Читать книгу Волкодав - Владислав Гудков - Страница 6

…оно бежит. Что это? Так быстро и живо. Оно бежит снаружи, но я нахожу что-то знакомое внутри себя. Тело… я ухватился за него. И что же это за чувство? Движение. Молниеносное, не прекращающееся ни на секунду. Такое прекрасное и несущее жизнь. Так бежит электрический ток в нервах. За крохотную часть секунды переносит сигнал от мозга в любой уголок тела и обратно. Это нейроны передают ощущения, сообщают о процессах в организме, заставляют органы работать и мышцы двигаться. Это кровь бежит по сосудам, от толчка сердца разносит кислород, спасая каждую клетку тела от гибели, уносит углекислый газ обратно. Это легкие закачивают жизнь и выпускают смерть. Это каждая химическая реакция действует. Так движется механизм жалкого куска плоти. Ради чего? Ради света, ради того заветного источника тока, что дарит сознание, которое выше всей бренности, его взгляд в звездах, и мысли в центре Вселенной.

Все вернулось! Жара, боль, тяжесть – все в ярости. Надо мной уже не камень Сизифа, я погребен под Эверестом. А жарко как в самом центре ядра Солнца. Но то движение, оно где-то рядом – я слышу. Мозг, сердце, нейроны тянутся к нему. Они требуют воссоединения. Для всего, что некогда победило надо мной: боли, страха, отчаяния, – я выгляжу лишь мелкой букашкой, которую раздавить не составит труда. Так оно и есть. Я – маленькое насекомое, значение которого сложно вообразить, но, как каждая блоха играет свою роль небольшой, но нужной в этом гигантском мире шестерни, так и я должен стать для них муравьем, тараканом – тем, кого трудно раздавить; тем, кто не посмотрит на свою незначительность, а вознесет свои думы на то место, где им и положено быть, и вслед за ними устремит свое тело.

С трудом понимая, каким образом, но поднялся на свои ноги. Все ничижительные факторы будто рычали и брюзжали слюной от неверия, что я стою и пытаюсь волочить свое тело вперед. Конечно, сложно такое признать за пиршеством победы. А я не задавался вопросами, как у меня это выходит, тем более не спрашивал те повседневные, перманентные вопросы: они были оставлены на потом. Сейчас мое любопытство следовало лишь за одним вопросом: где то движение?

Я брел к таинственному чувству, стараясь не ронять колени на землю, что было невыносимым испытанием, но понимание мысли, что, если упаду, то никогда больше не встану, подбадривало меня. Моим ориентиром был звук движения и жизни. И, пройдя некоторое расстояние, я осознал страшную вещь: этот звук исходил из леса. Не знаю, сколько дней провел на этом пути (столько, что не сосчитать), но что в лес заходить нельзя – знал точно на всей дороге.

В бесконечную даль уходил лес. Уже спустя рядов шесть деревьев свет с трудом освещал пространство. Я стоял между двух могучих кленов на границе с лесом, как на пороге дома, где меня ненавидят. Лицо мое исказилось, будто застыло в смертельном ужасе. Сердце было на предельной скорости, быстрее биться оно уже не могло.

– И зачем тебе туда идти? Может ты придумал этот звук? Галлюцинация на грани смерти – все лишь бы растянуть свое жалкое существование, – начал спор шепот из недр моего сознания.

– Тогда лучше умереть, хотя бы попытавшись выжить, а не стоя на коленях у обстоятельств, – зачем-то вслух отвечал я.

– Ладно-ладно. Допустим. Допустим, что звук настоящий, и нужно пойти за ним. Хотя нет. Стоп! Вдруг этот звук – ловушка. И прямо сейчас ты отправишься в пасть кровожадному зверю. В лучшем случае.

– Тебе вряд ли можно объяснить идею попытки и надежды, да? Ты ведь всегда найдешь какую-нибудь убедительную несуразицу, лишь бы быть оппозицией моим намерениям. Тогда у меня, определенно, есть решение. Так и ты заткнешься, и я не буду мяться на месте, а перейду от намерений к действиям.

Не дождавшись ответа моего тихого оппонента, я сделал первый шаг, ступив тем самым на территории леса. В моих представлениях все было гораздо драматичней. Я представлял, как взлетят с криками птицы, а в лицо ударит сильный и холодный ветер, но единственное изменение, что я почувствовал, – это затишье спорящего голоса. Звук снова двигал мной, и, опасаясь каждого дерева, подпрыгивая от каждого шороха, ноги снова поволочились к его источнику.