Читать книгу 50 знаменитых сект - Владислав Карнацевич - Страница 3

Мощное еретическое течение в южной Франции в XII–XIII веках. Берет начало в ереси катаров.

Альбигойцы отличались дуалистическими взглядами на мир и резко негативным отношением к католической церкви.

«Затем в укрепленный город зашел наш граф и, как добрый католик, принялся уговаривать их обратиться в католическую веру. Там было сто сорок еретиков. Был разведен большой костер, и всех их туда побросали. Не было даже необходимости их туда бросать, ибо… они сами туда бросались».

Петр Сернейский

История средних веков неотделима от религии. В Европе церковь более никогда не обладала столь мощным влиянием на политику, экономику и культуру. Любое восстание, движение или война обязательно как-то связаны с религиозными вопросами. Особенно это касается Западной Европы, где главы христианской церкви претендовали на светскую власть над землями, странами и городами, – боролись за влияние на умы всех слоев населения и поступки королей и их советников.

В таких условиях любой пересмотр основных догматов католичества принимал политический оттенок. Сектантство в любом виде и масштабе бросало вызов неограниченной власти Рима. В то время как полчища крестоносцев спешили исполнить волю Папы на Ближнем Востоке, их «коллеги» едва ли не с большим рвением жаждали угодить понтифику на внутренней политической арене – победить еретиков, подавить инакомыслие, заработать благословение Рима на владение завоеванными землями. Крестовые походы предпринимались против христиан-отступников, среди которых, возможно, наиболее известны альбигойцы – жители веселого Лангедока.

* * *

Пересказ истории альбигойцев, их связей с предыдущими еретическими движениями – это краткое изложение всей европейской истории на протяжении восьмисот лет после падения Римской империи[3].

В XI–XII веках в разных частях Западной Европы распространяется множество оппозиционных религиозных движений, во многом схожих в своей идеологии. Идеология эта основывается на дуализме – представлении о двух началах мира – Добре и Зле. Такие идеи часто связывают с манихейством[4]. Дуалистами были павликиане, боровшиеся с властями Византии в VII–VIII веках. Затем подобные мысли будоражили население Балкан. Там возникло богомильство, причинившее немало хлопот официальной церкви. Как правило, еретики, помимо чисто теоретических вопросов, решали и более приземленные задачи. Они боролись со все возрастающим влиянием духовенства, а нередко под религиозным флагом проходили и восстания против местных феодалов и чужеземных захватчиков.

Новые религиозные веяния в Западной Европе, в частности в Италии и Франции, приняли форму катарства. Название это происходит от греческого слова «чистый», «очищенный». Катары тоже верили в двойственность мира, негативно относились к Риму и его представителям на местах, зачастую сами выбирали своих священников. Они не признавали понятия первородного греха, по-своему толковали сущность Христа (считали его сотворенной, а не предвечной сущностью).

Часто движение катаров также облачалось в одежды антифеодального и антикатолического национального движения. Именно в этом ключе и стоит рассматривать одно из самых мощных еретических движений Средневекового Запада – альбигойство. Возникла эта ересь в Южной Франции, в больших и культурных городах Лангедока[5].

Французский юг значительно отличался от севера страны. Это было обусловлено всей историей его освоения, а затем результатами борьбы за него различных политических сил Европы.

Во-первых, именно на эту область варварского мира Римская империя в свое время оказала наибольшее влияние. В городах Прованса и Лангедока античная культура – право, обычаи, язык – распространилась очень широко. В начале нашей эры местные жители были «цивилизованны» не менее, чем коренные римляне. Места эти в эпоху заката империи были захвачены вестготами, которые полностью сохранили царившие там порядки. В то время как варварский север лишь начинал строительство феодальных государств, восстанавливал разрушенные города, сельское хозяйство и систему образования, перенимал основы христианского вероучения, Бордо и Тулуза имели своих епископов, говорили на сложившемся красивом романском наречии, отличались изысканными храмами и другими постройками в античном духе. Здесь же, на юге, были обширные и ухоженные поля, сады и виноградники, в городах действовало традиционное муниципальное управление.

Юг Франции испытал на себе влияние многих народов. Переселенцы прибывали с Ближнего Востока, Италии и Испании. В последней обосновались куда более продвинутые, чем европейцы, арабы, уже ознакомившиеся с греческой философией, имевшие большие достижения в точных науках и светской литературе. Продвижение арабов в Европу было остановлено в битве при Пуатье в 732 г. франкским королем Карлом Мартеллом, однако южане продолжали и после этого испытывать на себе культурное влияние «мавров». Нет ничего удивительного в том, что торговцы и ремесленники этой области терпимо относились к представителям разных национальностей, в том числе к евреям и арабам.

