Читать книгу Стать бессмертным - Владислав Кетат - Страница 10

В день прилёта из Куйбышева Евгений Иванович с женой ужинали в ресторане. Делали они так нечасто, обычно по какому-нибудь поводу. В это раз их пригласили друзья-сослуживцы. Евгений Иванович только успел принять холодный, как он привык, душ и переодеться.

В ресторане «Казахстан» было людно. По вечерам здесь всегда бывало полно народу, но в этот раз уж как-то особенно. Евгений Иванович с Татьяной и двое его друзей с жёнами расположились за столиком рядом с небольшой круглой эстрадой. Официальный повод был таков: одного из присутствующих за столом мужчин, Сашу Корнейчука, переводили под Москву, в знаменитый пятидесятый институт, что в Подлипках-Дачных.

Такой поворот судьбы вызывал зависть. Перевестись куда-нибудь в Россию, а, тем более, в Подмосковье, мечтали все. С каждым годом жизни здесь, с каждым отщипнутым кусочком молодости, пыльный Казахстан надоедал всё больше. Всех тянуло к родным широтам, на север, подальше от этой невозможной жары и пыли, поэтому сегодня говорили о чём угодно, только не о предстоящем переводе. Начав с «Рубина», мужчины перешли на беленькую, женщины пили «Варну».

За соседним от них столиком сидела шумноватая компания молодых офицеров с дамами. Тоже три пары. Было им всем лет по двадцать с хвостиком. Среди господ офицеров выделялся крупный (просто огромный) усатый лейтенант с артиллерийскими петлицами. Дама его, напротив, была миниатюрной, с совершенно как у безделушки личиком.

Евгений Иванович сидел ближе всех к этой компании и вынужден был слушать их болтовню. Вёл огромный лейтенант. Анекдоты у него были старые, в большинстве своём довоенные еврейские, переделанные под Петьку с Василь Иванычем. «Вот уж что не меняется с годами, так это анекдоты», – подумал тогда Евгений Иванович.

Огромный лейтенант рассказал очередной, и его друзья загоготали совсем по-детски. За столом Евгения Ивановича тоже заулыбались – анекдот действительно оказался смешной. Соседи угомонились не скоро, вторичные и третичные волны хохота накрывали то одного, то другого, а миниатюрная девушка, пассия гиганта смеялась, кажется, неприлично долго.

Но на самом деле, ей вовсе было не до смеха. Она поперхнулась, да так сильно, что её и без того бледное лицо стало и совершенно белым, как мел. Её огромный кавалер начал наотмашь бить её своей медвежьей лапой по спине, от чего лицо девушки начало синеть.

– Носом! Дыши носом! – заорал Евгений Иванович, схватив идиота за руку. – НОСОМ ДЫШИ!

Он не помнил, как метнулся к их столику, как перехватил лейтенантову ручищу, и оказался рядом, почти вплотную, к ней, к этой куколке, уже синей, с выпученными от ужаса глазами. Оттеснив здоровяка (это было не просто) Евгений Иванович сзади обхватил девушку двумя руками за талию и надавил на диафрагму. После третьей попытки девушка негромко кашлянула и затем сделала неуверенный, прерывистый вдох носом.

В ресторане стало тихо. Оркестр умолк. Люди за ближними столиками, как по команде, все вокруг повернули в их сторону головы, а те, что сидели далеко, привстали и вытянули шеи, с интересом наблюдая за трагедией.

Девушка постепенно приходила в себя – страх отпустил её, и на мокром от слёз личике проступили розовые пятна. Евгений Иванович почему-то подумал, что если бы она была накрашена, то вся красота наверняка бы уже стекала по щекам в три ручья. Девушка осторожно вдохнула ртом и попыталась улыбнуться.

Тут Евгений Иванович чуть сам не поперхнулся. На него смотрела Машенька, такая, как она была в сорок первом, живая и здоровая. Зарёванная, только что спасённая им Машенька Белова…

Он уже хотел что-то ей сказать, но гигант аккуратно отодвинул его в сторону и грозно промычал:

– Спасибо, гражданин, дальше мы сами…

Неделю Евгений Иванович отгонял от себя мысли о ней. Ещё неделю, старался убедить себя, что это глупо, вообще о ней думать. А ещё через неделю, он начал её искать.

