Читать книгу Сопричастность. И наестся саранча - Владислав Ситников - Страница 8

Галина никогда не любила праздники. Выходные и тем более отпуска скорее тяготили ее, чем придавали новых сил и позволяли переключаться с рабочей рутины на отвлеченные эмоции и впечатления. Поэтому, с тех пор как Давид вырос и стал самостоятельным, она перестала ездить на море. Жару Галина не переносила, а суета курортных городов ее раздражала. По-настоящему отдыхала она в рабочих поездках: бессмысленные на первый взгляд форумы и конференции становились плацдармом для завоевания новых клиентов, а значит, залогом появления новых денег, связей, новых ниточек, ведущих к другим клиентам. И так далее по бесконечному кругу.

Новый год тоже не пробуждал в Галине ностальгических воспоминаний и уж тем более не превращался в особый праздник, который дарил многим взрослым полузабытые детские ощущения беспричинной радости и ожидания чуда, которое якобы повинуется стрелкам часов на Спасской башне и начинается, как театральный спектакль с третьим звонком, после очередного удара курантов.

Но традиция есть традиция. Каждый год Алик организовывал праздник с размахом, поднимая планку все выше и выше, в зависимости от того, какими возможностями на этом этапе своего жизненного пути располагал. Располагал, надо сказать, в основном благодаря своей небольшой, но очень активной семье. Эту эстафету он перенял у отца, которого они с недавних пор даже в разговоре друг с другом называли просто «папка». Без имен, фамилий и… других возможных атрибутов.

Раньше это были шикарные вечеринки в их квартире на Ленинградке, где на столе можно было встретить то, что в доперестроечное время мог позволить себе не каждый партийный функционер: черную икру, французский коньяк, гуся с яблоками и финский сервелат. В последние годы, когда «папки» не стало, и надо признать – во многом благодаря тому, что его, увы, не стало, масштабы праздника существенно увеличились и перенеслись из квартиры в старый московский ресторан, который Алик получил как своеобразную контрибуцию за безвременный уход родителя.

Галина с мужем прибыли около десяти часов вечера. Она немедленно принялась изучать зал. Вокруг были, разумеется, в основном шалавы, мнимые и настоящие, разнообразные козлы и пьяницы.

– Это не вода, Миша, – мужа Галины на самом деле звали Марк, или Марик, но в семье его звали почему-то Мишей. – Опять нажрешься? Убью!

За долгие годы совместной жизни меланхоличный Марк-Миша давно привык к эскападам своей супруги и умудрялся ловко лавировать между собственными желаниями и ее требованиями, которые, к слову, всегда были сильно завышены. Ей мерещились мнимые грехи мужа, которые она намеренно преувеличивала. К примеру, пил он ничуть не больше и не чаще других, но если на Алика уговоры и гневные взгляды Галины уже давно (то есть никогда) не действовали, то Миша служил прекрасным громоотводом для тех переживаний и чаяний, которые она никак не могла донести до брата.

– Новый год же, Галин, успокойся, все нормально будет, – Миша попросил официанта остановиться, когда его рюмка была наполнена едва наполовину. – О, а вот и Алик.

– Вам что-нибудь налить? – молодой человек склонился над Галиной, которая с нетерпением всматривалась вглубь ресторана, где появился Алик со своей спутницей.

– Я не пью, – Галина бросила эту фразу в лицо услужливого юноши так, как будто он сделал ей какое-то непристойное предложение. – Заявился с этой шалавой!

Настоящая причина недовольства Галины, которое был вынужден проглотить не вовремя подвернувшийся под руку официант, заключалась в том, что сегодня ей придется терпеть за столом не только пьющих больше меры мужчин, но и их женщин, которых ни она, ни их «мамка» не одобряли. Первой появилась Светлана – актриса и певица, которую сразу же узнавали сидевшие за столиками, отчего самодовольный Алик стал напоминать живое воплощение японской нэцкэ Хотэй. Впрочем, окружающим казалось, что это вовсе не реинкарнация смеющегося Будды, а улыбающийся Дэнни Де Вито. Что было для них еще удивительнее и, что греха таить, понятнее.

– Всем привет! – Алик поцеловал «мамку» и пожал руку зятю.

– Здравствуйте, с наступающим Новым годом! Счастья и здоровья! – Светлана, как настоящая и не очень талантливая актриса, бесспорно, долго репетировала свое появление, стараясь вжиться в роль жизнерадостной Снегурочки на странном взрослом празднике, где ее не рады видеть.

Но больше всего Галину заботила не Светлана. По меткому выражению матери, в какой-то момент они решили, что ради блага семьи Алику надо зачать «хоть от собаки», что несколько облегчало положение нежеланной невестки. Тревожил Галину Давид. Сегодня он снова придет с этой девчонкой. Галина умом понимала, что за время их общения с Анжеликой никаких реальных поводов быть недовольной своим поведением она так и не дала. Возможно, именно этот факт больше всего на самом деле и раздражал Галину, пробуждая в ней с удвоенной силой чувство ревности и ощущение потери контроля над сыном.

