Читать книгу Илушума: забытый принц - Владислав Фролов - Страница 3

Шел восемнадцатый год правления великого царя Ашшурбанапала4.

Не было за все это время спокойного периода в жизни Ассирии: ежегодные походы, близкие и дальние, войны, усмирение непокорных народов или взбунтовавшихся царей-соседей. Замечательно обученная и экипированная армия ассирийцев не знала себе равных от Урарту до Египта, неизменно одерживала победы, но длительного мира не приносила. Эламиты, много раз разгромленные и получившие в цари ставленника Ашшурбанапала, опять мутили воду, стремясь к независимости и создавая союзы против Ассирии. Вот и два года назад они снова составили тайный заговор с вавилонянами, царем которых был родной брат Ашшурбанапала – Шамаш-шум-укин. Претензии Вавилона выросли. Разрушенный в недалеком прошлом до основания и затопленный, превращенный Синаххерибом почти в болото, этот город был восстановлен Асархаддоном и опять разросся за его недолгое царствование.

Что было причиной такого отношения Асархаддона к вечному сопернику Ассирии, сложно сказать. Может быть, необыкновенная любовь к одной из своих жен, вавилонянке, от которой и был рожден Шамаш-шум-укин? Может быть, желание превратить Вавилон в центр мировой державы и перенести туда свою столицу? А может быть, и что-либо иное, о чем мы не узнаем уже никогда, однако факт остается фактом: Вавилон засиял в невиданном до того блеске.

Двух сыновей имел Асархаддон, и Шамаш-шум-укин был любимым из них. Именно его хотел видеть впоследствии на троне Ассирии царствующий отец. Шамаш-шум-укин всегда выделялся Асархаддоном, желавшим со временем передать ему власть, и тот с малых лет привык считать себя наследником грозного царя.

Братья не походили друг на друга и воспитывались по-разному. Ашшурбанапал был определен отцом для познания различных наук, почему и отдан в храмовую писцовую школу. Он с детства изучал искусства, ремесла и главное – грамоту, оказавшись впоследствии первым царем Ассирии, умевшим читать и писать, постигшим как клинопись, так и арамейское буквенное письмо. Он с упорством изучал ассиро-вавилонские и шумерские тексты, обладал поэтическими способностями, самостоятельно знакомился с историей Месопотамии по древним источникам, познал астрологию, арифметику и геометрию.

Однако выдающиеся способности Ашшурбанапала не ограничились только изучением точных наук, текстов и культуры народов, входивших в ассирийское государство. Оказалось, что принц наделен острым умом стратега, прекрасно разбирается в военном деле, экономике, строительстве и государственном устройстве. Постепенно он проявлял себя в разной деятельности, и Асархаддон стал поручать ему такие дела, на которые мог поставить только выдающегося талантом и доверенного человека. Совсем молодым Ашшурбанапал был назначен командиром всей ассирийской конницы, с частью которой вторгался в пределы соседних царств, не всегда являвшихся сателлитами Ассирии, потом стал руководить строительными проектами, связанными с возведением фортификационных сооружений. Одновременно он управлял политической разведкой страны, и за несколько лет создал разветвленную сеть агентов как внутри Ассирии, так и в соседних землях.

Ко всему прочему Ашшурбанапал отличался красотой и крепостью сложения. Высокого роста, сильный, мужественный и необыкновенно ловкий, он замечательно ездил на лошади, метко стрелял и любил в одиночку охотиться на львов.

Все это очень импонировало родовитым ассирийцам. Знать считала молодого Ашшурбанапала выдающимся принцем, и когда Асархаддон объявил всем, что хочет передать престол Шамаш-шум-укину, это встретило настолько серьезное неудовольствие аристократии Ассирии, что царь не на шутку обеспокоился. Дело было не в том, что престол передавался при живом государе и устоявшемся устройстве, где каждый род знал свое место: это было не впервые в истории страны. Решение Асархаддона оскорбляло ассирийцев: они не хотели иметь царя, в жилах которого текла половина крови ненавистных им вавилонян. Многие ветераны еще помнили знаменитые победы Синнахериба и разгром старого Вавилона.

