает как. О травах же, из которых они сделаны, на склянке нет ни слова. Ты вот говоришь московские калеки.… А кто, по-твоему, должен их лечить? Да неужто царь-батюшка об них должен озаботиться? Нет, – с протяжкой сказал старший Постников, – сами голубы должны о себе подумать. Пусть идут и собирают нужные травы, делают настойки, готовят различные примочки и сами же себя исцеляют.

Петру тут же припомнился случай с Миколой…

– А если они не знают лечебных трав и не умеют готовить снадобье? – робко спросил он.

– Пусть чаще молятся и взывают к Господу. Господь милостив, глядишь, и ниспошлет убогому свою благодать. Кстати, Петя, – подозрительно взглянув на сына, проговорил Василий Тимофеевич, – скажи, почему тебя так заинтересовала какая-то Феврония, избавившая князя от какой-то хворобы, да еще калеки на паперти, о которых нужно позаботиться… Подозрительно это все. Что ты задумал, сын?

Петр засмущался под пристальным взглядом отца и, собравшись с духом, рассказал ему… о щенках.

– А-х вот оно что! – воскликнул Василий Тимофеевич и улыбнулся. – Так тебя, я вижу, не столько сами щенки заботят, сколько лекарское дело увлекло – сказал он и еще раз вопросительно посмотрел на сына. Петр засмущался и виновато опустил глаза. – И давно ты медициной интересуешься?

– Давно тятенька. Со дня, как Микола себе руку поранил.

– И когда же это было? – спросил старший Постников, нахмурив брови.

– На мои девятые именины. Он для меня в этот день коня из чурбана вырезал.

– А почему ты мне тогда об этом не сказал?

– Опасался твоего гнева.

– За что? – удивленно спросил отец.

– За то, что я помогал Миколе перевязывать рану.

– Что?! – вскричал Василий Тимофеевич и вскочил со стула. – Сын дьяка прислуживал своему холопу! Да где это видано…

– Но ты же не будешь нас за это наказывать, тятенька? Микола один бы не справился, он очень глубоко порезал руку.

– Ну, хорошо, – смягчился старший Постников, – поведай мне эту историю.

И Петр рассказал отцу о происшествии шестилетней давности, когда он первый раз увидел настоящую кровь, как сам вызвался помогать Миколе перевязывать рану и выполнять все указания холопа. И только страх вызвать родительский гнев мешал ему признаться в этом. Удивлению Василия Тимофеевича не было предела.

– Ну, и хитрец холоп, – воскликнул Василий Тимофеевич, и в его глазах мелькнули гневные огоньки, – шесть лет молчал. Если бы ты мне не рассказал, я бы никогда не узнал, что мой сын прислуживал холопу.

– Тятенька, – в страхе воскликнул Петр, – ведь ты же обещал не наказывать Миколу…

– Успокойся, сын, – миролюбиво сказал Василий Тимофеевич, и его гневная вспышка быстро погасла, – не пострадает твой наставник, хотя и следовало бы ему всыпать. Да, – после некоторого раздумья проговорил Постников, – видать сам Господь тебя направляет и хочет, чтобы ты стал лекарем. Я знаю, что этим делом у нас в Москве занимаются только иноземцы в Аптекарском приказе, русских что-то не припомню. Хотя, когда бывал в полках при воеводе, встречал каких-то не то лекарей, не то знахарей.… Уж больно нерадивы они были. Столько бойцов загубили. Из трех ратников два умирали в невыносимых муках.… А тот, который выздоравливал, оставался жив только благодаря тому, что сбежал от лекаря.

– Я бы очень хотел изучать лекарское дело, – осмелев, проговорил Петр.

