Читать книгу Два голоса, или поминовение - Владислав Броневский - Страница 91

Улица Милая вовсе не милая,

улицей Милой не ходи, моя милая.

Дома стоят там важные,

большие, трехэтажные,

глядят сурово в небо

с тревогой, с болью, с гневом.

За домом двор зловонный,

в нем шум неугомонный,

там дети бродят хилые,

там с юных лет сутулятся,

эх, улица ты Милая,

ох, милая ты улица!

На улице Милой – бюро похоронное,

мясник, палатка с водою лимонною,

для кукол лечебница рядом в подвале —

вид более жалкий представишь едва ли.

Вдруг «скорая помощь» проносится с шумом,

чудак парикмахер в тринадцатом умер.

Повесился; тщетно мечтал он о славе,

напрасно фальцетом всю жизнь прогнусавил.

Милая, если б могла ты понять,

как тяжело мне по Милой блуждать!

Стих не родится, бездомны мечты

в этом унылом гнезде нищеты.

То был не парикмахер, а ангел невинный,

с Милой в небо вознесся он, точно с трамплина,

пролетал, белокрылый, над каждым он двориком

и кидал ребятишкам по белому перышку.

Дети ручками перья хватали несмело,

а потом с неба снег пошел, ангельски белый,

люди шли, проклиная свой труд и усталость,

ангел скрылся, а грязная лужа осталась.

Ночью над Милой – оспою черною звезды,

ночью над Милой – гнева мятежного гроздья,

горя немало увидишь ты, милая, в Польше,

Милая, номер тринадцать – нигде не найти его

больше.

В подвале покойник – плач, суматоха...

Плохо!

Первый этаж. Еще хуже!

Вдова парикмахера плачет о муже,

плачет неистово,

на втором – ждут судебного пристава,

а рядом —

отравилась кухарка каким-то ядом,

на третьем – жандармы, сыщики, обыск.

На четвертом – объявленья читают и смотрят в оба:

не нужна ли рабочая сила.

В мансарде девушка дитя свое задушила.

Милая улица.

Улица Милая.

На улице Милой весны не знают,

там деревья и в мае не расцветают,

одни фонари там пьяны неизменно,

ватагой гуляют по улице нищей,

хмельные, качаясь, бредут до кладбища

и лбами стучатся о серые стены.

Милая, я не решаюсь по Милой пройти,

даже когда она мне по пути.

Я обхожу ее в страхе, мой друг,

даже когда я к тебе тороплюсь.

Я, дорогая, боюсь:

как бы я там не повесился вдруг.