Царь отменил свое решение. Он пошел на компромисс, который нельзя назвать дальновидным: Шамаш-шум-укин был-таки определен царем, но не Ассирии, а Вавилона – и с тем условием, что он подчиняется Ашшурбанапалу, ставшему царем всего междуречья. Из-за такого решения уже через короткое время в империи создалась дополнительная политическая напряженность. Ашшурбанапал поначалу хорошо относился к Шамаш-шум-укину, но власть есть власть, а политика остается политикой: он всегда чувствовал в брате претендента на престол.

Асархаддон умер, и не прошло десяти лет, как Шамаш-шум-укин начал вести с Ашшурбанапалом двойную игру. Он рассчитывал, что опорой ему послужат жрецы и знать Вавилона, которым всегда напоминал, что проводит политику своего отца. Внешне он выказывал Ашшурбанапалу все знаки вассального почтения и подчинения, однако за его спиной стал создавать против брата тайные союзы. В ход пошли сношения с вечными врагами Ассирии и теми городами-государствами, которые входили в империю, но всегда хотели независимости от нее. Пять лет Шамаш-шум-укин получал неизменные заверения из Египта, Халдеи, Сирии, Лидии, Элама и от царьков Финикии о готовности присоединиться к восстанию. Волчьей стаей окружили заговорщики древнюю землю Ашшура. С прищуром хитреца наблюдала за всем этим из-за горных хребтов Мидия, готовая воспользоваться плодами восстания и в клочья порвать обессилевшую жертву.

Заговор готовился в строжайшей тайне. Однако не зря раскидывал Ашшурбанапал свою шпионскую сеть. С отлаженностью часового механизма поступали в Ниневию донесения о происходящих событиях на границах великого государства, внутри него и в вассальных землях. Если уж царю становились известны сведения о количестве собранного в соседнем государстве урожая, падеже скота или планах на строительство каналов и крепостей, то информация о готовящемся заговоре тем более не могла пройти мимо ушей и глаз его тайных агентов.

Вначале было перехвачено письмо к Шамаш-шум-укину египетского фараона Танутамона. Он писал царю Вавилона о готовности прислать воинские подкрепления в случае начала восстания и даже считал, что сумеет склонить на свою сторону ставленника Ашшурбанапала Нехо, честолюбивого номарха городов Саиса и Мемфиса. Он рассчитывал, что в таком случае к заговорщикам присоединится и сын Нехо, наместник Хатхарибы Псамметих. Египет, частично освободившийся от влияния Ассирии, желал полной свободы.

«Сколько зверя не корми,..» – думал с горечью Ашшурбанапал, вспоминая, как семь лет назад Нехо уже пытался выступить против Ассирии. Тогда города, вставшие на сторону мятежников, были жестоко наказаны, а самого Нехо заковали в кандалы и отправили в Ниневию. Плененный и униженный, он был помилован царем и отправлен назад в Египет, наместником.

Ашшурбанапал, прощаясь с ним, произнес тогда при всех:

– В одежду цветную я облачаю тебя, и цепь золотую, отличие твоего наместничества, налагаю. Даю тебе железный поясной кинжал в золотой оправе, написав на нем имя мое. Колесницы, коней и мулов даю тебе и в Сомо возвращаю.

Нет в людях благодарности, не было ее и в Нехо!

Однако Нехо неожиданно и вскоре умер, и все меры, предупреждающие участие фараона Египта в заговоре, были предприняты уже по отношению к его преемнику Псамметиху. Контроль же за действиями Псамметиха и соглядатайство было поручено начальникам областей Египта, тайно получившим соответствующие указания. Они сообщали о каждом шаге египтянина.

