Читать книгу Линия жизни - Владислав Михайлович Погадаев - Страница 2

Лесоучасток работал в три смены – страна нуждалась в стройматериалах, ведь война закончилась совсем недавно, и нужно было восстанавливать разрушенное хозяйство.

Заработки рабочих были не слишком высоки. Более-менее высокооплачиваемыми считались лесорубы– вальщики леса, также те, кто этот лес трелевал, и кто вывозил с делянок – водители лесовозов.

Лес с делянок возили на так называемых газгенах – машинах, оборудованных газогенераторными установками. В один из бункеров установки засыпали дрова – мелкие чурочки или отходы деревообработки – там они перегорали; назначение второго, за малостью лет, я не понимал. Водитель делал рейс на делянку, возвращался, снова забивал бункер этими дровами, брал с собой в рейс ещё пару мешков, набитых чурками – это был его бензин.

Имелся в гараже непонятно как оказавшийся там студебеккер, но его использовали только по особо важным случаям.

Трелевали лес сначала на лошадях, затем на лесоучасток стали поступать в небольшом количестве трелёвочные и обычные трактора. Восторгу наших работяг, да и нашему, малышни, не было предела!

Зимой, когда замерзали дороги, занимались, в основном, вывозкой и разделкой древесины. В тёплое время года валка леса значительно увеличивалась, но, несмотря на это, многие работники всеми правдами и неправдами старались в сентябре уходить в отпуска. А причина была у всех одна – Платина окружена множеством кедровников: старый Батман, который находится всего в трёх километрах от посёлка по обеим сторонам железной дороги, Тагильское болото, Черновское. Неплох Токмыш в семи километрах от Платины, но особенно хорош был Ольчик, молодой кедровник, который тянулся до самого Красноуральска. Правда, ходить туда за кедровыми шишками категорически запрещалось, так как в районе станции Карелино размещался полигон, где отрабатывали зенитные орудия. Стреляли по мишеням– муляжам, которые тащились «на прицепах» за самолётами, а всё, что оставалось от разрывов зенитных снарядов, сыпалось как раз на этот кедровник. Но кто же остановит наших людей, если в кедровнике полно шишек, а шишки – это о-о-очень приличные деньги, иногда даже целая годовая зарплата! Многие семьи возами везли их домой, а затем и на продажу, а до этого по целому месяцу жили в лесу, занимаясь исключительно заготовкой орехов и ягод.

Нам, детям, ходить в эти места запрещалось, да и расстояние до хороших кедровников было приличным, за исключением старого Батмана. (Откуда только на Урале взялось это «балетное» название?) На нашу долю оставались одиночные кедры, которые часто росли на покосах, особенно в направлении колхоза «Новая Тура». Вот с этих-то кедров, а также с Батмана началось моё знакомство с добычей кедровых шишек.

Как-то раз в августе мы играли во дворе, и кто-то из ребят проговорился, что его отец притащил шишки – именно с Батмана. Реакция на сообщение была вполне здоровой: компания проголосовала «за». Вот только как на эти кедры взобраться? Решение созрело мгновенно: нужно взять с собой молоток и большие гвозди. Гвозди будем вбивать в ствол – так доберёмся до толстых веток, а там уже совсем просто! И вот мы, человек пять, дружно устремились по железной дороге на Батман. Шли очень весело: с шуткам и смехом. Уже совсем было подошли к кедровнику, как вдруг с левой стороны дороги выскакивают несколько человек с мешками. Глаза выпучены! Среди них – мой отец. Всё! На этом наше путешествие закончилось.

Оказывается, произошло вот что: по пути с работы, прихватив с собой когти, мужики тоже отправились промышлять на это болото. Обили уже несколько кедров, как вдруг тот из них, кто лазил на деревья и сбивал шишки, увидел на одном из кедров медведя, который тоже занимался шишкованием. И мишку, и этого любителя-верхолаза моментом смело на землю. Медведь, напуганный криками, кинулся в одну сторону, а мужики, похватав свои мешки с шишками, в другую – к железной дороге. А тут и мы нарисовались. Стоит ли говорить, что всё опять закончилось ремнём.

Тем не менее, через несколько дней отец принёс мне небольшие когти, которые заказал в нашей кузнице. Он ведь знал, что я всё равно буду заниматься этим промыслом, поэтому решил сам «натаскать» меня.

