Читать книгу Гетман Войска Запорожского - Владислав Бахревский - Страница 11

– Мое имя Ирена Деревинская. Я дочь вдовы пана Лаврентия Деревинского.

– Пани Ирена, милости прошу в мой дом.

– Ах, я не знаю, чем и отплатить вам за спасение… Я только вчера приехала в Кохановку. Утро было чудесное. Решила посмотреть окрестности. Выехала на реку, и вдруг – этот ужасный.

– Его преосвященство не промах. Как завидит юбку – удержу не знает.

– Но ведь это безнравственно. Да, я опрометчиво поехала без слуг… Но знаете, что он сказал мне, там, возле реки… вместо того чтобы благословить или хотя бы поздороваться?

– Что же отмочил этот боровок?

– «Пани, – сказал он мне, – не желаете ли отведать епископа?..» Я чуть не лишилась чувств.

– Бог не допустил до греха!

Разговаривая, пани ехали через большое село Горобцы к господскому дому. Когда они сошли с лошадей, привезли седло, снятое с убитой лошади епископа.

– Доброе седло, – сказал слуга. – Пригодится в хозяйстве.

– Поднимись на крыльцо! – приказала пани Мыльская.

Слуга принес седло, пани Мыльская запустила руку в потайной кармашек и достала плоскую серебряную фляжку. Потрясла фляжку над ухом:

– Запасец, кажется, не тронут.

– Пани Мыльская, прошу вас нижайше: распорядитесь дать мне в провожатые несколько ваших слуг. Я умру со страха, пока доберусь до дома. Да я и дорогу теперь одна не найду.

– Куда на ночь глядя ехать! – возразила пани Мыльская. – Оставайтесь у меня, а чтоб вас не искали, отправим в имение самого проворного слугу.

– С огромной радостью принимаю ваше приглашение, спасительница моя! – воскликнула пани Ирена. – Меня до сих пор бьет дрожь. Я так любила охоту, но только теперь поняла, что это такое – быть дичью.

– Красной дичью! – рассмеялась беззаботно пани Мыльская. – Пойдемте отобедаем да и причастимся из посудины нашего знакомца. Чем-то он взбадривает себя?

В доме пани Мыльской жизнь шла самая простая.

– Ухищрений не терплю, – говорила хозяйка, усаживая гостью за крепкий дубовый стол, застеленный тремя скатертями для трех обеденных перемен, – зато крестьянам или слугам мне глядеть в глаза не стыдно. Все сыты, одеты и от работы с ног не валятся.

– Вы что же, поклонница пана Гостомского?

– Я была поклонницей пана Мыльского. А кто таков?

– Пан Гостомский – автор книги «Хозяйство». Он считал, что у каждого крестьянина должна быть лошадь, два вола, сани, плуг, никаких чтоб безлошадников, чтоб все работали, чтобы от всех была польза и прибыль. И представьте себе, он имел средства купить сыновьям доходные имения, за дочерьми дал очень большое приданое и оставил после себя еще сорок тысяч злотых!

Пани Ирена раскраснелась, синие глаза ее блистали.

– Экий странный век! – удивилась пани Мыльская, простодушно разглядывая новую знакомую. – Женщины пекутся об имениях, доходах, считают деньги… Какие же секреты были у вашего пана… как его?

– Пан Гостомский ввел разумную барщину. Крестьяне работали на него двести восемь дней. Они вполне обеспечивали себя и своего пана не только съестными припасами, но и производили бочки, смолу, кирпич, гвозди, масло. С другой стороны, всю торговлю в имениях пан Гостомский забрал в свои руки. Он продавал крестьянам железо, соль, рыбу, кожи. Крестьяне, которые что-то осмеливались купить на стороне, подвергались штрафу в шестнадцать гривен.

– В наши дни такого пана горожане не потерпят, поколотят, а имение его разграбят! – решительно объявила пани Мыльская.

– Да, это – сепаратизм.

Пани Мыльская покосилась на гостью, мудреных слов она тоже не переносила, но смолчала-таки на этот раз. Уж очень ее удивляло: девица, а рассуждает о делах хозяйства заправски, толковей иного управляющего.

– А где же твое имение, я что-то не поняла? – спросила пани Мыльская, собственноручно подкладывая пани Ирене на тарелку самый нежный и сочный кусочек.

– Село Кохановка.

– Как так?! – воскликнула пани Мыльская. – Село Кохановка и все земли вокруг принадлежат князю Иеремии Вишневецкому.

– Это верно! – Глаза пани Ирены потемнели, а по щекам пошли красные пятна. – Князь Иеремия взял у мамы деньги и отдал в посессию села и землю.

– Под залог, значит, – перевела для себя пани Мыльская.