Каролинги[6] покорили юг и впоследствии не раз подтверждали свое сеньориальное право на эти плодородные земли. Однако это право еще не свидетельствовало о всей полноте власти над регионом. Постепенно Лангедок объединился вокруг Тулузы («гордости Европы», «жемчужины Франции», как ее тогда называли), а графы Тулузские постоянно подчеркивали свою независимость от французских королей. Борьба эта то прекращалась, то разгоралась с новой силой.

Своеобразные отношения сложились у местного населения с католической церковью. Став, по сути, первыми христианами среди галлов, южане долгое время сохраняли остатки раннехристианских верований, преданность арианским идеалам (ариане верили в сотворенность Христа), демократическое устройство церкви. Еще в 1150 г. в южнофранцузских городах были зафиксированы выборы епископов городской общиной. Многие священники, в свою очередь, очень дорожили духовной связью со своей паствой и скептически относились к деятельности Рима. Характер же тулузского правления вообще отличался светскостью. Недаром именно на юге Франции появились первые трубадуры, исполнявшие песни совсем не религиозного содержания.

С другой стороны, действовали и традиционные католические учреждения, собиралась десятина, духовенство претендовало на значительные земельные угодья (что вызывало недовольство местных феодалов). А еще следует отметить существовавший повсеместно упадок нравственности среди католического духовенства. Сексуальные извращения среди людей, дававших обет безбрачия, безмерная роскошь, которой окружали себя епископы, жадность и пьянство – эти многочисленные прегрешения священников и монахов отмечали не только их противники, но и авторы, вполне лояльные к католицизму вообще и к Риму в частности. Многие из критиков и борцов за нравственное возрождение и очищение церкви стали видными церковными деятелями эпохи, а впоследствии были причислены к лику святых.

А вот борьба мирян против этих же пороков непременно принимала форму ереси.

* * *

Первые важные упоминания о катарах во Франции относятся к первой половине XI века. На совете, прошедшем в 1022 г. в Орлеане, в присутствии короля Робера Благочестивого 13 катаров были приговорены к сожжению. Десять из них были канониками церкви Сен-Круа (Святого Креста), а еще один – исповедником французской королевы. Примерно в то же время еретики подобного толка, утверждавшие, что они были учениками итальянца по имени Гандальф, появились в Льеже и Аррасе. После их отречения – скорее формального, чем истинного, – они были оставлены в покое и забыты.

Новый взрыв ереси произошел в XII веке во Франции и Бельгии. В 1114 г. несколько еретиков, арестованных в округе Суассон, были захвачены и сожжены какими-то людьми, в то время как их дело разбиралось на Соборе в Бове. В течение всего XII века катары с ошеломляющим постоянством появлялись в различных местах. В 1162 г. Генрих, архиепископ Реймский, во время своего визита во Фландрию обнаружил распространение еретиков в провинции. После того как он отказался принять взятку в 6 сотен марок, которая, как утверждается, была предложена ему в обмен на его благосклонность, еретики воззвали к Папе Александру III, который смилостивился над ними, несмотря на то, что король Людовик VII требовал активных действий.

Ересь особенно широко распространилась в Южной Франции. В 1163 г. на соборе в Туре местные диссиденты, близкие к катарам по вероучению, были впервые названы «альбигойцами» (так как одним из центров их движения был город Альби). Собор постановил, что альбигойцы должны быть арестованы, а их имущество конфисковано.

В 1165 г. в Ломбе состоялся религиозный диспут между сторонниками учения и католическими священниками, окончившийся, традиционно для подобных диспутов, безрезультатно. Вскоре альбигойцы собрались на общий совет в Тулузе, главном центре распространения ереси. Папский легат – кардинал Петр – попытался достичь мирного соглашения, но был осмеян. Третий Латеранский Собор (1179) возродил указ о применении строжайших мер в отношении еретиков и призвал нанести удар по ним.

В движение изначально были вовлечены крестьяне, ремесленники (в первую очередь, местные ткачи) и низшее духовенство. Каждому еретику было что сказать ненавистной католической Церкви. Но этим дело не ограничилось. Аль-бигойство сулило определенную выгоду и феодалам.

В 1194 г. после смерти графа Тулузского Раймона V, сторонника католицизма, власть перешла в руки Раймона VI (1194–1222), который начал оказывать покровительство альбигойцам. Его примеру последовал и ряд других аристократов региона. Католическая церковь быстро теряла влияние в Южной Франции.

