Читать книгу На переломе эпох. Том 1 - Владимир Земша - Страница 51

Октябрь 1987 г. Ружомберок
Забава в д. Ликавка

Словацкая Забава. Некая местная диковинка. В отличие от традиционных в Союзе танцев и дискотек, словацкая Забава начинаясь с первыми сумерками, завершалась ближе к рассвету. Здесь продавали нагретое вино в горячих бутылках. Белое и красное. Местная молодёжь «зажигала» весело до полуночи под современные популярные мелодии, а после переходила на местные фольклорные танцы, больше напоминающие какие-то «польки-бабочки».

Лейтенанты, облаченные в «гражданку», всё равно угадывались на общем фоне, выделяясь своей избыточной «джинсовостью».

(«Гражданка» – некий набор одежды, позволявший военным сливаться с населением, своего рода «масхалат», обычно служила кое-какой маскировкой лишь для самих военных, гражданские же, обычно, легко угадывали происхождение их обладателей. Так как эти одежды нередко были неудачно подобраны или не отражали местные традиции и актуальные веяния современных мод. «Гражданка» нередко «занималась» военными друг у друга. Даже те из них, кто слыл в прошлом, на гражданке, в своей округе модником, в конкретном месте, да спустя время, мог уже смотреться как полный лох. А здесь, в стране «социалистического изобилия», лейтенанты выбирали исключительно те вещи, которые казались им дефицитными в Союзе. «Варёнки», «кроссы» и тому подобное, ну не лохи же они, покупать там всякие чмошные костюмчики, типа тех, школьных, кои донашивали до дыр от безысходности многие советские парни! Оттого-то здесь и выглядели наши летёхи ну слишком уж модно, слишком уж «по-современному», выделяясь на фоне более скромно одетых словаков.)

В этот вечер в их комнату заглянул сосед почти такой же зелёный, чуток старше, двадцатидвухлетний лейтенант Мамука.

– Братцы, а валим на Забаву в Ликавку прям щас?!

– А давай! – те не заставили себя долго уговаривать…

В «забавном» помещении было весьма забавно и вполне весело. Толпы словацкой молодёжи. Офицеры в «гражданке» нерешительно озирались по сторонам.

– Наших, вроде, нет больше, кроме нас, – Майер внимательно обвёл взглядом вокруг.

– Слушайте, вообще странно как-то, что женатики с нами на забавы не ходят! – вдруг произнёс Тимофеев.

– Не то слово, они вообще с холостяками не общаются, – поддержал Майер.

– Всэ, пока в общаге живут, нормалные, а как толка жоны приезжают, то всо! – Мамука развёл руками.

(Действительно, женатые предпочитали не общаться с холостяками. Это было словно негласное правило здесь. Видимо, мужья боялись за своих жён. Да и сами чувствовали себя дискомфортно в такой ситуации, когда на фоне остывающей страсти между супругами, вдруг, появляется молодой и совершенно свободный соперник, который, по определению, всегда становится объектом повышенного внимания со стороны всего женского окружения. Самым же неинтересным местом здесь всегда становится женатый мужчина. Как может он, «инертный», конкурировать со «свободным радикалом»? Будучи не свободным, он не интересен даже для лёгкого флирта, ни другим женщинам, не желающим оспаривать статус его жены, ни его собственной жене, подсознательно более увлекающейся скрытым флиртом, порой даже не замечая того, с вдруг появившемся в её покоях холостяком. Такова природа! А кроме, мало ли здесь злых языков, мгновенно разносящих, раздутую до состояния слона, новость, ведь и глаз здесь так же не мало, чтобы не подметить малейший проступок. Так что женатики тут были отдельно, холостяки – отдельно.)

Наши герои здесь в этот раз были единственные «советские представители». А вокруг – толпы словацкой молодёжи. А главное – милые девушки с пушистыми пружинистыми начёсами волос! Владислав приблизился к одной из них и, одновременно с лёгким кивком головы, протянул руку, приглашая её на танец. Она, поколебавшись несколько секунд, положила свои хрупкие холодные пальчики в его широкую тёплую ладонь. Они прошли вглубь зала. Владислав аккуратно прикоснулся к её талии.

