Читать книгу Лепестки розы - Владислав Николаевич Дебрский - Страница 6

«Купил?» – неожиданно раздалось за спиной Александра. Александр вздрогнул и повернулся к окну. В окне он увидел дядю Колю, который добродушно улыбался. Какое знакомое лицо. Где же он видел его раньше?

– Ну, дед, – вырвалось у Александра, и с плохо скрываемым раздражением он ответил: – Купил. И не одну. И не у Ноннки. Всё?

– Ладно, зайду по-соседски, уговорил, – и старик необычайно быстро возник в кресле, рядом с диваном, слева от Александра. Стало ясно, что в этом доме дядя Коля чувствует себя, как в своём собственном. Он повернулся к Александру и участливо спросил:

– А ты чего, вроде, как злой?

– С чего вы взяли, что я злой? – с расстановкой, как можно спокойнее, спросил Александр.

– Вижу.

– А, вот как, – нервно продолжил Александр, неприятную ему, беседу. – Да вы у нас дедушка просто рентген.

– Точно, рентген, – согласился дед. – Я же не просто так в медицине тружусь с тринадцати годков.

– Со скольких? – криво усмехнувшись, решил уточнить Александр.

– Ты ещё и глухой, – сочувственно диагностировал дядя Коля и заговорил громче: – С пятнадцати. С пятнадцати годов, между прочим. Вот так.

Конечно, сначала дядя Коля хотел сказать, как всё было на самом деле, что и лет ему было шестнадцать, и занимался он не совсем медициною. Но у него просто как-то само собой это вылетело, без подготовки, непроизвольно. Ну, не назад же забирать. Ладно уж, не будем уподобляться Александру и придираться к старику, как сказал, так и сказал.

– А-а, – протянул Александр, – припоминаю. Читал даже статью о вас в «Медицинском вестнике». «Юный эскулап» называлась. Как уж там писали? Погодите, сейчас вспомню. «Маленький мальчик дядя Коля видит насквозь и сводит бородавки с правой стороны на левую, и обратно».

– Опять злишься, – почти дружески заметил дядя Коля. – А зачем?

– А вы, зачем мне тут сочиняете: «с пятнадцати годков в медицине», – ответил Александр. – Ну, как подопытный, разве что.

– Сам ты подопытный, – нахмурился дядя Коля. Как и большинство людей, дядю Колю всегда до глубины души возмущало, когда ему не верили, причём именно в те моменты, когда он врал.

Из кухни вышли Ольга и Евгений. Ольга несла поднос с закусками на тарелках, а Евгений держал в руках бутылку водки и графин с соком или компотом. Ольга заметила вспышку негодования старика.

– Чего случилось, дядя Коль? – спросила она, расставляя тарелки на столе.

Дядя Коля только громко сопел и ерошил остатки волос на давно начавшей лысеть голове, как будто, только что он был свидетелем какого-то чудовищного события. Объяснил Ольге эту картину Александр:

– Это он обиделся, что я засомневался, что он с пятнадцати годков в медицине, как он выразился.

Ольга поджала губки, чтобы сдержать улыбку, и подтвердила:

– Да, дядя Коля с 45-го года в госпитале служил, вместе с дедушкой.

Дядя Коля перестал сопеть, выпрямился и победоносно, даже несколько высокомерно, взглянул на Александра.

– Да ты у нас герой, дед. Двигайся к столу, – пригласил его Евгений.

– Ну, скажешь тоже «герой», – дядя Коля сел на диван слева от Александра, – а вот Олюшкин дед, – показал он на портрет, – Дмитрий Алексеевич, вот он был настоящий герой. Сколько он людей спас, сколько на ноги поставил. – Дядя Коля посмотрел на своего поверженного обидчика. – Понял ли?

– Ну, извините, – пробурчал Александр.

– «Извините». Слыхали? – ликовал дядя Коля. – Теперь извиняется.

– Дядя Коль, – только и сказала Ольга, но старик сразу же прекратил важничать и заговорил спокойно:

– Да я, дочка, ничего. Не обижаюсь.

– Мы, может, выпьем, за знакомство? – предложил Евгений.