Для начала, Евгений Иванович расспросил своих друзей – ракетчиков о вероятно недавно прибывшем огромном молодом лейтенанте, других зацепок у него не было. Легендой служил портсигар (дешёвый, алюминиевый), оставленный кем-то из их компании тем вечером на столике в ресторане.

Опрос ничего не дал. Тогда он начал посещать городские спортивные мероприятия, особенно бокс, борьбу и тяжёлую атлетику, резонно полагая, что человек таких габаритов, как этот лейтенант, просто обязан заниматься каким-нибудь таким видом спорта. Но и это оказалось пустой затеей. Тогда, Евгений Иванович стал по четвергам (это случилось в четверг) наведываться в «Казахстан». Дохлый номер. Весёлой компании во главе с Пантагрюэлем в лейтенантских погонах и след простыл.

Встреча с Лжемашенькой произошла через два с лишним месяца после случая в ресторане, как водится, случайно. Евгений Иванович уже и думать о ней забыл, только иногда ночью, перед тем, как заснуть, её глаза являлись, словно напоминание о чём-то, чего он и сам не мог понять.

Она просто пришла к нему на работу. Не прямо в его кабинет, в соседний к расчётчикам, и, как потом выяснилась, не в первый раз. Он стоял в курилке, когда она прошла мимо.

Вот так вот тривиально и просто. ДАЖЕ СЛИШКОМ. Евгению Ивановичу тогда в голову пришла старая шутка про то, как правильно ловить в пустыне льва: надо установить клетку в произвольном месте этой пустыни и спокойно ждать, когда он сам туда пожалует, если, конечно, предположить, что существует ненулевая вероятность нахождения льва в любой точке пустыни… Вот только на кой чёрт ему сдался этот лев, он тогда ещё не знал.

Она, конечно же, не была похожа на Машеньку. Ничего общего. Это он понял сразу, как только увидел её в том коридоре. Она была другая: молодая – современная – живая… но его влекло к ней, неодолимо, беспощадно, безжалостно, смертельно влекло.

Процесс убалтывания Лжемашеньки длился недолго. Евгению Ивановичу было странно обнаружить в себе такие способности после стольких лет супружества. Всё случилось быстро. ДАЖЕ СЛИШКОМ. Наверно, Лжемашенька не была развратницей и падшей женщиной, просто ей было смертельно скучно.

Сначала Евгению Ивановичу, конечно, показалось, что он сделал что-то ужасное, и должен тотчас, сию же секунду пойти и рассказать обо всём Татьяне. Следующей мыслью было порвать с Лжемашенькой немедленно и ничего Татьяне не говорить. Но, немного поразмыслив, Евгений Иванович остановился на том, чтобы оставить все, как есть и, разумеется, ничего не говорить Татьяне.

Квартира Пурдика идеально подошла для свиданий. Он жил один и просто давал Евгению Ивановичу ключ, а сам часа на два задерживался на работе.

По первости, Евгений Иванович боялся (разница в возрасте то была о-го-го) но, оказалось, напрасно – всё у него получилось на самом высшем уровне, и это раззадорило его ещё больше. Он долго привыкал к новому положению вещей, к совершенно незнакомому для себя статусу. Всё было непривычно до невероятности. В конце концов, он просто заболел ею. Не влюбился, а именно заболел, да так, что сопротивляться было уже бессмысленно. Молодая. Двадцать четыре года. Волшебство, да и только. Это продолжалось целый месяц, а потом Лжемашенька уехала в Ленинград и больше не возвращалась. Татьяна, кажется, ничего не заметила.

