Читать книгу День ВМФ - Владислав Март - Страница 3

Корабль я выбрал вовсе не сердцем. Когда нас, одетых как наполеоновские солдаты при отступлении, высадили на вокзале в Балтийске и построили, у меня заболел живот. Не в том смысле, что я стал болен внезапно. А в том, что мне очень захотелось в туалет. Желание это заслонило от меня первые впечатления от городка, дорогу до КПП и встречу нашей группы местным офицером-медиком. Он велел разобраться нам на пары, которые он отведёт на корабли для прохождения службы. Меня пучило и крутило, я не помню момента, когда наши полковники растворились и мы остались один на один с флотом. Я очень обрадовался, что мы вот-вот попадём на корабли и пошёл скорее поскольку терпение моего живота было на пределе. Туалет, камбуз, гальюн, каюта, что там у них, лишь бы скорее. Друзья разобрались по парам и получилось, что мои самые близкие как голубки отошли от меня, я был для всех них третьим, непарным. В другое время я бы начал ехидничать и ёрничать, а может быть и обиделся бы. Отчего это Аркадий и Стас не со мной? Лучшие-то мои друзья. Но урчание и скрюченные ноги торопили меня решать физиологические проблемы, а не социальные. Я схватил за руку Сергея, которого знал слабо, он в одиночестве волочился в хвосте группы и сказал ему, что мы сейчас срочно выбираем самый первый попавшийся корабль и вместе на нём будем. Сергей вздохнул: «Эхе-хе». Путь от КПП, где на нас не обратили ни малейшего внимания до длинной бетонной стенки с кораблями, занял, мне показалось, целый час. Первый мы с Сергеем проворонили, я проворонил, Сергею в туалет не нужно было. Это был большой десантный корабль без имени, только с номером, куда поднялись сокурсники. Второй такой же перехватили у меня Стас и Аркадий, дружки мои сердечные, после того как сопровождавший нас капитан медслужбы сказал, что это польский проект и там всё «сделано по-людски». Завидев третий зад корабля, я перебежал из хвоста отряда студентов в начало, притащил Серёгу и стал активно кивать капитану на все его шуточки-прибауточки. Пару раз я замер чтобы напрячь пресс и перевести дух, пару раз ослаблял ремень, но не отставал. Вдруг до меня, может быть последнего из всех, дошло, что капитан в жёлтой рубашке пьян. Причём как следует, до степени красного носа, от него разит и он шатается. Ничто уже не имело значения кроме обретения туалета для меня, я чётко выразил желание пойти на приближающийся корабль и указал на желающего Серёгу, который в знак согласия кивнул и опустил глаза. Капитан рыгнул и усомнился, что нам надо туда куда я показал. «Это СКР «Неукротимый», там, знаете, другое, я вас хотел по десантным рассадить. Не надо вам туда». Я уверил офицера, что очень даже надо, тем более он рядом, дёрнул Серёгу и ускорил шаг, как мог. Капитан сделал какое-то движение, среднее между пожать плечами и упасть, и повёл нас к серому как асфальт летом борту. Этот корабль был совсем не похож на два предыдущих, был длинным до конца берега и более военным на вид. Около него стояли ряды матросов, играла музыка. «Вечернее построение, – пояснил наш пьяный сопровождающий, – подождём». Какой подождём? Я лопну или тресну через пять минут. Вокруг не было ни зданий, ни кустов, ни надежды. Огромное количество матросов около корабля, которых мы ещё не видели в таком числе, запели и замаршировали. Как они там все помещаются? Делали они свои марши в стиле «туда-сюда», на пятачке вдоль судна просто не было места ходить строем как на картинке. Ноги они поднимали еле-еле и этим я был на них похож. Я заприметил вход или трап, или что там у кораблей и огромные буквы «Неукротимый». Хотел было рассказать Серёге о традиции называть крейсера на русском флоте прилагательными, но жуткая боль и урчание в животе остановили меня. К чёрту все традиции, весь этот порядок вещей, эти гимны и построения. Вместе с ними и всех, кто ушёл на другие корабли и этого пьяного мужичка с золотыми змеями вокруг чаш. Если я прямо сейчас не попаду в цивилизованный туалет, то случится что-то страшное. В шуме шагов матросов, капитан что-то обсуждал с другим, «чёрным» офицером, показывая на нас. Недоумение «чёрного» было столь сильно, что казалось он стал выше на несколько сантиметров за счёт поднятых бровей. Низкорослый капитан медслужбы пошатывался перед ним на полусогнутых, что-то говорил и дышал в лицо. Мимо шли синие матросы, пролетали белые чайки, мимо нас стоял как серый дом корабль. Я зелёный от своих проблем первым увидел полужест-полузов от офицеров и какое-то неясное направление пальцем на борт. Взбежал по трапу, шёл по непрямым железным коридорам за кем-то, делал вид что слушал, оказался в очень приличном кубрике и дождался пока за мной закроют дверь. Через полсекунды вылетел в коридор, чутьё подсказало, куда бежать и ещё через миг я был самым счастливым человеком на этой бронированной коробке с пушками. Настоящий домашний унитаз, все мелочи гигиены и самая что ни есть индивидуальная кабинка подсказали мне, что служба на флоте не так и плоха. Корабль я выбрал не сердцем, но всё будет хорошо. Наверное, я сидел на унитазе полгода, может больше. Какие-то шаги раздавались за дверью, бас что-то спросил. По радио голос приказывал явиться кому-то в какое-то БЧ-3. Я молчал как мышь в опасности. Так же стремительно выскочил, нашёл дверь с номером 6. Внутри на нижней из двух коек сидел Сергей и вздыхал. За крохотным круглым окошком-иллюминатором садилось солнце. Мы были голодными, но решили до утра не показывать своё существование. Серёга рассказал какой большой корабль, что он насчитал не меньше сотни только матросов, а по пути видел медицинский отсек с изолятором. По мере затемнения в нас поселялся неуютный лёгкий мандраж от пребывания в абсолютно незнакомой среде, криках из коридора, наступающей неопределённости, отсутствия связи с сокурсниками и нашими кураторами-вояками. Обследовав кубрик, мы обнаружили, что здесь живёт капитан-лейтенант или два одинаковых капитан-лейтенанта, только такие погоны были на форме в шкафу. Ничто из личных вещей не выдавало, что человек этот имеет интересы помимо флота. К нам также пришло осознание, что наша крепость в чреве корабля, неизвестно на каком его ярусе, временная. Хозяин вернётся и нас переселят куда-то. Мы засыпали под голодные песни желудка и споры могут ли нас перекинуть к матросам, где нам совсем не хотелось оказаться. Сойдёт ли там моя голова за старослужащего? Я храбрился и заявил Серёге, что завтра мы покажем всем настоящих врачей, займём амбулаторию и статус лиц ни при каких условиях не ночующих с матросами. Мы приехали сюда оказывать медицинскую помощь, а не палубу драить. Я петушился и ярился, рисовал перспективы переехать в кубрик не хуже этого, а также пообещал встать и поискать еды в шкафах и ящиках капитана-жильца. Серёга, выслушав всё это, сказал: «Эхе-хе…».