– Влад… – лейтенант уловил нотки удивления во взгляде девушки и пояснил, – это моё имя, меня зовут Влад, – лейтенант млел, обволакиваемый её нежным запахом, дурманящем его разум.

– Мирослава, – ответила девушка, и лёгкий румянец проступил на её щеках.

Он нежно и бережно «танцевал» девушку, как хрустальный сосуд, с упоением, снова и снова, говорил ей что-то на ушко, она лишь мягко улыбалась ему в ответ…

– Всетко, я иду до домов, – по окончании третьего подряд «медляка» девушка как-то вдруг обмякла, выскользая из его рук.

– Могу ли я тебя проводить? – спросил полный романтики Тимофеев.

– Нэ можна! – это звучало как полный облом!

Тимофеев лишь удивлённо поднял брови.

– Прэпачь, нэ можна. Так, – отрезала девушка и, как бы извиняясь, пожала плечами.

– Почему «так»?

– Так. Ты добри хлопчик, але ты рус! Нэ можна, – девушка опустила глаза, как бы стыдясь собственных слов, и растворилась в толпе подруг. Стоявшие неподалёку словацкие парни ехидно улыбались лейтенанту.

– Мы что, прокажённые, что ли? – задал Тимофеев вопрос, непонятно кому именно адресуя, – или они с нашим парторгом заодно?

– Тимофеев! Держи стакан шире! – Мамука вылез из толкучки словаков, где у стойки, напоминающей толкучливый гардероб, продавали спиртное. В руках он держал мокрую горячую бутылку вина, в которой плавало что-то наподобие чаинок. Они разлили горячее вино по стаканам.

– Ну, за всё хорошее!

Тёплые волны алкоголя бежали по молодым жилам. Всюду шло веселье, на которое лейтенанты взирали как бы со стороны.

– Чужие мы здесь. До чего чужи-и-е! – Тимофеев допил стакан до конца, – пошли до «домов»[81]!

– Чё так? – удивился Майер.

– Прикинь, чё она мне сказала! Ты, мол, ничего, но не могу с тобой встречаться «але ты рус»!

– Нэ лубят местные бабы нас, русов! – Мамука зевнул и продекламировал. – А ты ушла, лубви нэ понымая, обиду в сэрдце затая, так пуст тэбя … того… собака злая, а нэ такой арёл, как Я!

– Да, пошли они все … «до домов»… ёшкин кот!.. – Майер взял тёплую бутылку с вином и разлил по стаканам…

Едва они, разочарованные «обломной» забавой, да разогретые горячим словацким вином, пришли в общагу, как на пороге появился Васька прапорщик. Его куртка была порезана. На руке – кровь.

– Васька, кто это тэбя так? – вытянул губы Мамука.

– Вьетнамцы, суки, порезали! – зло сплюнул Васька. – В общагу ходил к ним. Хотел часы купить.

– Что-о-о! Наших бьют?! – хмельная кровь ударила в головы горячим лейтенантам.

Через несколько минут, они, раззадориваясь на ходу, вчетвером шли на целую общагу вьетнамцев войной. Войной благородной, по их пониманию, ибо это было актом возмездия, кровной мести, за совершенные бесчинства по отношению к их сослуживцу.

Они помнили опыт подобных разборок в период своей курсантской юности…

Прошлое
НВВПОУ

Тимофеев тогда был в увольнении «за отличную стрельбу из гранатомёта во время батальонных учений с боевой стрельбой». Дело шло к вечеру. Он ждал на остановке свой автобус, спеша в родное училище на вечернюю проверку. Тут появился патлатый блатной тип из соседней общаги.

– Чё, курсант, офицером будешь, да-а?

– Ну, буду, и что?

– Будешь солдат гонять? Мать твою! – выругался он.

– Рот закрой! – Тимофеев сжал челюсти.

Патлатый махнул рукой. Тут же появилось ещё несколько, потирая кулаки…

На поверку Тимофеев тогда опоздал… хорошо вообще живой вернулся. В роте однокашники думали не долго. План возмездия родился не то что быстро, а очень быстро. Дело всё в том, что на эту гражданскую общагу свой «зуб» сам старшина уже давно имел.