– Да, моя мать дает деньги в рост, – просто сказала пани Ирена, сообразив, что говорить правду – самый верный тон в общении с пани Мыльской. – Отец оставил нам всего десять тысяч злотых, но в имении было несколько рыбных прудов. Мама приказала их спустить все разом и выручила еще тысяч пять – семь. Эти деньги стала давать взаймы под посессию.

– А ведь кто безденежный у нас? Князья да гетманы. Дивное дело! – Пани Мыльская звонко шлепнула себя по ляжкам. – Чем больше туз, тем больше ему нужно. Екатерина Радзивиллова, из Тышкевичей, все свое серебро закладывала. А у пана Корецкого в посессии, говорят, больше двадцати сел.

– Пан Корецкий в нынешнем году передал матушке моей два больших села.

– Корецкий – мот, но князь Иеремия – серьезный человек. Пол-Украины под ним, а деньги занимает!

– Князь Иеремия содержит армию.

– А на что ему армия? Слава Богу, о войне не слышно.

– Война – мужское дело, но после пережитого я, пожалуй, тоже армию соберу… – У пани Ирены слезы так и закапали в тарелочку с соусом.

– Ну, будет тебе! – пристыдила пани Мыльская. – Истая полька, а глаза на мокром месте. С меня бери пример. Подкорми хорошенько дворню, дай оружие, а на баловство сквозь пальцы смотри.

– Какое баловство?

– Ну, если на дорогах будут пошаливать или хутор какого-нибудь богатого казака пощиплют. – Пани Мыльская налила епископского вина и весело подняла кубок. – Бедным вдовам ждать защиты неоткуда, вот мы сами себя и обороняем. Пей трофей!

Пани Мыльская закатилась молодецким смехом, еще вина налила.

– И крепко, и вкусно. Держись, ваше преосвященство, сама в другой раз наеду. А много ли князь Иеремия денег взял?

Пани Ирена посмотрела на пани Мыльскую с укором, но ответила:

– У Вишневецкого был огромный долг. Он у Мартына Ходоровского двадцать тысяч занимал и только два года назад избавился от кабалы. Закладывал Гнидаву, Великий Раковец, Кохановку… У матушки он взял девять тысяч.

– Неужто казаки бучу затевают? Вишневецкий сквозь землю на косую сажень видит. Не для потехи же ему войско?

Дверь приотворилась, и щекастое лицо сообщило:

– Еще гости приехали. Чего сказать им?

– Кто?

– Пани Выговская с родственницей.

Пани Мыльская поднялась из-за стола, голос у нее стал трубный.

– Иду! Иду! Желанному гостю сердце радуется, – и шепнула: – Украинцы.

«А ведь она совсем не дура!» – подумала пани Ирена.

Пани Выговская излучала тепло, настоянное на маленьких домашних радостях. Едва только она села за стол, пани Ирена наконец-то почувствовала себя сельской жительницей.

«Ей бы спицы в руки», – улыбалась пани Ирена, удивленная переменой в самой себе и в самом воздухе от появления в доме нового человека, который и слова-то еще ни одного не сказал.

– Хелена, где же ты, голубушка? – певуче, радостно позвала пани Выговская.

– Я уже здесь, здесь! – раздался столь же радостный, детский голос, и в дверях появилась девушка.

Пани Ирена вздрогнула. Она привыкла считать себя несравненной. Где бы она ни появлялась – равной ей не было: ни по красоте, ни по уму, в играх, в танцах, в скачке, в стрельбе. Пани Ирена почувствовала во рту тяжелый холодный камешек. И только мгновение спустя опамятовалась, растянула губы, чтобы улыбнуться. Это был позор – она сплоховала перед соперницей.

«Господи! – открылось ей. – Да ведь она – само совершенство. В ней все изумительно. Но такая красота пугает мужчин».

– Зачем вы так меня рассматриваете? – спросила пани Хелена.

– Ах, простите! Нет ничего замечательнее, чем женская красота. Очень люблю смотреть на красивых женщин… Но мне подумалось… Впрочем, это не важно.

– Нет, вы скажите, чтоб потом не гадать, – попросила пани Хелена.

– Как вам угодно. Мне показалось, что вам нелегко живется. И всегда будет нелегко. Уверена: мужчины, даже самые опытные сердцееды, пасуют перед вашей красотой.

– Да, это так! – вырвалось у пани Хелены.

«Она, бедняжка, искренна!» – улыбнулась пани Ирена.

– Ничего! Бог даст, и мужа найдем незлого, и все будет как у добрых людей.

Стоило пани Выговской заговорить, как опять посветлело в комнатах, да ведь и вправду солнышко выглянуло закатное.

