Читать книгу Динка и… - Владимир Юринов - Страница 3
Обыкновенные истории про обыкновенную девочку
Динкин склероз
ОглавлениеДинкин телефон зазвонил в 17 часов 38 минут.
– Алё, Динуль, привет! – раздался в трубке весёлый мамин голос. – Я уже отработала и еду домой. Минут через двадцать буду. Надеюсь, ты не забыла про котлеты?..
Динка обомлела. Котлеты! Котлеты!! Как же она могла про них забыть?! Ведь мама, уходя на работу, дважды напомнила ей о том, чтобы она разморозила к ужину котлеты! Динка почувствовала, как у неё в животе взлетели и принялись порхать большие холодные бабочки.
– Да, мама… – сказала она в трубку. – То есть, нет… Ну, это… не забыла. Разморозила.
– Ну вот и умничка! – сказала мамин голос. – Папа только что мне отзвонился, он уже тоже едет домой. Так что можешь накрывать на стол…
Динка отключила телефон и заметалась. Что делать?!.. Что делать?!.. Двадцать минут! Всего двадцать минут!
Она кинулась на кухню и, распахнув холодильник, вытащила из морозилки тарелку с котлетами. Это были не котлеты. Это был большой котлетный камень, к тому же намертво примороженный к тарелке. Динка чуть не расплакалась. Ну как она могла забыть?! Как?! Она ведь помнила про них. Помнила! Она несколько раз в течение дня про них вспоминала. Но после обеда пришли Сева и Машка с Дашкой и они сели играть в «Морской бой». И все котлеты разом вылетели у Динки из головы. Ну как же так?!.. Нет, не иначе, это склероз! Папа всегда, если что-то забывал, стучал себя кулаком по темечку и, длинно раскатывая букву «р», произносил: «Пр-роклятая старость! Пр-роклятый склероз!» Динка совсем не чувствовала себя старой, но, наверное, у неё был какой-то особенный организм и склероз начал зарождаться в ней очень рано. Недаром ведь мама всегда говорила, что Динка очень похожа на бабу Нюру.
– Пр-роклятая старость! – вслух сказала Динка и постучала себя по темечку. – Пр-роклятый склероз!
Её собственный голос, одиноко прозвучавший в пустой кухне, напомнил ей о том, что она одна и что помощи ждать неоткуда. А времени оставалось всё меньше. Склероз склерозом, а делать что-то было надо. Надо было действовать!
Динка проглотила подступившие к горлу слёзы, мысленно прикрикнула на ледяных бабочек в животе и попыталась придумать какой-нибудь план. Для начала необходимо было отделить котлеты от тарелки. Динкин взгляд упал на плиту. Да! То, что надо! Динка зажгла газ на полную и сунула тарелку на огонь. «Тинь!» – сказала тарелка и треснула пополам. Динка обомлела повторно и быстро выключила газ. Теперь у неё была чистая половинка тарелки и всё тот же котлетный камень, примороженный ко второй тарелочной половине.
– Мамочка! – громко сказала Динка, но тут же взяла себя в руки – мама не поможет. Сама! Только сама!
Она выскочила в коридор и тут же вернулась, держа в руке молоток. Тарелку уже не вернуть, а котлеты от неё отделить всё равно надо. Динка положила котлетный булыжник на стол так, чтобы половинка тарелки была сверху, взяла молоток двумя руками и прицелилась.
Трах! Половина тарелки распалась ещё на две половинки… Трах! От котлет отлепился ещё один тарелочный кусок… Трах!.. Трах!.. Есть! Готово! Осколки – в ведро! Так. Что теперь делать с этой котлетной глыбой?!
Динка сунула котлетный камень в раковину и пустила горячую воду. Быстрей!.. Быстрей!.. Но камень не спешил таять. Вода ручьями стекала с него и, журча, убегала из раковины. Динка нашла пробку и заткнула слив. А потом взяла большую ложку и принялась ковырять ею котлетный булыжник.
Через пять минут от булыжника ничего не осталось. В раковине теперь плавали бесформенные комки котлетного фарша. Динка, вся мокрая от поднимающегося над раковиной пара, взяла дуршлаг и принялась вылавливать их из образовавшегося в раковине котлетного бульона.
Котлеты были разморожены. Но они перестали быть котлетами! Теперь на столе возле раковины лежал фарш. Большая куча мокрого котлетного фарша.
Слепить! Их надо слепить заново!
Динка знала, как надо лепить котлеты. Она не раз помогала на кухне маме. Динка достала большую разделочную доску и принялась за дело. Но фарш, напитавшись водой, лепиться никак не желал. Он прилипал к чему угодно – к рукам, к разделочной доске, к платью, но во второй раз изображать из себя котлеты не хотел ни в какую! Динка даже слегка разозлилась. Ну, ничего, голубчик! Сейчас ты у меня слепишься, как миленький!