Первое испытание моих когтей, да и меня самого, прошло на Тагильском болоте. Кедровник этот очень старый, кедры толстые, но я справился с делом успешно: отец тащил домой полный мешок, да и мой сидор за плечами был полон. Обратную дорогу он предложил прокладывать мне – я и тут удачно справился. Да это и неудивительно: часто после работы мы брали корзины и вместе летели за грибами, благо в лесах вокруг Платины их было полно. Поэтому я очень быстро научился ориентироваться в тайге и не блудил. Это умение осталось со мной на всю жизнь, правда, будучи уже в зрелом возрасте, я как-то дважды за один и тот же год плутал на Севере, но об этом – позже.

* * *

В этом же году отец разрешил мне уйти за орехами с ночевой, в компании троих взрослых. Уже под осень. Не помню, что это за место, но кедровник там был замечательный: как старые, толстые кедры, так и молодняк. Шишка уже «шла на колот», значит происходило это где-то после двадцатого августа..

Дни стояли прекрасные, солнечные, а ночи – довольно прохладные. Мы поставили свой стан только тогда, когда нашли нетронутый абсолютно никем участок. Мне достались толстые кедры. При помощи когтей я взбирался на деревья и сбивал шишки с веток – задача довольно непростая. Мужики же обколачивали молодой кедровник – так я впервые познакомился с технологией колота. Что такое «колот»? Это такой способ добычи кедровых шишек, когда два человека бьют вдоль по стволу кедра бревном-«колотом», и шишки от удара осыпаются на землю. Впрочем, в разных местах Урала и Сибири конструкции «колота» разные, но принцип – один и тот же. Работа не для слабосильных, тем более что в августе шишки держатся ещё достаточно крепко. Тем не менее, к вечеру, когда начало смеркаться, у кострища была навалена уже целая гора шишек.

Мне поручили заняться костром и помочь в приготовлении ужина: тушёнки с картошкой и белыми грибами, которых обычно много в это время года.

Пока мы с одним компаньоном хозяйничали у костра, двое других делали мельницу для переработки шишек, потому что тащить их, нешелушёные, на себе в такую даль – пуп сорвёшь. Так я узнал, как без единого гвоздя, при помощи шпагата, в течение максимум полутора часов делается из тонких еловых стволов мельница – шишкодробилка: она напоминает стол, собранный из жердей, с бортиками из тех же жердей по краям. Получается такое плоское щелястое корыто на ножках. Ножки «стола» забиваются в землю.

К тому времени, как мужики наладили мельницу, поспел ужин. После ужина начали перерабатывать шишку. Делалось это так: в «корыто» высыпали примерно полмешка шишек, под «корыто» подстилали брезент; два человека стояли по сторонам и берёзовыми вальками разбивали шишки, а ещё двое «садились на сита» – раздробленные шишки просеивать. Сит, которые мы принесли с собой, было два: сначала просеивали через крупное, затем через мелкое. В результате на сите оставался чистый неповреждённый орех. Когда часа в два ночи, уже при свете костра, процесс был завершён, все упали спать.

Если учесть, что из дому мы вышли примерно в шесть утра, часа два с половиной топали до кедровника, а потом с редкими перерывами на отдых работали до двух часов ночи, получится, что вкалывали мы, с перерывом на ужин, двадцать часов! Так я впервые узнал, что значит добывать кедровый орех, и это знание потом очень пригодилось мне в жизни.

Утром, позавтракав остатками вчерашнего ужина, разложили добычу по мешкам и двинули в обратный путь. Чертовски уставший, еле-еле волоча ноги, я нёс сидор, в котором впервые лежали не шишки, а орехи, и не просто орехи, но и бесценный опыт по их добыче, а также доказательство того, что отныне меня можно брать на промысел! Особенно туда, где кедрач смешанный: молодой и старый. Ведь на старых кедрах и шишка крупнее, и больше её, вот только обколачивать их довольно сложно, куда проще запустить верхолаза, да ещё такого, который, как я, не боится высоты!

* * *

Так произошло моё крещение кедровниками. Через год буквально я знал практически все кедровники в радиусе десяти километров от посёлка и во всех побывал. Особенная привязанность была у меня к Токмышу, который находится километрах в семи от Платины. С левой стороны от него – Яранкин бор. Но бор – это одно название, к тому времени он был практически весь вырублен.

С Токмышем меня познакомил отец: я лазал по кедрам и сбивал шишки, он внизу их собирал. Когда я оказывался наверху, то находил где-нибудь на расстоянии богатый кедр, кричал сверху отцу и бросал в нужном направлении шишку, а отец запоминал. Затем это же повторялось уже на другом дереве. Набив полные мешки, мы двинули домой. Вёл, естественно, отец, но вдруг почему-то потерял направление. Может, потому, что кедры мы обивали бессистемно, по моим «указаниям сверху». Я, почувствовав неладное, пытался его переориентировать, но это было бесполезно. Наконец, убедившись, что мы идём не туда, отец доверился мне и подчинился, а когда я вывел его на ту везиру (просеку), по которой мы заходили в лес, понял, что может спокойно отпускать меня в тайгу одного – и был прав. После этого случая я стал совершенно самостоятельным таёжником: заходя в лес, сколько бы ни кружил, спиной чувствовал, куда надо будет выходить.