Вторым донесением о готовящемся восстании стало письмо высокого лидийского сановника, приближенного к царю лидийцев Гиге. Было это четыре года назад. Донесению сановника можно было верить, так как тот давно получал немалые щедроты из казны Ашшурбанапала. Его завербовали еще в тот год, когда сам Гиг прибыл в Ниневию с предложением вечной дружбы и союзничества. Великий царь принял его, как брата, а лидиец объявил себя подданным Ассирии. Одержав накануне победу над киммерийцами, Гиг в знак дружбы заковал в кандалы и отправил с большими дарами в Ниневию двух их главных вождей.

Однако зависимость от Ассирии вскоре перестала устраивать лидийского царя. Он не стал больше посылать дань Ассирии и, более того, нашел себе нового союзника в лице Псамметиха, которому направил в помощь свое войско. Такой союз был крайне необходим египетскому фараону и нежелателен ассирийцам. Ашшурбанапал воспользовался ситуацией и по тайным каналам сообщил скифским варварам об ослабленности лидийского войска. Одновременно он отказал лидийцам в финансовой помощи, и полтора года назад Гиг погиб при набеге скифов. Его сын Ардис после этого немедленно признал владычество Ашшурбанапала, но кто его знает: не задумал ли теперь Ардис сговориться с Шамаш-шум-укином?

После тех событий вся шпионская сеть, действовавшая как в Вавилоне, так и в других городах и государствах была сориентирована на выявление возможных заговорщиков. Перехват писем, подкуп и похищения – все пошло в ход, и через год Ашшурбанапал уже имел полное представление о масштабе предстоящего восстания. Одновременно с этим он предпринимал меры к нейтрализации своих противников, каждого – по-своему.

Все же полностью затушить искры бунта не удавалось, и хотя подозрения относительно роли в нем Шамаш-шум-укина окрепли и получили доказательства в перехваченных к нему письмах, однако от него не было перехвачено ни одного письма ни к кому из царей-заговорщиков или наместников. Царь Вавилона действовал очень осмотрительно и в посланиях к брату продолжал клясться в верности.

Так продолжалось еще год, в течение которого ситуация кардинально не менялась. Но год назад в конце зимнего месяца шбата5 службой безопасности в Ниневии были схвачены два вавилонских агента, которым (по их признанию) ставилась задача либо пробраться во дворец – и там, либо на охоте попытаться убить Ашшурбанапала. Серьезность их подготовки к покушению вызывала сомнения: только наивный человек мог надеяться приблизиться к царю. Сведения об этих двоих поступили задолго до появления агентов в Ниневии от вавилонского шпиона, перекупленного ассирийской разведкой. Агентов встретили буквально у ворот Ниневии, опознав их по описанию и заранее уведомленные, что те будут представляться пастухами при стаде коз.

Агентов схватили. Признания их были получены при допросе, после которого те уже не смогли выжить. Агенты признались в том, для чего пришли в Ниневию, рассказали о человеке, который их нанял, где, за какую сумму и прочее. Однако чего-либо существенного, особенно в части связей здесь – в Ассирии, от них добиться не удалось. Кто их должен был встретить в городе, осталось не известно. Напрашивался вывод, что агентов схватили слишком рано, когда они еще не получили настоящих инструкций. И возникал естественный вопрос, кто им должен был помочь здесь? А это уже вызвало у великого царя подозрение в предательстве кого-то из ближайшего окружения. Ой как живы были воспоминания о заговоре против великой царицы Шаммурамат6 ее сына Нании и совсем недавнее убийство Синнахериба своими сыновьями! Последнему событию и трех десятков лет не минуло.

Как масло на раскаленную сковородку лег полгода назад доклад Абендагова царю, что принца Адада-Илушуму, сына и наследника Ашшурбанапала, видели на городском рынке, когда он общался с каким-то лавочником и, судя по всему, получил от того записку. И был позже второй случай с принцем, совсем недавно, несколько дней назад, и опять на рынке, и снова при передаче какого-то послания. Об этом случае Абендагов получил сведения с опозданием на день: агент из военной разведки командующего посчитал сведения малозначительными и не доложил своему начальнику немедленно. Тот тоже промедлил, хоть, правду сказать, и задача-то у агента на рынке была совершенно другая.