– Признаться, я сам давно хотел на эту тему с тобой поговорить, Петька. Ты как сын приказного дьяка по правилам должен наследовать мою службу. Но сам видишь, какая у меня работа. Жалование – только – только на прокорм хватает без дополнительных дач. Деревенька Морозовка, что под Дмитровом, тоже ничего не дает. Едва-едва на налоги в царскую казну собираем с нее. Кому там работать? Два бобыля хилых – Сенька с Гаврилкой да хромая Пелагея.… И что, много ли они наработают? Баба эта три года назад в буерак свалилась, так после этого и ходит с костылем, того и жди, что со дня на день отойдет. Людишек больше нет, купить их не на что, вся земля бурьяном заросла. Времени быть там самому не имею. В усадьбе и то не каждую неделю нахожусь…

Так что жить приходится на оклад да небольшие месячные дачи.… Чуть провинишься, глядишь, и те отымут. Опять же посольства, в которые постоянно я отправляюсь, – Василий Тимофеевич на секунду задумался, – зима ли, дождь или снег, здоров или болен – все едино, собирайся и поезжай. А условия, в которых приходится работать? На переговорах слово не то сказал, не так перевел – посол тут же челобитную строчит, отвернулся чихнуть – нарушение порядка, не так ведешь себя – плохой работник, и нет прибавки, вот тебе и наказание – «вычитают твои вины», а то, не дай бог, – кнут. Ошибку в каком-либо донесение или отчете сделаешь – наказание. Вон как с Гришкой Котошихиным, подьячим нашего приказа, обошлись…

– А что с ним случилось?

– О… не приведи Господи. Помнится, было это еще в шестидесятом году, я тогда писцом был в приказе, ну, как ты сейчас. Так этого Гришку бедного за описку в царском титуле в одной из грамот поставили под батоги, дали ему двадцать пять ударов – всю спину изрезали. Бедный света белого невзвидел. От должности не отлучили, умен был плут, языков много знал. А как рубцы на спине подсохли да опух с ног сошел, отправили несчастного в Польшу посланником, правда он оттуда, сбежал к шведам, сволочь.

– А почему сбежал? – полюбопытствовал Петр.

– Да и как не сбежать? Ни за что ни про что у Гришки дом отняли, семью в стужу на улицу выгнали, отца со свету сжили, его самого Юрка Долгоруков заставлял подложную ябеду против боярина Черкасского подписать, а если не подпишет, грозил запытать до смерти в застенке. Так что, ох, сыне… – Василий Тимофеевич перекрестился и на минуту задумался. – А другой случай недавно был, в середине декабря, как раз перед подписанием Бахчисарайского договора. Отправились три наших посланника в Азов на переговоры к туркам. Ехали малым отрядом.… И что ты думаешь? Не доехали ребятки – донские казачки, промышлявшие возле Азова, разбили охрану, заарканили посланников и сбыли нехристи пленников татарам как ясырь, а те в свою очередь продали их туркам. Не окажись они у турок, мы бы в приказе до сих пор не знали, куда исчезло посольство. Выкупили их потом. Так что опасна государева служба… А что, сыне, если вместо приказной службы тебе действительно выучиться на лекаря? – немного помолчав, мечтательно проговорил Василий Тимофеевич. – Будешь лекарем. Ты ведь у меня парень способный, учиться любишь, – Он пытливо посмотрел на Петра, наблюдая за его реакцией.

Петр готов был подпрыгнуть от счастья, но сдержался, сказав:

– Да, тятенька, я очень хочу учиться. – И низко, в пояс, поклонился отцу. – Где ты говорил, учат на лекаря?

– В Аптекарском приказе, при нем лекарская школа есть. Там доктора-иноземцы по царскому указу стрельцов учат разным иноземным наукам лекарским.

– А каким лекарским наукам там учат? – простодушно спросил Петр.

– Ну, ты, Петька, спросил, – Василий Тимофеевич удивленно помотал головой. – Откуда ж я знаю каким.… Ну, слышал я, что пульки из плоти учат вынимать, настои разные, примочки из лекарственных трав готовить.…Ну, наверное, учат ратных людей лечить. – Он выразил недоумение на лице и добавил: – Чудно как-то – из стрельцов делать лекарей. Тогда можно и калачников переделать в пушкарей или сапожников…

– Это как про меня, тятенька, ведь сначала я выучился на толмача, а теперь хочу учиться на лекаря?

