Читать книгу ПоэZия русского лета - Владислав Русанов - Страница 6

Егор Воронов

Оглавление

De la paix

На паперти неба безрукие с хлебом,

ругаясь молитвой

почти позабытой,

хоронят голубку в ковчеге-скорлупке.


А та, вырываясь

сквозь ярость и жалость,

сияет,

мерцает

и ярко пылает

огнями проспекта

и боекомплекта,

раздевшего город

в период разборок.

С осколками лета, наколками века,

уехав из дома

на грани излома

без цвета,

без вкуса

в пространство искусства,

мы просим от неба ещё корку хлеба.

Но солнце, нас зная, скупых попрошаек,

кивает

за чаем

и вновь угощает

объятьем прощенья, суля возвращенье

в пустые пироги, плывущие к Богу.


Вот только голубку, убитую в шутку,

мне жалко до страха,

она под рубахой

жила у меня…


Чернословие

Край у ночи отколот,

жмётся к рёбрам печаль,

словно горячий осколок,

поцеловавший февраль.


Сердце косноязычно,

бьётся без падежа.

Между и после кавычек

тлеет в пробелах душа.


Шаг размолот углами

от окна до земли.

Нужно держаться у края,

режущего изнутри.


Нужно в себя вчитаться

до переплёта тоски.

Выдохнуть болью абзаца

и заново…

с красной строки.


«Para bellum…»

Para bellum,

мой город,

всегда para bellum,

и отныне, и присно,

и во веки

торгов.


Нет, не быть

ни живущим с тобой,

ни тебе

полноценным

в это время

бессрочно

немых жерновов.


Вот он —

мир в тишине,

прохудившийся смертью,

разграниченный ночью

сквозь входящий пунктир.


Вот он —

мир без огня,

в безответном корсете,

сжавший крылья,

чтобы лучше смотрелся мундир.


Хочешь мира,

мой город?

Тогда – para bellum.

Этот мир

от тебя

не оставит

костей.


А пока что ты спи,

безнадёжно блаженный

город, ждущий спасенья

среди ртутных камней.


Я верю!

Я верю в сталь,

текущую по венам,

в протяжный стон

уставшего гудка,

живой,

мужской,

рабочий,

невоенный,

как гимн

от проходной

и до ларька.


Я верю в уголь,

чёрное надгробье,

проклятье,

дар,

подземный храм,

где тёмный бог

косится исподлобья,

хрипит

и давит по щитам.


Я верю в ртуть,

смотрящую из бездны

голодным взглядом алых руд,

с надеждой

алхимической невесты,

с тревогой ждущей,

ждущей

верных рук.


Я верю в соль,

рождённую из газа,

кормящую людей

из века в век,

и в то, что снова

дрогнет

хриплым басом

машзаводской

степной

пустой ковчег.


Я верю: снова

возродится,

встанет

мой друг,

мой окровавленный Донбасс.

И после всех

военных

испытаний

он скажет:

«Жив,

живу

и не угас».


Благослови!

Росписью копоти,

рваными ранами,

рамами,

скрежетом,

ржавчиной,

вброд

мы переходим

подземное небо

ощупью мёртвое,

недоистлевшее,

полусвободное…


Ну же, теснее!

Тесней хоровод!


Переживания

перепечатаем,

в выписки рифмами

перенесём,

под трафарет

своего голодания

в жертву кого-то

ещё принесём.


Больше сожжённых

во имя утраты,

больше несчастных

во имя любви —

выжатых

жатвой

иконных солдатов,

талых,

осенних,

скрипяще-зубчатых…


Каждого мёртвого,

недоистлевшего,

полусвободного,

небо подземное,

благослови!


Mio, min mio

Кому ты здесь нужен,

солдат по вердикту

в пастушьей короне

без права на сердце.


Кому ты здесь нужен,

держащий гвоздику

на сажном амвоне

внутри иноверца.


Сведённым ладоням?

Ночным посторонним?

Играющим детям

здесь

в тридцатилетних?


Таким же сожжённым

для общего дела

в своих интересах

линованной прессой?


Ты больше не нужен

в пустой стеклотаре

в окладе из цинка,

мой доблестный Мио.


Ты больше не нужен

в пастушьей тиаре

под куполом цирка

по всем нормативам.


Так спи же

пока

до весны

терпеливо.


ПоэZия русского лета

Подняться наверх