* * *

Альбигойцы, так же как и катары, верили в существование двух взаимно противоположных начал – доброго и злого. Первое было создателем духовного, последнее – материального мира. Злое начало – источник всего плохого; все природные явления, от обычных до экстраординарных, вроде землетрясения, так же как и беспорядки морального характера (например война), находятся в его власти.

Злое начало создало человеческое тело и изобрело грех, который происходит от плоти, а не от духа. Ветхий Завет относится, частично или полностью, к этому началу, в то время как Новый Завет – это откровение доброго начала, благосклонного Бога. Последний является творцом человеческих душ, тогда как злое начало заключило их в материальное тело, обманом заставив души покинуть царство света.

Мир, в котором мы живем, – это место наказания, единственный ад для человеческой души. Однако наказание не вечно, и все души, священные по своей природе, будут спасены. Чтобы это избавление свершилось, Бог послал на землю Иисуса Христа, который, хотя и был совершенным, как Святой Дух, все же был сотворенным существом. Спаситель не мог бы вселиться в настоящее человеческое тело, поскольку в таком случае он бы попал под контроль злого начала. Его тело было небесным по своей природе, и им он проник в ухо Марии. Его рождение и его страдания были только кажущимися. Его спасение было не действительным, но всего лишь поучающим, дающим пример.

Чтобы спастись, человек должен стать членом Церкви Христовой (т. е. альбигойцем).

Человек, как утверждали альбигойцы, есть живое противоречие. Посему освобождение души из телесного плена – это истинная цель жизни. Отсюда предписания строгого воздержания. Это и голод, и воздержание от плотской любви, и скромность в быту. Альбигойцы и катары терпимо относились к идее самоубийства.

Брачное соитие, по мнению сектантов, было незаконно, браку предпочиталось сожительство. Приветствовался уход жены от мужа и мужа от жены. Размножение было противно альбигойцам, даже если оно происходило в животном мире. К этому добавлялось воздержание от любой животной пищи, кроме рыбы. (Вера альбигойцев в переселение душ – вот объяснение их вегетарианства.) Требовалась абсолютная лояльность к секте.

Война и смертная казнь порицались. (Каратели время от времени пользовались негативным отношением убежденных катаров к ношению оружия и любому виду убийства: подозреваемого в ереси просили умертвить собаку.)

Впрочем, по всей видимости, все эти суровые моральные законы в точности выполняли лишь так называемые «совершенные», прошедшие обряд рукоположения. Основная же масса верующих были обычными людьми, они женились, ели все что угодно и смело брались за оружие, если речь шла о защите интересов общины. Верующим разрешалось принять необходимое рукоположение прямо перед смертью. (Вполне удобное для обычного человека правило, если он хочет спастись, но не хочет посвятить этому всю жизнь. Для жизнерадостных южан повальное воздержание вряд ли было возможно.)

Еретики, естественно, проклинали католическую церковь, не признавали необходимость десятины, храмов, икон, мощей и т. д.

Катарское богослужение состояло исключительно в чтении Евангелия (на народном языке) и в проповеди; из молитв узаконенной считалась только «Отче наш». Существовал только один главный обряд, возведенный в степень таинства и заменявший крещение, – рукоположение. Сущность его заключалась в том, что священник, а за ним и другие «совершенные» возлагали на кающегося руки и призывали сошествие на него духа-утешителя.

Во главе нескольких общин стоял епископ, при котором состояли три духовных лица: старший сын, младший сын и диакон. Перед смертью епископ посвящал в преемники старшего сына.

* * *

С приходом папы Иннокентия III (1198) обращение и преследование еретиков началось с новой силой. Иннокентий известен своими активными действиями по утверждению папского авторитета в Европе. Он вмешивался в политическую борьбу на Востоке и на Западе; заставил подчиниться своей воле английского короля Иоанна Безземельного, французского – Филиппа II, немецких феодалов, арагонского и болгарского монархов. Иннокентий расширил папские владения в Италии, организовал знаменитый IV Крестовый поход (в ходе которого был разграблен Константинополь). Еретическая область у северных границ Италии никак не вписывалась в общую картину, которую стремился создать усердный наместник Бога на земле.

События 1205–1206 гг. свидетельствовали об определенных успехах Иннокентия на альбигойском и катарском фронтах. Раймон VI, под угрозой военного вмешательства со стороны папы, поклялся изгнать еретиков из своих владений.

