Читать книгу Зло вернется сквозь века. Роман - Владислав Браун - Страница 5

Только миновав ограду и ступив на мощеную дорожку, ведущую прямо к дому, Элеонора утонула в океане воспоминаний. В голову полезли обрывки из памяти про то, как строилась эта усадьба. В XIX веке ювелиру Петру Краснову императором Александром I было подарено имение, стоявшее на этом месте. Оно простояло до 20-х годов XX века. Тогда началось раскулачивание. Красновым удалось скрыться, притворившись крестьянами, тем самым защитив себя от смерти, а от имения не осталось и камня на камне.

Но во второй половине 30-х годов здесь была построена небольшая изба-читальня, а потом к ней и была пристроена колхозная школа. В военное время там расположился военный госпиталь. В 1942-м году, когда произошла блокада Ленинграда, в этот госпиталь попал снаряд, в результате чего погибло много раненых. И только в 1970-х годах родители Элеоноры – Арина и Борис Красновы отстроили усадьбу, максимально приближенную по виду к имению князя Краснова.

Она быстро прошла по мощеной дорожке к дому, подобно обиженному ребенку, склонив голову. На сад она смотреть не хотела, уж больно был тяжелый чемодан.

Элеонора Краснова вошла в большой холл, освещаемый солнечным светом, проникающим сквозь большие окна, и ахнула. В свои восемьдесят пять лет она уж было думала, что не способна удивляться. Но оказалось – это не так.

Поставив чемоданы возле деревянной лестницы, она вышла из дома и стала на крыльцо, окинув взглядом территорию усадьбы. Некоторые кусты и деревья были без листьев и их ветки уныло качались от сильных порывов осеннего ветра. Очень в этом году наступила резко и рано. Еще неделю назад стояла жара, а сейчас идут проливные дожди и гуляет холодный порывистый ветер. На больших же кустарниках, с большей унылостью, по-осеннему, развивались на ветру желтые листья. Газон был не острижен, трава иссохла и пожелтела. Картина не красивая.

«Вот, позорище! Да что бы в моем саду царил такой ужас! – думала она. Я, Элеонора Борисовна Краснова, могу простить пыль в доме, но не могу простить неухоженной территории на улице».

Это в ней воспитали ее родители – Борис и Арина Красновы. Они объясняли это так – если к вам придут нежданные гости, а в доме грязно, их всегда можно отвести в сад в большую и красивую беседку или на веранду. И, так как на улице у вас порядок и чистота, никто и не подумает, что в доме у вас полный бардак.

Элеонора Борисовна прошла в сад. Беседка была под массивным слоем лиан кобеи. Газон был ужасным и неухоженным, а деревья вызывали странное чувство: тоску, смешанную со стыдом. Голые ветки деревьев навивали тоскливые воспоминания, а сухие листья, лежавшие по всему периметру сада, стыд. Больше всего их было на скамейке и в беседке.

– Где эта чертова служанка! – выкрикнула Элеонора, сняв свое фиолетовое пальто.

Элеонора вбежала в дом с криками:

– Анастасия! Настя! А-ну, бегом сюда! Тихонова, иди сюда, кому говорят!

По лестнице спустилась молодая светловолосая девушка в сером платье и с серебряным подносом в руках. На подносе стояло несколько бокалов. Увидев Элеонору Борисовну, Анастасия испуганно дрогнула и чудом удержала поднос в руках.

– Осторожно! – кричала Элеонора, подбежав к лестнице. – Этот поднос – единственное, что осталось от прабабушки Агриппины! Да ты хоть знаешь, кто такая Агриппина Краснова?!

Настя молчала, потому что прекрасно знала, что лучше молчать и терпеть, тогда Элеонора быстрее замолчит.

– Агриппина Краснова-Рудникова – Ева для нашей семьи! – послышался тихий ироничный женский голос.

Элеонора яростно повернула голову. На пороге стояло ее чадо со своей двадцатипятилетней дочерью.

– Дарья! Не смей так говорить о ней! – кричала Элеонора, в пути к своей дочери. – Ты должна уважать своих предков!