– Ты, сыне, языки постиг, это совсем другое дело. Языки всем докторам нужны, как дополнение.… Хотя, – Василий Тимофеевич задумался, – лекарь-стрелец, вишь, тоже неплохо. Попал в плен, лекарское дело знаешь – уже хорошо, лекарей не убивают. А стрелец, что? Кому нужен враг-рубака? Только лишний рот, разве что на галеры…

– А где учат на доктора, тятенька?

– На доктора? – переспросил Василий Тимофеевич, удивленно вскидывая глаза на сына. – Ну ты, Петька, и замахнулся! На доктора учат только в Европе, в университетах. Но так далеко мы пока не будем заглядывать. Дай бог, сынок, осилить то, что у нас есть. – Он встал, показывая, что разговор закончен.

Петр хотел уже уходить, но отец остановил его:

– Кстати, о лечении твоих щенков. Несколько дней назад в библиотеку Посольского приказа иноземные посланники привезли книгу, называется «Complete Herbal», по-нашему будет «Полный травник». Книгу написал Николас Кульпепер, кажется, английский доктор. Неплохо было бы тебе ее почитать. Там много занятных лекарственных растений… Я этот травник успел только в руках подержать, Ковырякин сразу унес его на полку. Боюсь, не даст он тебе книгу.

– А почему?

– Она сейчас под запретом, потому что не просмотрена и не одобрена патриархом. Пока не будет патриаршего одобрения, Ковырякину строжайше запрещено кому-либо выдавать книгу. А ты сам знаешь, сколько в приказе работы.… На два года вперед, день и ночь переводчикам да переписчикам вроде тебя работать безвылазно из приказа.… Когда еще до ее перевода очередь дойдет. – Дьяк Постников задумался, а Петр застыл в ожидании. – Но попробовать можно, – снова заговорил он. – Библиотека приказа в холодное время должна всегда отапливаться для того, чтобы книги не отсырели и чернила с них не сползли. Поэтому Ковырякин каждый день ходит за дровами. Ты знаешь, он калека и передвигается с костылем, за один раз принести может не боле одного-двух поленьев. А на много ли их хватит? Он почти целый день, исключая обеденный отдых, ходит за дровами. Поэтому пообещай натаскать ему дров на день, может, на два, а то и на три вперед – и глядишь, согласится дать тебе книгу, хотя бы на одну ночь – так, чтобы хоть полистать ее.

– Спасибо, тятенька, за твой добрый совет, – и Петр вновь поклонился в пояс отцу.

– Только не вздумай отца выдать! – сурово предупредил Василий Тимофеевич.

– Помилуй, батюшка.

– Ладно, ладно. Ну так что, ты согласен учиться на лекаря? – заканчивая разговор, спросил Василий Тимофеевич.

– Согласен, тятенька.

– Хорошо! Тогда завтра подаю думному дьяку челобитную.