Что наступило раньше, утро, новый прилив голода или стук в дверь? Нет, стука не было, к нам просто ввалился кто-то в форме и скомандовал бежать на подъём флага. Нацепив свои не по размеру сидящие шмотки мы в коридоре попали в поток людей, бегущих в одном направлении. Поток подхватил нас, стукнул пару раз голову и плечо о железные перегородки и вдруг вывел из электрического света серых проулков корабля на солнечный свет утра. Серёге и мне не было места среди хаоса палубы, превращающегося на глазах в порядок. За каждой башней с орудием и каждой серой бронированной будкой формировались шеренги матросов. Мичманы и офицеры менее торопливо ставили себя центральнее. Мы, как два пня, торчали в поле сине-бело-чёрных людей. Старший лейтенант дёрнул нас и втолкнул в строй матросов за какой-то столб или мачту. Строй не принимал нас и выпихивал назад, офицер гаркнул и мы провалились в людей, слились синевой с ними. Я старался не наступить на ноги кому-нибудь и тут же увидел, как сильно отличается наша с Серёгой обувь от всех. Нас можно было вычислить с расстояния именно по ботинкам. Наши домашние примерно чёрные, почти строгие ботинки были как клоунские бутафорские кеды в строю одинаковых низких ботинок цвета антрацита. Я попытался спрятать всё, что смог, лицо, ботинки, стать ниже и худее за первым рядом пацанов с гюйсами. Я до того скукожился, что мне не видно стало ни флага, ни офицеров, ни самой процедуры, ради которой мы пришли. Хотелось только одного, убраться из этой не моей среды назад в кубрик и закрыться там. Происходило движение, говорили слова, но ни это, ни солнце не радовало больше, чем облегчение, когда мы снова нашли свой пятачок с двумя кроватями. Теперь он казался маленьким и неуютным. Мундир капитан-лейтенанта мешал, стул не разворачивался, постели мы помяли конкретно, развалившись в них повторно, периодически наши с Серёгой руки либо ноги касались друг друга. Отдых от стресса длился пятнадцать минут. Всё это время мы смотрели на часы-барометр над дверью. Закрыться изнутри не посмели. Дверь снова резко отворилась и тот же лейтенант, что был наверху, коренастый блондин, позвал нас на завтрак. Мы покорно шли за лейтенантом до расширения серого стального коридора, в котором каждый метр был покрыт десятками заклёпок и болтов, откуда начинались боковые пути, а также лестницы вверх и вниз. Вниз вела особо крутая. Я заглянул в недра и увидел перемещающиеся там затылки матросов, как на муравьиной ферме. Показалось, что их там многие десятки. Подняться снизу по этой лестнице было вполне понятно как, но вот спуститься, я и представить не мог, настолько она была крутой. Задом? Вряд ли здесь так ходят, скорее скольжением на локтях. Или как пожарные по столбу. Столба рядом не находилось. Вторая широкая и не столь крутая лестница вела ввысь. К ней и двигался наш сопровождающий. Какой-то небесный свет и разговоры лились оттуда, сверху. Мы сделали первые шаги по ступеням и Серёга дёрнул меня за рукав: «Пахнет едой». Я было попытался унюхать что-либо, сделал вдох и растопырил ноздри. Но кроме запаха помещения в котором скопилось много мужчин ничего не получил. Я стоял уже на третьей ступени, как неожиданно наш лейтенант-блондин остановился, начал топтаться в нерешительности и повернулся к нам, как будто забыл что-то сказать. Мой лоб был на уровне его живота, мой зад на уровне лба Сергея. Лейтенант как будто посмотрел мне за спину на моего коллегу-студента, потом снова на меня и сказал очень не к месту и неожиданно для нас.