Дарья все с той же иронией смотрела на Элеонору. Та, за прошедшие десять лет, хорошенько набрала лишнего веса. Такое отношение дочери к их роду Элеонору жутко злило.

– Мамочка, я тоже рада тебя видеть, – выговорила Дарья и, пошла к лестнице. – Роза, пошли за мной. – Роза последовала за матерью. У них обеих было по два чемодана.

– Как только я могла воспитать такую неблагодарную особу!.. – прошипела Элеонора вслед дочери, и прошла в кухню.

Дарья и Роза поднялись на второй этаж – там оказался просторный круглый зал. В нем было девять дверей, на каждой двери висела табличка с их именами (для каждого была определенная спальня). Между дверьми было девять окон в полный человеческий рост. Золотые узоры на дверях смотрелись очень красиво, и когда смотришь на всю эту красоту, кажется, что ты не в поместье под Петербургом, а в волшебном замке. Золотые люстры с хрустальными плафонами в форме зажженных свечей придавали этому залу стати и престижа.

– Слишком вычурно, – промычала Роза и подойдя к двери, на которой висела табличка с ее именем, вошла внутрь, громко закрыв за собой дверь.

Дарья завороженно осматривала этот зал. Она подошла к круглому дивану в центре села на него.

Резко все оборвалось. Дарья Краснова перестала о чем-либо думать и больше не видела ничего – только темноту. Темный туман нещадно поглотил ее, невзирая на сопротивление…

– Мам, мама проснись! – послышался взволнованный голос Розы во тьме.

Дарья с трудом подняла тяжелые веки и увидела смазанное, не четкое изображение реальности.

Она лежала в своей кровати, на краю которой сидела Элеонора со счастливым выражением лица. Подле нее, на противоположенном краю кровати сидела Роза. Ее-то лицо оказалось испуганным и было видно, что она плакала.

Комната в форме восьмиугольника. Кровать Дарьи была круглой, как и все в этой комнате. Стоял стол и шкаф из массива красного дерева. Потолок в форме купола, а в центре висела роскошная люстра, как в зале. Окна, как и во всем доме, арочные, во весь человеческий рост. Из окон бил солнечный свет, который придавал бежевым стенам, полотку с золотыми узорами и картинам уличных художников Франции неописуемой красоты и роскоши.

Дарья лежала, укрытая мягким пуховым одеялом, пытаясь придумать хоть одну фразу, сказав которую, она не выглядела бы глупо. Роза, когда умер Алексей – муж Дарьи и отец Розы, никакого вида, что скорбит, не подавала, а Дарья каждое утро просыпалась с мыслями о том, что единственный человек, которого она любила больше никогда не обнимет ее, не поцелует и не скажет, как сильно любит. При жизни он каждый день – утром и перед сном – всегда повторял «Я люблю тебя!». И Дарья твердо знала, что муж говорит всегда искренне, она чувствовала ту любовь, которую несли эти слова.

– Что со мной случилось? – спросила Дарья.

Получилось как-то излишне театрально. И ей самой стало не по себе.

– А ты не помнишь? – огрызнулась Элеонора. – Ты своего ребенка чуть до сердечного приступа не довела!

«Да, голос у нее как у лягушки» – подумала Дарья и сразу же укорила себя, – разве можно так думать о своей матери? Какая-никакая, а она все ж моя мама».

– Мам, ты сознание потеряла. Прямо на том диване. А еще у тебя кровь из носа шла.

– Так, вот почему у меня голова закружилась! – выговорила Дарья совсем уж не естественно и ухватилась за горячий лоб.

– Кстати, а где твой дурной муженек? – с сильным желанием сделать дочери гадко, спросила Элеонора. Она думала, что он бросил их, и хотела поковырять больную рану дочери.

– Он умер год назад, – ответила Дарья, сглотнув подступающий к горлу ком. Она почувствовала, что сейчас слезы посыплются градом, но все-таки сдержала их.

– Так ему и надо! – воскликнула Элеонора и пулей выбежала из спальни Дарьи.