– Был бы мир, а свадьбы будут! – проникновенно вздохнула пани Мыльская.

– С кем война-то? – перепугалась пани Выговская. – Слыхала я, король воевать собирался, так сейм у него войско забрал и распустил.

И опять удивилась пани Ирена: поселянка, оказывается, не только у себя на кухне толчется, но и за королевской кухней присматривает.

– В том-то и беда! – воскликнула пани Мыльская, она теперь все свои речи произносила с особым ударением. – Королей можно унять, они на виду у всех. Войну собирается затеять быдло, наподобие той, что ужаснула нас в тридцать восьмом.

– Вы про то, что князь Иеремия отобрал самопалы у своих крестьян? – спросила пани Выговская.

– Так ведь самопалов-то было не один, не два, а несколько возов! Да что там говорить, сами мы во всем и виноваты. – Пани Мыльская картинно закручинилась.

– В чем же мы виноваты? – тихо спросила пани Хелена.

– Не вы, а мы – поляки. Сами жить как люди не умеем и вам, украинцам, жить спокойно не даем. Про бесчинства коронного стражника Самуила Лаща, думаю, все слыхали. У него, мерзавца, две с половиной сотни одних баниций да инфамисий три дюжины. Он и с князем Вишневецким воевал, и с Корецким, и с Тышкевичем – киевским воеводой, только ведь до самих князей да великих панов добраться у него руки коротки. Крестьян грабил. А Екатерина Замойская как мстила Изабелле Семашко? Самое большое село Изабеллы ограбила, а потом сожгла. Осквернить украинскую церковь для иного шляхтича – геройство. Девок насилуют. Не сумеют крестьяне всех повинностей да поборов исполнить – их тотчас и ограбят. Кто за себя слово скажет – убьют. Земли на Украине тучные, люди работящие, жить бы нам тишком, в мире и согласии.

– Да ведь им волю дай, они завтра же, да что там завтра – сегодня ночью вырежут нас! – глядя в упор на пани Хелену, воскликнула пани Ирена, по лицу ее пошли красные, как сыпь, пятна.

– Вырежут, – согласилась пани Мыльская. – Потому что озлобили народ. А меня – не тронут. Я своих крестьян в обиду не даю и лишнего куска у них не отбираю.

– Экий разговор завели! – встрепенулась пани Выговская. – Сын мой Иван, а он человек пресветлоученый, коллегию закончил, так говорит: «Никакой Украины, мамо, скоро не будет. Все наши русские князья: Слуцкие, Заславские, Вишневецкие, Чарторыйские, Пронские, Лукомские – давно уже приняли польскую веру, польский язык и польские законы жизни, а за князьями потянулись родовитые люди: Ходкевичи, Тышкевичи, Хребтовичи, Калиновские, Семашки, Потей. Теперь и наш брат, мелкий шляхтич, смекнул, что выгоднее молиться тому богу, который дает. Дело осталось за народом, а народ глуп и темен. Его пока одним кнутом вразумляют, а если бы вразумляли кнутом и пряником – тише края, чем Украина, во всем мире не было бы». Так говорит мой сын, но его, по молодости да по незнатности, плохо слушают.

Пани Выговская вдруг вспорхнула со стула, замахала ручками:

– Что же это, право, за разговоры-то у нас такие? К добру ли? Лена, подарки-то наши где? Давай подарки.

Обе захлопотали, кликнули слуг. Те принесли корчаги с вареньями да соленьями, дивную, расшитую цветами скатерть.

– То, что ты просила для сыночка своего, я сделала, – сказала пани Выговская. – Варнава обещал помолиться. Истинный подвижник. У него даже имя говорящее. Варнава – значит «сын утешения». Живет как птица. Имущества у него никакого. Питается чем Бог пошлет. Ни лампад у него, ни икон, а поглядит на тебя и скажет, кто ты есть и что у тебя впереди. «Мои иконы, – говорит, – небо, мои свечи – звезды». Его даже татары почитают.

– Ах, спасибо тебе, милая! Все-то ты помнишь и о всех печешься! – Пани Мыльская растрогалась, расцеловалась с пани Выговской.

– Ты бы и сама к нему съездила, – сказала пани Выговская. – К нему многие идут. Ныне вот поселился молодой Вишневецкий.

– Какой же такой Вишневецкий? – спросила пани Ирена.

– Князь Дмитрий. Князь Иеремия – его опекун, – ответила пани Хелена. – Я видела его в скиту. Расцветающая жизнь и увядающая – было до слез прекрасно смотреть на них.

Пани Ирена улыбнулась, а пани Хелена вспыхнула: ей было неприятно, что искренний восторг ее истолкован двусмысленно.