Два испанца – Диего, епископ Осмаский, и его соратник Доминик де Гузман (будущий Св. Доминик) – на пути из Рима посетили папских легатов в Монпелье (одном из важнейших оплотов еретиков). По их совету, излишнее внешнее великолепие местного католического клира, так возмущавшее катаров, было упразднено. Религиозные диспуты были возобновлены. Доминик, понимая, какую пользу извлекают его оппоненты из участия женщин, основал в 1206 г. в Пруйе близ Каркассона религиозную женскую общину, чьей задачей стало образование девушек из менее состоятельных благородных семей. Вскоре после этого он положил начало знаменитому доминиканскому ордену. Орден на долгие годы стал идеологическим оплотом католицизма.

Иннокентий III, ввиду обширного распространения ереси, поразившей более 1000 городов и поселений, в 1207 г. призвал короля Франции, как сюзерена[7] графства Тулузского, прибегнуть к силе. Он повторил свою просьбу после получения известий об убийстве своего легата, цистерцианца Пьера де Кастельно, в котором папа обвинил Раймона VI. Многочисленные бароны Северной Франции, Германии и Бельгии присоединились к крестовому походу против еретиков. (Богатство Лангедока сулило воителям отличные трофеи, так что послушание папе в данном случае было просто выгодно.) Военным лидером крестового похода против альбигойцев стал Симон де Монфор, граф Лестерский.

Раймон VI согласился сдаться, примирился с церковью и выступил против своих прежних друзей. Альбигойские крепости Безье и Каркассон были взяты в 1209 г. Говорят, именно при взятии Безье военачальник спросил у папского легата, как отличить еретиков от католиков, на что тот ответил: «Убивайте всех, Господь отберет своих». Это и было «с блеском исполнено» – захватчики убили 20 тысяч горожан.

После собора в Авиньоне (1209) Раймон VI был повторно отлучен от церкви за невыполнение обязательств, наложенных на него при прощении. Он сам был объявлен врагом церкви, а его имущество – конфискованным в пользу того, кто сможет его захватить.

В ходе альбигойских войн Лангедок был опустошен. Кровавые расправы постигли альбигойцев и просто «сочувствующих», крестоносцы не жалели ни женщин, ни стариков, ни детей. Католическое духовенство благословляло завоевателей.

На стороне Раймона выступил его родственник Пьер Арагонский. Войска этого монарха и рыцари Симона де Монфора сошлись в битве при Мюре в 1213 г. Арагонец был сокрушен, а союзники побежденного правителя были настолько ослаблены, что предпочли сдаться.

Симон де Монфор продолжил войну и на соборе в Монпелье (1215) был назначен владельцем всех завоеванных территорий. Но воспользоваться практически плодами своей победы не успел, жестокий каратель погиб при осаде Тулузы в 1218 г.

Вероятно, амбиции Симона де Монфора в какой-то момент стали беспокоить Рим. В связи с этим папа попытался перевести борьбу в более спокойное русло. Раймона и жителей столицы Лангедока милостиво вернули в лоно церкви. Однако папство обложило налогом все дома еретической провинции. Деньги эти должны были взиматься светскими властями и передаваться парижским банкирам для папы. Кроме этой ежегодной дани, Лангедок должен был единовременно внести в ту же кассу тысячи марок.

Но военные действия против еретиков продолжались. В 20-е годы в их ход вмешался французский король. В результате двух успешных походов Тулузское графство было присоединено к владениям Людовика VIII. Это явилось очередным звеном в цепи действий, направленных против феодальной раздробленности Франции.

В 1229 г. собор в Тулузе возложил задание по окончательному искоренению альбигойской ереси на плечи инквизиции, которая вскоре перешла в руки доминиканцев.

Многие катары ушли в горы и продолжали сопротивление там. Окончанием же альбигойских войн можно считать падение в 1244 г. после 10-месячной осады крепости Монтсегюр.

* * *

Альбигойские войны наряду с разрушением (в 1204 г.) Константинополя, зверствами крестоносцев на Ближнем Востоке, пытками инквизиции и казнями Яна Гуса и Джордано Бруно являются теми страницами истории католической церкви, которые, наверное, не прочь были бы вырвать нынешние ее руководители. Сейчас некоторые церковные историки говорят, что с катарской ересью необходимо было бороться – ведь культ безбрачия «мог привести к вымиранию человеческого рода».

Но не слишком ли много отцов и матерей пострадало в этой войне? И только ли вопросы культовой практики лежали в ее основе?