Резонов для случившегося было два. Во-первых, (чего там скромничать) Евгений Иванович был привлекателен. На лицо не особенно, но зато он был подтянут и мускулист, как довоенные физкультурники. Так как Евгений Иванович не мог ни бегать, ни прыгать, он сразу после войны занялся городошным спортом. Он бросал биту с обеих рук одинаково и развил себе неплохой плечевой пояс, что придало его сухопарой фигуре классические пропорции. Красиво поседевшие волосы и несколько смуглая кожа (астраханские цыгане по отцовской линии) при соответствующем прикиде, вкупе со всем остальным давали образ советского курортного плейбоя. Женщинам он нравился. Как сказала одна его знакомая физиотерапевт: «Женщинам вообще импонируют мужчины с хорошо развитым мышечным корсетом».

Ну и, во-вторых, наступал критический для мужчин возраст. Приближалась пора козлить, бегать за лолитами, навёрстывать упущенное в браке перед наступлением настоящей старости. Евгений Иванович замечал некоторые похабные изменения в поведении своих коллег ровесников и до поры им удивлялся, пока сам он не оказался в шкуре изменника. Самому же себе Евгений Иванович объяснял произошедшее никак. У него не нашлось мужества копаться в себе, чтобы найти причины, зато следствия он усвоил очень хорошо. Главное, что он для себя тогда уяснил: ничего в этом страшного нет, и, как следовало ожидать, ему сразу же захотелось ещё.

Света из планового, чертёжница Катя, Марина из бухгалтерии. Он никогда бы не подумал, что это так просто. Вроде бы ничего такого не делал, просто шёл и добивался, чего хотел. И почему он раньше этого не делал?

Все они годились Евгению Ивановичу в дочери, поэтому-то и скандал разразился нешуточный. Нет, ни одна из них от него не залетела, просто в какой-то момент Евгений Иванович потерял осмотрительность, и по предприятию пошли слухи.

– Ох уж эти её шлюшьи патлы рыжие! – кричала Татьяна. – Глазёнки косые… это на них ты меня променял? Кобель драный!

Евгений Иванович сидел на своей любимой трёхногой табуретке, прислонившись плечом к холодной зелёной клеёнке, которой сам обклеил кухню в прошлый ремонт. Ему было плохо. Его тошнило. В самом центре туловища, там, где сходились рёбра, то затихала, то снова подкатывала гадкая тупая боль.

Он молча смотрел на Татьяну. Она, растрёпанная, в халате, металась по шестиметровой своей клетке, и говорила, говорила, говорила…

Евгений Иванович не слушал её, он думал о том, как было бы хорошо, если бы вдруг стало тихо вокруг. И боль бы сразу ушла. Он, что было сил, сдавил ладонями уши и закрыл глаза. Послышался гул, который всё нарастал, нарастал и нарастал…

Евгений Иванович верил с судьбу. Сказать точнее, верил он в человеческое предназначение, обусловленное кем-то или чем-то неизвестным, но появляющимся то там, то здесь на его пути и пути любого другого. Ему казалось, что каждый человек рождается, чтобы сыграть какую-то роль, большую или маленькую, главную или второстепенную, со словами или без. Даже его маленький брат Миша, который умер, не прожив и недели, тоже играл какую-то недоступную ни чьему пониманию роль. Своей собственной роли Евгений Иванович не понимал, но на глупые вопросы типа «Почему я?» даже не пытался отвечать.

– Хаоса не существует, существует система, я в этом уверен. И правила игры существуют тоже! – иногда, обычно после неких странных случайных событий, приговаривал его старший товарищ Пурдик.

Вот об этой самой системе Евгений Иванович думал часто, хотя и побаивался её, но знал, что она есть, и есть где-то, куда никто ещё не сунулся, некий командный пункт, существует себе, назло всем и вся, и ведёт рейсфедером кривую жизни Евгения Ивановича (ровно, как и всех остальных) по огромному белому ватману. Он и теперь подумал о нём, и тут что-то на мгновение появилось в черноте перед его закрытыми глазами, но тут же скрылось, ахнуло в бездну.

Когда Евгений Иванович резко оторвал руки от ушей и открыл глаза, Татьяны на кухне не было. Он огляделся вокруг и вдруг понял, что всё вокруг другое, совсем не такое, как было раньше. Всё стало чужим, даже зелёная клеёнка, которую он клеил в прошлый ремонт.

И Татьяна, тоже стала чужой.