– Давай, – в один голос отозвались Александр и дядя Коля.

– Оль, ты с нами? – спросил Евгений.

– Нет, я дождусь гостей, – сказала Ольга и прошла на кухню.

Евгений наполнил три рюмки и провозгласил:

– За наше судьбоносное знакомство.

Почему Евгений решил, что оно судьбоносное, он не объяснил. Может, просто так сказал, для оборота речи. За ним водилось такое. Они выпили. Дядя Коля взглянул на Евгения, потом на Александра, потом на портрет деда на стене, и опять на Евгения.

– А что ещё за гости, Женька? – поинтересовался старик.

– Да крыса тут одна из Москвы должна появиться, – сообщил Евгений.

– Кто? – дядя Коля округлил глаза.

– Баба одна, – пояснил Евгений.

– Его, что ли? – кивнул дядя Коля в сторону Александра. Взгляд у него был довольно насмешливый.

– Нет, почему его? – не понял Евгений.

– Ну, ты же сказал – «крыса», – дядя Коля торжествовал.

Александр снисходительно фыркнул, показывая, что дяди Колина шутка, хотя и является для него, всего лишь, образцом примитивного юмора, но для старого человека сойдёт.

– Дядя же ты Коля, – произнёс Евгений с интонацией, с которой любящие родители журят своего, слегка провинившегося отпрыска.

Ну всё, не буду, не буду, – пообещал старый озорник.

– Ты нам расскажи лучше, как ты в пятнадцать лет на службу попал, – предложил Евгений.

– Это вот, – показал на портрет дядя Коля, – Дмитрию Алексеевичу спасибо.

Воспроизводить рассказ дяди Коли я уж не буду. Историю его знакомства с Дмитрием Алексеевичем вы уже знаете. Скажу только, что те события, в своём рассказе, дядя Коля слегка украсил небольшими творческими дополнениями. Например, что вёл его, в тот день (день знакомства) на Курском вокзале, не один милиционер, а сразу трое бойцов СМЕРШа, вооружённых до зубов.

– Это самый дорогой для меня человек, – признался дядя Коля друзьям. – Надо бы, Женька, его помянуть. А то сейчас, чую, моя Анхен притопчется. А у неё же ничего святого. Одно слово – немчура.

– Конечно, помянем, – согласился Евгений и потянулся разливать. – А почему немчура?

Дядя Коля рассказал и о том, как они, с Дмитрием Алексеевичем, в один день взяли себе в жёны сестёр Фогель, которые просто с ума сходили по ним. Рассказал, как он за три месяца воздвиг эти два дома, первые на этой улице. И много, чего ещё, мог бы, он рассказать, но в комнату вошла тётя Аня.

– Ну вот, – стушевался старик, но тут же приосанился. – Ну, вот, знакомьтесь ребятки, Анна Паулевна – жена моя вечная. Проходи, садись.

Но всем присутствующим сразу стало ясно, что никакие приглашения, тёте Ане, не требовались. И чувствует она себя в этом доме повыше рангом, чем дядя Коля. Она обошла комнату, заглянула на кухню, подошла к столу, осмотрела приборы и посуду и села на стул во главе стола, напротив Евгения. Дядя Коля и Александр сидели на диване. Александр ближе к тёте Ане, дядя Коля – к Евгению.

– Это Женька, это Санька, – представил друзей дядя Коля. – Пообщайся с молодёжью. Может голова твоя прояснится, хоть чуток.

– А ты, что же? Наговорился уже? – удивилась тётя Аня. – Не поверю.

– Ты Анюта, очень правильно к нему подсела, – кивнул дядя Коля на Александра, – он, кажется, такая же язва, как и ты.

– Ты, Николай, береги печень, – посоветовала невозмутимая тётя Аня. – Что-нибудь одно делай – или водку пей, или злобствуй.

– Ты посмотри на неё, Женька, – дядя Коля решил привлечь Евгения в качестве секунданта, в его словесной дуэли с тётей Аней. – До десяти лет по-русски не говорила. И не поверишь. А теперь, ишь ты, выучилась.