«Дурак» – обругал его про себя Абендагов, а начальнику своей разведки указал на то, что сведения о принце являются первостепенными по важности, чем поверг того в изумление, ведь подобные дела не входили в ведение военных.

Это было правдой, однако начальнику своей личной охраны Абендагов приказал немедленно найти лавочника и схватить для допроса. Но торгаша простыл и след. Купцы, которые торговали накануне рядом с ним, сообщили, что еще вчера тот снялся с места, погрузил товары и ушел, а куда – им не известно. Найти в Ниневии купца было равносильно тому, что отыскать иголку в стоге сена: купцы являлись самым многочисленным слоем горожан. С досады Абендагов пнул ногой маленький столик, с которого упала и разбилась глиняная культовая ваза еще шумерских времен, красиво раскрашенная ритмизовским геометрическим узором.

«Нехорошо начинается день», – подумал Абендагов, глядя на осколки вазы. Надо было успокоиться и собираться на аудиенцию к царю с докладом о военных приготовлениях, которые будут необходимы в случае, если Ашшурбанапал все же примет решение о скором походе на Вавилон. Абендагов имел все основания полагать, что война с Вавилоном состоится уже в этом году как только спадет жара. Он был сторонником немедленных действий и считал, что великий царь затягивает решение о начале войны: Ассирия сумела нейтрализовать основных союзников вавилонян – Элам, Халдею, Финикию, Сирию и даже Египет. Хитроумные комбинации, осуществленные в предыдущие два года, потребовали уйму усилий и денег, но стали верхом изобретательности и изощренности в дипломатии и шпионаже.

Первым решено было нейтрализовать Элам, который то воевал с Вавилоном, то становился его союзником. Сейчас у них образовывалась дружба. Шамаш-шум-укин (по агентурным данным) пытался опереться на старшего из сыновей убитого эламского царя Уртаки – Хумпанникаша. Богатыми дарами он склонил того на свою сторону, и Хумпанникаш стал снаряжать в Вавилон вспомогательные отряды. Однако Ашшурбанапал не зря держал близ своего двора Таммариту – второго сына Уртаки. Ассирийцы формально поддержали, а по сути – организовали восстание Таммариту, который в результате овладел эламским престолом. Но потом они же сделали положение своего ставленника настолько непрочным в собственной стране, что тот едва балансировал на грани власти и падения. Таким образом, Элам – самый жестокий враг Ассирии – на время перестал представлять для нее опасность.

На западных рубежах Псамметих без лидийского подкрепления, отозванного обратно, топтался со своим войском у границ Южной Палестины и не решался идти дальше на северо-восток, а иудейский царь Манассия в результате предательства своих сановников вообще попал в плен к ассирийцам. Другие явные и тайные союзники Шамаш-шум-укина, в результате закулисных договоренностей ассирийцев с их царьками, только делали вид, что готовы выступить совместно. Вавилон вскоре останется совсем один и долго не продержится.

Абендагов проверил, все ли взял для доклада, одел подобающиую случаю тунику икуллума – особого чиновника Ассирии – и уже выходил из своих покоев, когда увидел, что ему навстречу спешит его доверенный секретарь миттаниец Тушратта. Командующий остановился в дверях, ожидая секретаря.

– Чего тебе? – бросил он.

Подойдя почти вплотную к Абендагову, миттаниец быстро произнес традиционное утреннее приветствие с пожеланием силы и великолепия и, понизив голос, сказал:

– К повелителю только что прошел начальник дворцовой стражи Аран. Видимо, что-то произошло.

– Что? – коротко спросил Абендагов.

– Пока не знаю. Я попытался выяснить это у своих людей, но у меня было мало времени.

– Может быть, государь вызвал его?

– Не похоже. Это стало бы известно сразу. Думаю, что Аран идет на доклад сам. Возможно, Вам удастся его перехватить.

– Тогда зачем ты меня задерживаешь? – рассердился Абендагов, и решительно шагнул за двери покоев в коридор.

