Читать книгу Тимош и Роксанда - Владислав Бахревский - Страница 10

Максим Кривонос лежал на татарской кошме, бледный, волосы оселедца слиплись от пота. Казачий лекарь собирал в сумку свои снадобья. Рваная рана на правом боку загноилась, и лекарю приходилось срывать повязки, сдавливать гной, очищать кровоточащую рану.

– Ты бы хоть кричал помаленьку, – посоветовал лекарь Кривоносу. – Вишь, как намучился. Невыкриканная боль на сердце садится. А сердце заболит, ничем его не выходишь.

– Один раз дашь себе поблажку, так все твои крепости и пропали. Одну за другой сдашь. – Кривонос улыбнулся, но улыбки не получилось.

Тогда он закрыл глаза.

– Выпей, – сказал лекарь.

Кривонос, не открывая глаз, выпил какого-то отвара, опустил голову на седло, которое заменяло ему подушку.

– Скажи там, через час полковник выйдет.

– Полежать бы тебе.

– Вот возьмем Варшаву, тогда и на покой.

Заснул.

Но полковнику и полчаса на отдых не дали. В палатку, виновато опустив голову, зашел Кривоносенок.

– Что? – спросил Максим, открывая глаза.

– Змея огненного пускают.

Максим не стал спрашивать, кто пускает, где пускает. Отер лицо ладонью левой руки, обманывая боль, короткими глотками перевел дыхание.

– Помоги подняться.

Кривоносенок опустился на пол, хотел взять отца на руки. Максим улыбнулся.

– Вот и твой черед нянчиться со стариком пришел. Ты меня, как бревно, на попа ставь…

Стоял, пробуя ногой твердь.

– Ничего. Ноги держат. Воды принеси.

Умылся, вышел из палатки.

По небу плыл огромный горящий змей. Его явно запустили из казачьего стана. Запустили на город, на Замостье, но ветер сносил его в сторону татарского лагеря.

Кривонос положил руку на плечо сына.

– Съезди за Гирей и за Филоном Джалалией. И сам тоже будь.

– А змей?

Змей, распуская черный дымный хвост, падал на землю.

– Не видишь, что ли, с какой стороны пущен? У Богдана теперь главные советчики – его ворожеи.

Полковники приехали с вестями.

– Маруша на огненном змее Хмельницкому гадала, – сообщил Джалалия.

– Хочешь, скажу, чего она вещает? – усмехнулся Кривонос. – Уходить от Замостья.

– Ты, часом, не чародей? – удивился Гиря.

– Я не чародей, но вижу: гетман не чает, как бы остановить варево. Каша через края лезет.

– Полковник Головацкий от Жолквы отступился, – сказал Джалалия. – Взял окуп. Для войска двадцать тысяч и для себя две тысячи.

– Скоро мы не хуже жидов денежки научимся считать. – Кривонос строго поглядел на полковников и стукнул саблей о железный шишак.

Джура принес серебряный поднос. На подносе хлеб, водка, запеченное мясо, несколько головок лука и чеснока.

– Твои хлопцы, Джалалия, слышал я, ограбили Почаевский православный монастырь.

Джалалия сокрушенно покрутил головой.

– Ограбили, стервецы!

– А ты не кручинься! – Кривонос подмигнул полковнику. – Правильно сделали, что ограбили. Такие же дармоеды, как и католики. На шее крестьян едут.

И нахмурился.

– Я позвал вас вот для чего. Зима скоро. Войску на квартиры пора. Но не это меня тревожит. Слышал я, мор начался. С запада его несет. Для войска страшнее мора ничего нет. Но и это меня тревожит не так сильно. А тревожит меня наш гетман.

Полковники притихли.

– О своей тревоге я сам ему скажу.

Кривонос поднял чару, но пить не стал.

– Давайте-ка за мое здоровье.

Полковники и Кривоносенок выпили. Закусили луком, хлебом.

– На серебре вон едим, – усмехнулся Максим. – Слава Богу, что хлебу и соли не изменили. Сказать я вам вот что хочу: берегите Хмеля. Ни при одном гетмане такой силы казаки не имели, как при Богдане. Но беречь его надо от Выговского, от полковников, которые о себе, о своих табунах только и думают, и от него самого. Богдан хитер. Да как бы эта хитрость его и не перехитрила… Поляки все сделают, чтобы поссорить казаков с мужиками. Ополовинят нашу силу, а потом нашими же казачьими саблями вернут себе города и села. Богдан хочет всем угодить: и казакам, и простому народу, и магнатам. А всем не угодишь.

– Ты словно бы последнюю волю нам вещаешь! – сказал простодушно Гиря.

– Мы на войне, полковники. Всякое может быть на войне и во всякий час… Я бы речи не заводил, если бы мы на Варшаву шли, но мы под Замостьем стоим. И чует мое сердце, стоим для того, чтобы не вперед, а назад идти. В Варшаве любое наше слово было бы указом, а в Киеве нам указывать станут. Попомните меня, старика.

– Не бойся, Максим. Не дадим ни полякам, ни своим умникам оплести Хмеля! Вот на то тебе моя рука! – Джалалия протянул Кривоносу руку.

– И моя! – сказал Гиря.

– Не стесняйся молодости! Давай и ты свою длань, сын! – Кривонос пожал казакам руки. – Скоро будет много тревог. Опять какие-то послы едут.

– Не больно велики, знать, послы, – сказал Гиря. – Богдан встречать их Остапа Черноту отправил, обозного.

– С шестью тысячами казаков! – сказал Кривонос.