– Мы идём в офицерскую столовую. Но вы выглядите, как… Знаете… Я не могу вас в таком виде привести наверх.

– У нас есть одежда. Гражданская. – вставил я, – быстро переоденемся?

– Рубашки, джинсы, – из-за моего зада сказал Сергей.

– Нет, знаете, такое дело, – лейтенант продолжал, – я не могу вас так привести. Вам придётся питаться в другом месте.

После этого он стал спускаться, запустив нашу обратную дорогу в серую сталь к дыре вниз и коридорам в бок. Мимо проходил человек, похожий на офицера, но форма отличалась. Лейтенант окрикнул: «Миша, возьми студентов в мичманскую столовую, не к матросам же, покажи там им всё!». Миша скривил рот и жестом показал идти за ним. Мы нагибались под трубами и перешагнули пару раз разделяющие отсеки овальные двери. Несколько раз коснулись плечами каких-то элетрощитов, пропуская матросов с поклажей и оказались в самом просторном помещении корабля, что мне удалось увидеть до сих пор. Забегая вперёд, скажу, что это было самое большое и светлое помещение корабля за всю практику. За широко расставленными столами, между которыми можно было бы легко пронести поднос сидели на редкость взрослые, усатые дядьки в форме мичманов. Все были полуодеты, но по-разному. Кто-то сидел в красивом, но расстёгнутом мундире рядом с лежащей на скамье фуражкой. Кто-то был в тельняшке и трусах, другие в спортивных штанах и белых майках. Миша куда-то растворился, шмыгнул назад в поток людей коридора. Он говорил про нас в сторону, в другое помещение, ему отвечали. Человек пять-шесть уже находившихся в столовой подняли на нас глаза, но никакой реакции не выказывали. Между нами встал сзади накачанный парень с морскими татуировками раздетый по пояс. Он держал в руке кастрюлю литров на десять. Мышцы его напряглись. «Вестовой! Неси сюда! И хлеба ещё, – громко сказал дядька с рыжими усами, самый старший по возрасту из тех, кого я встретил с момента приезда, – и этих, студентов, посади». Вестовой, прошёл, показав нам спину с драконами и парусниками, поставил перед мичманами кастрюлю, ушёл за следующей и указал нам подбородком на дальний стол, за которым могло поместится человек восемь. С Серёгой мы сели за пустой стол, что на наших глазах стал превращаться в скатерть-самобранку. Полураздетый качок-официант, вестовой, ставил и ставил перед нами, как и перед дядьками, тарелки и плошки, кастрюли и чайники. Я аккуратно потянулся к хлебу, целому батону, затем смелее налил себе полную тарелку густого супа с кусками мяса величиной пачку сигарет из кастрюли с полведра. Серёга брал кашу, макароны, всюду был смачный соус, салаты и тепло пищи. Нашлась и солонка, и другие атрибуты столовой. Без мытья рук, толком не поздоровавшись и не сказав спасибо, мы навалились и начали питаться как голодные волки. Кушанье больше походило на обед, но это был только завтрак. В полголоса с Сергеем мы решили, что очень удачно пристроились за этим дальним столом, в этой просторной далёкой каюте, без офицеров и матросов и что с голоду мы тут не пропадём. Вестовой ни тогда, ни после на нас не реагировал и не общался. На лице у него было глубочайшее безразличие, почти презрение, но тарелки он приносил в избытке, все его чашки и кастрюли были всегда с верхом, горячи и аппетитны. Сам стол, за которым мы сидели потом весь месяц три раза в день за редким исключением обращал на себя внимание. Прежде всего он был полностью деревянным и большим. Цвет сосны придавал нашему обжорству благородства. По всем его сторонам, длинным и коротким, у стола вниз свисали дощечки-плинтусы с нехитрыми креплениями. Если взять за край любой и поднять вверх, то дощечка фиксировалась выше уровня столешницы и превращала стол в этакое «корыто» с бортами высотой в десять сантиметров. Подняв досточки со всех сторон можно было внутрь хоть воды налить, вода бы осталась на столе. Дыр и сломанных частей не было. Сергей предположил, что это защита от качки. Во время шторма тарелки будут ездить по гладкой поверхности стола повторяя наклон судна, бортики станут удерживать их от падения на пол. Впервые я зауважал эту огромную стальную коробку, в которой мы жили, за продуманность. До этого момента всё вокруг казалось максимально неудобным и целящимся мне в бок или затылок чтобы ударить или оцарапать. Мы завершили свой первый завтрак с полным пузом. Никакую заначку брать не стали. Сразу поверили, что вопрос с питанием разрешён. Выходя я заметил неработающий телевизор и мешки с хлебом. Лица дядек-мичманов подобрели, в коридоре никого не было. От сердца чуть отлегла тревога и Серёга за целый час после завтрака в капитанском кубрике не сказал ни разу своё «Эхе-хе».