«Боевая операция» была совершена очень организованно под командованием старшины, силами добровольцев. Даже на КПП никто ничего не заподозрил, выпустил организованно топающее подразделение, с песнями промаршировавшее по Академу к самому «логову». Злополучная общага была окружена силами двух взводов, два других с разных сторон вломились в общагу в поисках обидчиков и…. «Пусть паскуды хреновы, знают, что значит Наших бить!»…

Октябрь 1987 г. Ружомберок

Лейтенанты приблизились к «логову неприятеля». Тимофеев высадил пинком входную дверь в длинное барачное помещение двухэтажной постройки, являющейся местом компактного коллективного проживания десяток, если не сотен, выходцев далёкого тёплого Вьетнама.

Лейтенанты ворвались внутрь… Однако, словно по команде, все двери в комнаты на первом этаже захлопнулись. А толпа мелких щуплых загорелых обитателей, некоторые с палками, нерешительно кучковались на лестничной клетке, ведущей на второй этаж. При приближении рослых русских парней, они вставали в смешные угрожающие стойки, однако вскоре же, ретируясь, пятились вверх по ступеням, подобно стае бандерлогов из мультика про Маугли.

Немного пошумев на первом этаже, удовлетворившись наведённым в общаге «шухером», наши «герои-мстители» вывалились на улицу. Однако тут их ждал сюрприз. Эти выходцы «далёкого тёплого Вьетнама», ещё хранили в себе память тех далёких дней американской агрессии и выработанного чувства коллективизма, как залога выживания.

Из открытых окон второго этажа на лейтенантов обрушился шквал из пустых бутылок. Они было стали подымать их и швырять назад…

– Бросьте! Бежим! – крикнул кто-то из них, более резонный, в этой неразберихе.

Из-за угла дома вдогонку вылетела толпа вооружённых палками вьетнамцев. Хлопцы кинулись наутёк, перепрыгивая лихо препятствия на пути.

– Я так ещё никогда в жизни ещё не бегал! – признался Майер, тяжело переводя дыхание, когда коротконогая стая вьетнамцев отстала, изрыгая яростные проклятия вслед и тряся палками…

– А я подумал уже, что всё, хана нам пришла, – Тимофеев сплюнул.

– Эх, Васка-Васка! – Мамука хлопнул прапорщика Ваську по спине. – Всё равно мы… а! – он махнул рукой, не найдя нужных слов, что бы выразить своё разочарование от случившегося…

Да, уж! Такое вот совершенно неразумное ребячество. Ребячество, граничащее с серьёзным проступком, если не шагом к преступлению закона, способным повлечь слишком серьёзные последствия, не совместимые с обликом коммуниста, советского офицера, да и просто нормального современного человека, с другой-то стороны, как кто-то обязательно скажет. А с одной из сторон, где находились наши герои, им был всё же не ведом иной способ обуздания буйных нравов неразумных «Хазар»!.. Лишь чувство коллективной ответственности друг за друга, толкнуло их на этот безрассудный поступок. Им было жаль одного, что это тебе не училище, не подымешь роту «на бой праведный». Кто тут рассудит, где же она абсолютная истина? Да нет её, попросту. Тут уж с какой стороны посмотреть, что важнее, постоять за сотоварища, что бы и как там ни было, следуя инстинкту сохранения и выживании «своего» социума, либо, следуя принципам эгоистической «объективности», не вмешиваться в «чужие дела», по восстановлению «статус-кво». Но если ты этого не станешь делать, что же завтра может случиться с тобой самим? Что, если никто из «своих» не вступится за тебя? Но часто так и бывает. Ибо, дабы не вмешиваться, эгоисты предпочитают найти поводы, что бы лучше обвинить вас, типа, «он сам был виноват», или что-то в этом роде… Но сколько людей, столько и мнений и каждый оправдывает именно свой поступок или даже проступок, а порой и подлое малодушие и даже преступление.

81

на словацкий манер