– Как не выучишь, когда рядом такой балаболт живёт, – раскрыла секрет своего лингвистического успеха тётя Аня.

Евгений решил не ждать разгорания этой семейной перебранки. Он взял свободную рюмку, налил её и поставил перед тётей Аней. Глядя на эти манипуляции, дядю Колю хватил, то ли приступ астмы, то ли беззвучного смеха, сквозь который он еле сумел задать Евгению свой вопрос:

– Женька… ты чего… ей?! … Водки?! … Ты зачем ей водки налил? – Но взглянув на серьёзные лица тёти Ани и Александра, успокоился и повернулся к Евгению. – Ей нельзя, что ты. Она, вот на свадьбе, например, всего-то рюмочку пригубила, так у неё до сих пор голова гудит. А что, не слышишь разве?

– Да? А что за свадьба, кого обженили? – заинтересовался Евгений.

– Так я тебе про нашу свадьбу говорю. Мы женились, в 52-м.

Евгений отодвинул от тёти Ани налитую рюмку и сочувственно вздохнул. Потом он взглянул на непроницаемое лицо тёти Ани и с надеждой спросил:

– Может, тогда шампанского, тётя Ань?

– Да оставь ты её, – посоветовал дядя Коля.

– Анна Павловна, может, пива? – неожиданно поинтересовался Александр.

Тётя Аня удивлённо вскинула брови, повернулась к Александру и, как-то, я бы даже сказал, игриво, для неё, согласилась:

– Выпью.

– Евгений, принеси из холодильника, – попросил Александр.

– И бокал высокий, в буфете стоит, – добавила тётя Аня.

Евгений поднялся со стула и развернулся в сторону кухни, но его остановил строгий голос дяди Коли:

– Сиди, Женька! А у нас что, немцы победили? Ты только погляди на них, Женька. Расселись, раскомандовались оба, как фон-бароны какие, – но прочитав по глазам супруги, что в таком случае, скорее всего, придётся идти ему, громко крикнул: – Олюшка! Принеси моей пива! …Пиво-то она у меня любит, – признался дядя Коля Евгению, – бутылку может выпить одну… одна.

– Это сильно! – восхитился Евгений.

– И не говори, – подтвердил старик.

Я думаю, мне предоставляется удачный момент, чтобы сказать вам несколько слов о тёте Ане. То, что мне самому удалось узнать. Как она, поволжская немка, оказалась во Владимире.

Тётя Аня родилась в Марксштадте (бывший Екатериненштадт) в 1931году, в семье Пауля и Элизы Фогелей. Она была младшей из детей. Сестра Мария была старше её на семь лет, брат Александр на пять. Предки Фогелей жили в этом городе с начала его основания в конце 18-го века. Ну, как они жили? Наверное, как немцы они жили. Всё в городе – от вывесок до кличек дворовых собак – всё было немецким. Но свою жизнь в Марксштадте тётя Аня помнила плохо. Её детство закончилось в сентябре 1941года. По распоряжению Сталина немцы Поволжья выселялись в районы Северного Казахстана и Сибири.

В день, когда было объявлено о высылке, у Фогелей в гостях были сестра Элизы и её муж. Они заехали на денёк, повидаться, следуя из Москвы в Куйбышев, куда эвакуировали ведомство, в котором они служили. Сестра депортации не подлежала, по документам у неё была русская фамилия. Муж сестры был русским. Он предложил Фогелям взять младшую Анну с собой и вывезти её из города, как свою дочь. Конечно, для родителей Анны, несмотря на тяжесть предстоящего расставания с общей любимицей, это предложение казалось спасением Анны. Но маленькая Анна показала свой характер. Она заявила, что будет только с семьёй, что бы их ни ждало. Ни уговоры матери, ни строгий тон отца, не смогли её переубедить. Спокойно выслушав родителей, Анна ещё раз высказала своё решение остаться с семьёй. Плакали все, кроме маленькой Ани.