Отсутствие поручений, обязанностей, внимания к нам привело к тому, что мы решили заняться внешним видом. Действительно облачение наше по сравнению даже с матросами было измятым, выцветшим и каким-то несимметричным. Гюйс постоянно сползал набок. У меня не хватало пуговиц. У Серёги обнаружилась дыра подмышкой. У неизвестного нам хозяина каюты нашёлся утюг, нитки-иголки. Было желание оторвать у него пуговицу, правда я не нашёл с чего. Вся одежда либо не имела пуговиц, либо они были белыми, либо металлическими с якорем. Мне же требовалась какая-то простая абстрактная простопуговица тёмного цвета. Шить мы не умели, поэтому через час выглядели примерно так, как и до того, однако были довольны и провели час не скучая. Ещё немного времени прошло за разглядыванием в иллюминатор кусочка базы, по которой ходили матросы всегда с какой-то ношей. Не было видно ни одного офицера. Это сильно отличало вид «улицы» базы от городской. В Смоленске и везде, где я был до этого, на улицах встречаешь офицеров, полковников разных, ветеранов с золотыми погонами. В ВУЗе на военной кафедре младшим был майор, выделявшийся этим на фоне десятка подполковников. Я привык видеть офицеров в быту, в трамвае. Здесь же, в самой настоящей армиифлоте, оказывается офицеров не встретишь просто так. Их мало. Они где-то спрятаны или заняты. Всюду сколько глаз мог разглядеть из круглого окошка были матросы. Как и на утреннем построении. Только тёмно-синие робы с длинными рукавами, кусочек тельняшки на груди и чёрные боты. Тонкие белые полоски воротников-гюйсов были единственным украшением. Мы как-то оба с Серёгой умудрились поместить лица в иллюминатор, до того было интересно что там на воле и не заметили нового гостя в каюте. На пороге стоял Валера. Он сам так велел себя называть. Валеру видеть мы обрадовались, поскольку по его петличкам узнали в нём офицера-медика. Выглядел он на год старше нас и не делал проблемы из того, что мы студенты в секондхэндовских матросских робах, а он старший лейтенант, начальник медслужбы данного корабля. Валера нам всё объяснил очень доступно, отчего мы с одной стороны обалдели, с другой зауважали его.

– Я, значит, Валера, у меня много дел, плюс ещё флагманский врач нагрузил, потом жена у меня в Калининграде, тяжело мотаться, и я документы в ординатуру подаю, не хочу тут пропадать. Сейчас самый месяц сложный, понимаете. В общем, вы будете за меня дежурить по базе, я скажу, когда. Пойдёмте в амбулаторию, всё покажу.