Тушратта молча протянул руку к командующему, перевернул ее ладонью вверх и разжал пальцы. На ладони лежал маленький металлический диск, отливая отшлифованной блестящей поверхностью.

Абендагов вздрогнул, увидев диск, и замер, подняв глаза на секретаря. «А вот это уже интересно, – загудело у него в голове. – Неужели это тот самый диск? Вот оно! А ведь это удача! И день совсем не плохо начинается. Все-таки все не зря…».

– Где ты его взял? – пришел он в себя.

– Я пошел за начальником стражи Араном, когда понял, что тот направляется к повелителю; обошел лестницу на втором этаже у сада и хотел подняться на третий этаж, но вдруг увидел этот предмет. Он лежал около лестницы, чуть присыпанный песком. Я бы не заметил его, если бы диск не блеснул в солнечном свете.

– Ты будешь награжден, – пообещал Абендагов. – Но об этой находке не должен знать никто, иначе…

– Конечно, господин, – быстро ответил Тушратта.

– Слушай, что надо сделать, пока я буду у повелителя, – тихо сказал ему Абендагов. – Спустись в подвальный этаж. Думаю, что ты найдешь там следы ночного происшествия.

Брови Тушратты удивленно приподнялись, а Абендагов кивнул.

– Посмотри, где поставлена охрана. Если увидишь новый пост, значит там и надо искать. Понял?

– Да, господин. Но что искать?

– Скорее всего, туда отнесли труп. Я так думаю.

– Труп! – Тушратта недоуменно посмотрел на Абендагова и склонил голову в знак согласия, хотя совершенно ничего не понимал.

Командующий не счел нужным реагировать на жесты секретаря.

– Если там, в одной из холодных комнат лежит труп, – продолжал он давать указания, – обыщи его! Может быть, найдешь записку – на глиняной табличке или, скорее всего, на кусочке папируса или на коже, – не имеет значения. В общем, незаметно забери все, что найдешь.

– Меня могут не пустить.

– Скажи, что исполняешь мой приказ. Действуй быстро и с напором! Тут главное – время. А это, – он показал на диск, – пусть пока полежит у меня. Ты его не видел. Все, иди!

Абендагов подошел к своему массивному столу, инкрустированному металлическими пластинами и драгоценными камнями, открыл маленький тайник и опустил туда диск. Секретарь отвернулся и сделал вид, что не заметил этого.

При всей торопливости командующий и главный советник царя должен был соблюдать величественность. Тяжелыми шагами Абендагов прошел по длинному гулкому коридору третьего этажа, украшенному рельефами, изображающими сцены битв и стремительного преследования врагов, потом спустился по внутренней лестнице на второй этаж, проследовал по расширяющемуся коридору с изображениями послов разных стран, несущих дары владыке мира, обогнул еще одну лестницу по балюстраде, и, наконец, вступил в зал, за которым находились рабочие комнаты Ашшурбанапала. Этот круглый зал представлял собой как будто долину, вокруг которой на стенах были изображены горы, скалы, деревья, река с берегами, заросшими тростником. На деревьях сидели или стояли над гнездами птицы, рыбы резвились в воде; вдали рыбаки занимались своим промыслом, а охотники сторожили дичь. По бокам от основного входа в царские покои были изображены огромные крылатый бык и лев.

Личная стража царя, стоявшая тут же, отсалютовала командующему поднятием пик и ударом об пол их тупыми концами. Тяжелые начищенные шлемы стражников в свете восходящего солнца колыхнулись и полыхнули огнем, отраженным их медными частями.

Арана в зале не было.

Абендагов хотел, не останавливаясь, пройти в покои царя и властно посмотрел на начальника отряда стражников, взглядом призывая того немедленно открыть перед ним двери, однако тот сделал шаг навстречу Абендагову и твердо по-военному отрапортовал:

– Великий царь распорядился никого не пропускать, икуллум. Я доложу, что пришли Вы.

Абендагов огорчился тому, что опоздал, кивнул и отошел в сторону. Однако ждать пришлось не долго.