Динка достала банку с мукой, открыла её и от души сыпанула на доску. Ну, а теперь как?.. То-то же! Лепишься!.. Лепишься, родной!
Через минуту на доске лежали восемь немножко неровных, но вполне похожих на мамины, котлет. Правда, форму они всё равно держать не хотели. Расплывались. Растекались по доске, выпуская из-под себя маленькие мутные лужицы. Можно было, конечно, добавить ещё муки и всё перелепить по новой, но Динка понимала, что слишком много муки – это тоже плохо. Заметят! Вон, котлеты и так уже слегка посветлели.
Динка посмотрела на часы. Семнадцать пятьдесят три. До прихода мамы минут пять-семь. Ну, от силы, десять!.. А что, если?!..
Динка распахнула холодильник, засунула доску с котлетами в морозилку и включила максимальный режим. Холодильник щёлкнул и тихонько заурчал.
Динка оглядела кухню. Ой-ёй-ёй! В раковине – бульон. На столе – следы фарша. И повсюду – мука. Динка кинулась наводить порядок…
В восемнадцать ноль-ноль она достала котлеты из морозилки. Котлеты были, как котлеты. Они отлично держали форму, вот только сверху были покрыты тонким слоем инея. Но это уже была ерунда! Это уже были мелочи! Динка соображала теперь быстро и чётко. Она метнулась в ванную и через несколько секунд уже стояла у стола, отогревая котлеты маминым феном…
В восемнадцать ноль три щёлкнул замок и мамин голос возвестил из прихожей:
– Динка! Я дома!..
Динка, поспешила в коридор, по пути незаметно вернув фен на место.
– Привет!.. – мама холодными с мороза губами поцеловала Динку в щёку. – Ну что, накрыла на стол?
– Мам, – виновато сказала Динка, – я тарелку разбила.
– Опять? Ну, что ж ты так, неаккуратно?
– Я нечаянно.
– Ну, ничего, бывает, – мама погладила дочь по голове. – Не расстраивайся… Так ты накрыла на стол?
В этот момент дверь распахнулась и на пороге возник папа.
– Ну вот, – сказал папа. – Я тоже дома… О! Чувствую, котлетами пахнет! Никак наша доча приготовила ужин и уже накрыла на стол?
– Пап, – сказала Динка, – а я тарелку разбила.
– Опять? – удивился папа. – Да ты у нас чемпион по тарелочкам! Ты хоть сказала: «На счастье!»?
– Н-нет.
– Ну что ж ты так? – огорчился папа. – Надо было сказать. Всегда, когда что-нибудь разбиваешь, надо сразу же говорить: «На счастье!». Чтобы разбитое зря не пропадало.
– А ты, когда машину побил, успел сказать: «На счастье!»? – спросила папу мама.
– Я бы попросил!.. – сказал папа. – Что за дом?! Чуть что – сразу переходят на личности!.. Ты мне лучше скажи, где мои тапки?!..
Пока мама с папой, шутливо переругиваясь, переодевались и мыли руки, Динка успела накрыть на стол и разогреть котлеты в сковородке, тщательно закопав их в картофельном пюре.
Оставался ещё один критический момент – ужин.
Но за столом всё пошло как нельзя лучше. Мама, сказав, что она решила худеть, и что после шести она теперь не ест, наложила себе на тарелку только салат. А папа, как всегда, орудовал вилкой, о чём-то весело рассказывая и даже не глядя на то, что отправляет в рот.
– Вкусно! – сказал папа, и протянул маме пустую тарелку. – Очень вкусно! Добавка есть?
Динка осторожно выдохнула…
Вечером Динка и папа сидели в зале. Папа читал, а Динка смотрела кино. Ей захотелось пересмотреть третью серию «Пиратов Карибского моря». Мама, заявив, что у неё сегодня «спа-процедуры», вот уже целый час плескалась в ванной.
В тот самый момент, когда выросшая в великаншу Калипсо закрутила в море водоворот и два корабля сошлись в бою на краю гигантской воронки, в комнату, держа в руках фен, вошла мама. На её голове было накручено полотенце.
– Динуль, – сказала мама, вертя в руках фен, – а я не поняла, почему это мой фен весь в фарше?
Папа поднял голову от книги.
– Точно! – сказал он и хлопнул себя ладонью по лбу. – А я-то думаю – чем это у меня молоток измазан? Весь в чём-то жирном и, главное, луком пахнет! Это же котлетный фарш!
Папа с мамой посмотрели на Динку. Динка почувствовала, как у неё предательски загорелись уши.
– Дина, дочь моя, – сказал папа и отложил книгу в сторону, – а ты ничего не хочешь нам рассказать?..