Читать книгу На переломе эпох. Том 2 - Владимир Земша - Страница 8

Начало октября 1988 г. Оремовлаз

Полигон.

Накануне 21 сентября 1988 года в нагорном Карабахе, СССР, введено чрезвычайное положение.

Очередной выход в поля. Рота грузилась в БТРы. Майер посмотрел на тяжёлые зелёные ящики с матбазой, почесал затылок…

– Рядовой Разорёнкин, рядовой Гусейнов, ко мне!

Гусейнов исполнил приказ, косясь на Разорёнкина.

– Ну, чё-ё-ё? – Разорёнкин вялой походкой подошёл к офицеру.

– Приказываю загрузить матбазу! – Тимофеев поднёс правую руку к козырьку.

– Якушев! Иди, грузи с Гусейновым! – Разорёнкин немедленно «делегировал» задачу.

– Товарищ солдат! Команда была дана вам лично!

Солдат зло выругался, сплюнул и пошагал прочь. Майер повторил свою команду, но эффект был тот же.

– Ты чё, Майер, он же дед, – Хашимов смотрел на Майера испытующе. – Не перебор?

– А где это записано, что деду позволено не выполнять команды и распоряжения своего командира? И вообще, ты чё, совет с прокуратуры забыл, что ли?

– Хм,.. – Хашимов хлопнул Майера по плечу, – ну-ну! Решил-таки ввести в роте, как в Карабахе, чрезвычайное положение? Прокурор-таки надоумил?! Ну-ну! А что, правильно! Дерзай! Глядишь, майором станешь! Фамилья такой…

Хашимов усмехнулся, повернулся в сторону удаляющегося бойца.

– Разорёнки-ин! – рявкнул он. – А ну, иди сюда, солдат! – теперь ему уже ничего не оставалось, как отстаивать «честь офицерского мундира»…

***

Преступление и наказание

Конец октября 1988 г. Полковая «Губа».

Серые стены полковой гаупвахты. Зарешёченные окна. Часовой с автоматом «на ремень». Помощник начкара открыл засов двери в серую бетонную камеру и пропустил Майера внутрь.

На полу сидел жалкого вида солдат в перепачканной дембельской парадке, уже подготовленной для «дембеля». Увидев офицеров, он поднялся. На его измождённом лице был испуг и растерянность.

– Что, солдат, думал ничего у меня не выйдет?! Уже и в парадку облачился! Думал, что, совершив преступление, сможешь остаться без наказания?

– Товарищ лейтенант, мамой вас прошу. Простите меня. Я во всём раскаиваюсь. Я вёл себя ужасно. Но не отправляйте меня в дисбат. Я домой хочу, на дембель! Меня мама ждёт. Я один у неё. Никого больше нет. Она инвалид, мамочка моя. Ей некому помочь больше! Только на меня одного все её надежды! Прости-и-те, товарищ лейтенант! Прости-и-те меня! Ну, пожа-а-алуста! – канючил без передышки арестованный «губарь». Его вид был более чем жалок. На глазах – слёзы. Уголки губ опущены вниз. Весь он стал каким-то мелким и жалким.

– Эх, Разорёнкин, Разорёнкин! Где же твоя былая спесь? Ты же таким крутым был!

Разорёнкин стоял молча, потупив глаза.

– Не верю я тебе, Разорёнкин. Это ты щас так соловьём запел, как, наконец-то, понял, что ответить за всё придётся. Так что, хоть мне и жаль твою маму, но в дисбат тебе всё же, попасть придётся! Чтобы другим неповадно было! Потому что мне жаль и матерей других солдат, над которыми ты издевался и над которыми такие, как ты, ещё будут, видя такую безнаказанность, издеваться!

– Я перед всем полком скажу. Я им всем объясню всё. Я скажу, что был не прав! Я покаюсь. Честное слово, так покаюсь!..

– Хотелось бы тебе поверить, солдат, но не могу! Не внушаешь ты мне ни доверия, ни сочувствия после всего, что ты сделал. Ты как волк в шкуре ягнёнка. Всё, разговор окончен! Сейчас отвечать на мои вопросы будешь, – Майер достал из планшета лист и ручку…

***

Майер шёл по плацу. За спиной – мрачная атмосфера «губы». Трудно было поверить, что это и был тот самый борзый из солдат. Самый разнузданный и неуправляемый. Теперь это был грязный, жалкий чмырёныш, готовый целовать офицерские сапоги ради своего освобождения! Вот такие вот метаморфозы!

«Может и впрямь отпустить его ко всем чертям, пусть валит в свою Москву!?» – подумал Майер, входя в расположение роты.

– Дежурный по роте, на выход! – заорал, увидев офицера, дневальный.

– Товарищ лейтенант! Ну, как там, Разорёнкин? – прищурился дежурный по роте младший сержант Сабиров.

– Плачет ваш Разорёнкин, чтоб я его простил. К маме просится!

– Да ну, товарыщ лейтенант! Не нада нагаварыват! – скривился в гримасе тот.

– Я правду говорю!

– Э-э-э! Я нэ вэрю! Разорёнкин – это рэалный пацан! Борзый. Он нэ будэт плакат! Э-э-э-э! Обма-анываэте!

– А вот посмотрим! А вот сами ещё увидите!

***

По дороге от штаба вялой медленной медвежьей походкой двигался командир полка подполковник Гребенщиков со своей услужливой свитой, суетящейся вокруг «хозяина», подобно шавкам.

– Лейтенант! Ко мне! – рыкнул он в сторону Майера.

Майер, бодро отпечатав по мокрому асфальту строевой в сторону командира, приставил каблук сапога к каблуку одновременно с ладонью, несущей к виску, лихо описав внешнюю дугу, его лейтенантскую честь.

– Товарищ подполковник! Лейтенант Майер по Вашему приказанию прибыл!

– Лей-те-нант Майер! – рот подполковника скривился. – Вы что, думаете, вы самый умный?

– Никак нет, товарищ подполковник! – Майер прижал руки «по швам».

– Вы какого чёрта в прокуратуру пишете? А? Вы чё, через головы прыгаете, лейтенант?

Майер молчал.

– Чтоб сегодня же отозвали ваш рапорт! Вам ясно?!– он кивком головы вперёд словно отрыгнулся этой фразой в лицо лейтенанту.

– Никак нет, товарищ подполковник! Извините меня, но я не намерен забирать рапорт! Этот солдат преступник и он должен понести наказание! Чего бы это ни стоило!

– Чё-ё-ё!? Я не по-о-нял! Кто тут что-то в-я-кнул? Лейтена-а-нт! Ты чё, решил мне на полк залёт повесить?! Сгною! Порву-у как жабу-у!

Майер угрюмо молчал, упрямо рассматривая беснующееся багровое лицо полкача, перекошенный рот которого изрыгал «ЕБЦУ» в его адрес. В общем-то, его опустошённой сущности всё было как-то «фиолетово» и эта страшная гримаса командира полка, способная повергнуть в шок кого угодно, не внушала ему особого трепета.

Командира полка можно было понять. Ведь «прыгать через голову начальника» – непозволительное действие по всем человеческим канонам, не только армейским. За такое вздрючить положено по всей строгости! Ну, да уж тут так вот вышло!..