В Саратове эшелон, в который их загрузили, чтобы отправить в Сибирь, перехватил какой-то представитель Наркомата лесной промышленности, с особыми полномочиями, и поезд ушёл в Пермский край. В Перми (в то время Молотов), из вагонов их пересадили на открытые платформы, на которых возили лес, и отправили дальше на север. Поезд остановился в глухом безымянном железнодорожном тупике, вокруг которого на десятки километров не было ни одного населённого пункта. Встретивший переселенцев, начальник лесхоза назначил, из числа прибывших, актив и объяснил задачу. Им предстояло заготавливать лес и раз в месяц отправлять его на Большую землю. Из строений, на том месте, был только, наспех сколоченный, сарай для хранения инструмента и провианта, да барак с двумя буржуйками. Через два года, как там появились немцы, в лесу вырос уже целый посёлок с школой, фермой, администрацией и, даже клубом. Начальник лесхоза, который по всем показателям стал передовым, просто души не чаял в своих подчинённых и по мере сил старался доставать всё, запрашиваемое активом переселенцев. Даже в областной администрации с его мнением стали считаться.

Закончилась война. К тому времени Фогелей осталось трое: отец и две дочери. Элиза и Александр умерли в первый год ссылки. В 1945году Паулю Фогелю представился случай обрести свободу. В Пермь пришло трофейное оборудование для переработки целлюлозы. Авторитет Пауля Фогеля, как талантливого инженера и механика, был очень высок, и все взоры начальства устремились в его сторону. К тому же, вся документация на оборудование была на немецком языке. Тогда Пауль Фогель выдвинул своё условие, что после наладки им оборудования и выпуска первой продукции, он с дочерьми получает документы на право выезда в любую точку Советского Союза. Этим заявлением он заставил понервничать своё начальство. Перебрав все возможные варианты, руководство согласилось только на выезд дочерей, но сразу же, ещё до начала всех работ. Марию и Анну отец отправил во Владимир с письмом для своего дяди, который обосновался во Владимире ещё до Октябрьской революции. Дядя, к слову сказать, тоже был урождённый Фогель, но после начала Первой мировой войны, полицмейстер, семью которого он лечил, записал его в документах, как Фокина Михаила Ивановича. Так, на всякий случай.

Приехав во Владимир, сёстры разыскали старика, вручили ему письмо и рассказали все свои злоключения. Тётя Катя, жена Михаила Ивановича, русская, стала для сестёр второй матерью. Их сыновья погибли на фронте. Обычно спокойная и, даже, можно сказать, безразличная к течению своей жизни, с появлением в их доме Марии и Анны, тётя Катя обрела новый смысл жизни. Но стать наседкой для сестёр, Михаил Иванович своей жене не давал. Уже на третий день, как они приехали, он стал водить их с собой в госпиталь, для помощи раненым, а по вечерам учил их русскому языку, а сам, с их помощью, повторял немецкий, который основательно позабыл.

Как вы уже догадались, тётя Аня и дядя Коля познакомились в госпитале. Вернее, было так. Старшая сестра Мария влюбилась без памяти в Дмитрия Алексеевича. Это было очевидно всем, кроме, почему-то самого Дмитрия Алексеевича и их опекуна Михаила Ивановича, постоянно занятых делами госпиталя. Это было очевидно даже Коле Тихонову, но он не мог поверить, что Дмитрия Алексеевича может заинтересовать какая-то немчура. Раскрыла глаза Дмитрию Алексеевичу тётя Катя, которой Мария доверила свой секрет. Тётя Катя сумела найти нужные слова, чтобы Дмитрий Алексеевич обратил внимание на влюблённую девушку. А чуть позже, и Николай, и младшая Анна заинтересовались друг другом. Он ей понравился, тем, что своей энергией и увлечением всем новым, напоминал ей старшего брата. А она сразила его наповал, когда объяснила ему устройство и принцип работы двигателя внутреннего сгорания и разницу между переменным и постоянным током. Прошло ещё несколько лет, и вот, с письменного благословления Пауля Фогеля, Новый 1952год, встретили две новые семейные пары: Дмитрий и Мария Амосовы, Николай и Анна Тихоновы. Вместе пошли под венец, вместе построили дома, вместе работали, вместе проводили вечера и редкие выходные, но судьбы двух сестёр похожими не стали. Об этом я постараюсь рассказать позже.