Идея определить Петра изучать лекарские науки крутилась в голове дьяка Постникова уже давно. О его будущем он задумался, когда около трех месяцев назад вернулся из очередного посольства. Нередко выезжая за рубеж, он в силу своей профессии часто наблюдал тамошнюю жизнь. Его никогда не интересовала медицина, но однажды, будучи посланником русского царя к императору Священной Римской империи Леопольду I в Вене, Василию Тимофеевичу пришлось испытать на себе качество европейской медицины. Прибыв в Вену на два дня раньше назначенного срока, дьяк Постников решил осмотреть окрестности древней империи Габсбургов и побродить по городу, а заодно посетить уютные венские трактиры. Надо сказать, что Василий Постников не то чтобы увлекался, но при подходящем случае не упускал возможности прополоскать горло горячительными напитками. От природы он был человеком открытым, но жестким. С охотой вступал в любой спор и с бычьим упрямством отстаивал свою точку зрения. Пресекал любую попытку соперника запутать себя или ввести в заблуждение. А если кому-то и удавалось уличить его в какой-либо неточности или, не дай бог, неправде, обрушивался на противника с такой яростью и напором, что тот, боясь быть покалеченным, быстро покидал место спора. Итак, зашел он по приезде в один австрийский трактир, выпил пива, потом немного водки, настоянной на полыни и называемой у них абсентом, и, придя в благодушное настроение, разговорился с двумя заезжими купцами. Разговор зашел о выгодах торговли в России. Василий Тимофеевич, как официальный представитель своего государя и радея за государеву казну, призывал купцов не тратить понапрасну время в постной Вене, а смелее осваивать рынок Московского царства и привозить в Москву больше европейских товаров. Говорил, что условия торговли для иноземных купцов в Москве царь создал самые наилучшие, а особенно для купцов из дружественных государств, при этом Постников не называл конкретно, какие государства он имел в виду. Однако купцы были еще те пройдохи, не верили посланнику, хоть и царскому, и доказывали обратное, что без взяток на Москве торговать невозможно. А взяток тех давать надо было без счета.

Говорили, что знают это не с чужих слов, что сами не единожды бывали в далекой Московии с товаром, но каждый раз с большим трудом выезжали обратно обобранные до нитки и только благодаря Всевышнему и своей изворотливости – невредимы. И теперь наперед зареклись: больше в этот дикий край ни ногой. Мирный поначалу разговор после очередного возлияния перешел в спор, затем в скандал, а завершился дракой, в которой хорошо пьяному Постникову не то сами купцы, не то другой кто-то ножом сильно поранил голову. Австрийская медицина оказалась на высоте: доктор, к которому всего в крови привезли Василия Тимофеевича, очень ловко и быстро тонкой нитью, изготовленной из кишечника овцы, зашил ему рану на голове. Аудиенцию с императором дьяк Постников, конечно, сорвал, за что лишился добавки к окладу, но при этом, благодаря хорошему расположению к нему князя Василия Васильевича Голицына, избежал кнута. А вот за помощь европейского доктора ему пришлось выложить приличную сумму. Знамо, денег было жалко, но уровень европейской медицины он оценил.

После общения с иноземными докторами ему и пришла мысль в голову: «А не послать ли Петьку обучаться лекарским наукам? «Что он будет киснуть в приказе…тем более что у него к учению есть тяга. Когда он еще младшего подьячего в приказе получит.… А медицина – дело хлебное, да и народец будет доволен, вон хворых-то сколько, все паперти завалены. Хорошо выучится наукам, так калеки сами его прокормят». Так примерно рассуждал про себя Постников, возвращаясь из посольства домой.

Не откладывая дело в долгий ящик, и используя дружественные отношения со своим коллегой думным дьяком Емельяном Украинцевым и хорошее расположение ратного воеводы Василия Васильевича Голицына, дьяк Постников бил им челом, чтобы они добились царской милости для определения его сына Петра в обучение в школе Аптекарского приказа. Он мотивировал это тем, что Петька имеет большую тягу к изучению лекарского дела и хотел бы приносить пользу царю и сберегать здоровье государевых людей на ратном поле.

Князь Василий Голицын, относившийся к дьяку Постникову за его ум, энергию и быструю сообразительность весьма благосклонно, получив челобитную от дьяка Посольского приказа Украинцева, в свою очередь подал царю Федору Алексеевичу через царевну Софью от себя челобитную, в которой, восхваляя достоинства его царского холопа Васьки Постникова, просит дозволить его сынишке, отроку Петьке, учиться в лекарской школе Аптекарского приказа.

Царская милость была получена без промедления.

Доктор Постников

Подняться наверх