Позже вместе со мной в лес стал ходить Славка Латышев, отец которого приятельствовал с моим. Славка был на год моложе меня, но это не мешало ему стойко переносить нагрузки. Правда, он не лазал на кедры, а только собирал шишки, но уставали здорово оба. Шишки, которые мы начинали сбивать в начале августа, были в это время года ещё очень тяжёлыми из-за находившейся в них живицы и дозревали на сеновале. Уже под осень бабушка их шелушила.

Орехи, а также собранные бабулей ягоды: бруснику, чернику, мы с нею везли в Свердловск на базар, продавали, а на вырученные деньги покупали мне шевиотовый костюм (школьной формы у нас тогда ещё не было, её ввели позднее), телогрейку, кирзовые сапоги, и в этом я отправлялся в школу.

* * *

Жаль только, что хорошие урожаи кедровых шишек, как и Олимпийские игры, бывают раз в четыре года. Нет, кедровники плодоносят в том или другом месте каждый год, но вот обилие урожая случается именно с такой периодичностью.

В тот год, о котором я рассказываю, урожая не было. Мы со Славкой, как обычно в конце июля, обошли ближайшие кедровники – большинство кедров стояли «голыми», а с тех, где хоть что-то было, мы знали, нам не достанется ничего: унесут кедровка или белка. Совершенно случайно оказались на переезде через железную дорогу, что находится в километре от Платины. Здесь рос одинокий кедр, какие часто можно встретить на покосах. В прошлые годы он не плодоносил, а в этом мы увидели достаточно большое количество шишек. Лазать на такие кедры несложно, так как их толстые ветки расположены недалеко от земли, в отличие от кедровника, где при недостатке солнечного света нижние ветви быстро отмирают, и потому взбираться на дерево без когтей очень трудно.

Решили, что шишку нужно забрать, хоть она и не очень спелая. Такие шишки можно сварить и, когда живица выварится, вышелушить орехи.

Я залез на кедр и начал, раскачивая ветки ногами, сбивать с них шишки. Так добрался до самой вершины. С одной из веток шишки никак не падали: не поспевшие, они ещё держались крепко. Тогда я, чтобы раскачать эту ветку ещё сильнее, стал отходить по ней от ствола, держась за другую, верхнюю, и продолжая раскачиваться. Раньше я проделывал такое достаточно часто и всегда удачно, но в этот раз не повезло: обе ветки обломились, меня каким-то образом развернуло, и я полетел головой вниз. Мелькнула мысль: если сейчас ударюсь головой – всё, конец. Как кошка, я в полёте успел вывернуться, перекинуть ноги и тут же встретился с землёй. Удар приняла спина, больше всего правая сторона. Сознания не потерял, но дышать мог только мелкими вдохами. Если пытался вдохнуть глубже, нестерпимая боль пронзала всё тело.

Пролежал не менее получаса, рядом был верный Славка. Потом стали потихоньку добираться домой. Славка изо всех сил помогал мне, почти тащил на себе.

Конец лета был испорчен.

В сентябре, с началом учебного года, а учился я тогда уже в Верхотурье, так как у нас на лесоучастке была только начальная школа, прошёл рентгеновское обследование, но ничего серьёзного обнаружено не было. Физкультурой мне после этого падения года два заниматься было трудно: при больших нагрузках и глубоком дыхании появлялись боли с правой стороны груди. Со временем всё прошло.

Про добычу кедровых орехов, кедровники и приключения в них я могу рассказывать до бесконечности, но я снова забежал вперёд, и пора вернуться к школе и другим событиям моей жизни на Платине. И одно из главных – то, что после плача по ночам, как утверждали вятские ребята, моя новая мама начала вдруг округляться, как бы толстеть, а в ноябре пятьдесят пятого года у меня появился брат. Назвали, не мудрствуя лукаво, Валерой. И начались беспокойные ночи: уж больно шибко он ревел!

А я пока заканчиваю начальную школу– четырёхлетку на Платине. Перспектива – станция Верхотурье, где в Привокзальном посёлке открылась школа-десятилетка №46. Вот туда бабуля и решила устроить меня с пятого класса.