Вскоре Давид и Анжелика появились в ресторане.

– Вам что-нибудь налить?

– Воду, пожалуйста, – Анжелика бросила незаметный быстрый взгляд на Галину, которая уже успела было почувствовать легкое раздражение, приняв этот отказ за очевидную игру на публику, но внезапно насторожилась.

Что-то здесь не так. Анжелика хоть и тихая, воспитанная девушка, но все же явно не из тех, кто будет пользоваться такими примитивными методами завоевания расположения потенциальной свекрови. К тому же она достаточно умна, чтобы просчитывать последствия своих действий. Так что же здесь не так? Поразмыслив, Галина уже не на шутку встревожилась.

Но вскоре волна разнузданного праздника накрыла и их стол, заставляя родственников на время забыть о прочих проблемах. Повторяя за матерью, Галина зажимала уши и всячески демонстрировала свое недовольство шумом и обилием алкоголя. Разгоряченные и счастливые члены семьи выработали иммунитет к подобному поведению женской части и вовсю предавались веселью. Улыбался даже Миша.

– Ура! – изрядно захмелевший Алик поднял рюмку. – Давид, давай тост!

Галина, обладавшая невероятной интуицией не только в вопросах поиска клиентов, снова насторожилась и крепко сжала бокал с водой.

– Дорогие мои, – Давид тоже выпил и уже слегка путался в словах. – Я так рад, честно… Вот Новый год – это сказка! Пусть у всех все будет хорошо, и пусть мы запомним 2000 год навсегда, как…

– Кстати, новый век!

– Не-не, век еще не новый, но я должен вам сказать, что для кого-то он точно станет новым. Мам, пап, мы с Анжеликой поженимся, и у нас скоро будет ребенок! Ура!

– О! – Алик присел от восторга и, хлопнув ладонью о ладонь Давида, полез к нему обниматься.

– Вот это новость, сынок! – Миша потянулся к сыну через стол, разлив на скатерть стакан томатного сока.

– Аккуратно ты! – Галина со злостью хлопнула мужа по спине.

В этом ударе были эмоции, злость и лихорадочные мысли, которые вихрем носились в ее голове в этот момент. «Угадала… Сразу поняла. Вот так праздник, вот так подарок… Не расписаны, а уже ребенок. Даже не посоветовался. Что же дальше?»

Настроение Галины было окончательно испорчено. Продержавшись в опостылевшем балагане еще какое-то время, она вскоре настойчиво потребовала от Миши, чтобы тот закруглялся и собирался домой. Ушли они по-английски.

С тех пор прошло уже несколько месяцев, и Галина почти свыклась с неизбежностью произошедшего. Она приняла выбор сына, тем более что сопротивляться было поздно и, зная его характер, бесполезно. Ей даже удалось со временем найти в случившемся положительные моменты – в последние годы повзрослевший Давид уж слишком рьяно стремился идти по пути своего дяди, подражая его манере вести дела, жить и, разумеется, развлекаться. Если женитьба и рождение ребенка помогут ему остепениться, что ж… Галина была бы не против. Тем более что в деловых вопросах привлечь сына к скучной банковской рутине и отказаться от разнообразных «проектов» Алика ей никак не удавалось. Азарт и жажда риска все же были у него в крови.

Галина все яснее понимала, что бремя ответственности за будущее банка лежит целиком и полностью на ней. Учреждение, которое она с таким трудом выстраивала, интересовало и Алика, и Давида лишь постольку, поскольку оно давало возможность получать новые деньги и пользоваться привилегированным статусом банкиров, который особенно ценился в стремительно менявшемся обществе.

Обычно за финансовой помощью в их «проектах» приходил сам Алик, используя Давида лишь в крайних случаях в качестве безотказного аргумента в пользу неотложной необходимости выделить требуемую сумму. Но однажды сын пришел один.

– Мам, Петя познакомил меня с людьми. У них интересная ситуация. Корпоративный конфликт. Если им помочь, то можно не только комиссионные получить приличные, но и долю в одной крупной розничной компании. Ну знаешь, телевизоры, компьютеры, все такое.

– Ну, Петя-то знатный бизнесмен. Его, если что, папа героический отмажет, а ты-то куда лезешь в чужие конфликты? Молоко еще на губах не обсохло, а все туда же.

– Перестань. Да и там не то чтобы конфликт. Просто взаимное непонимание дальнейших перспектив развития. Я Альберту рассказывал. Он поддерживает. Говорит, что знает, кому эти акции потом можно будет продать, но я пока не решил, надо ли. Думаю, это интересный бизнес.

– А банк чем тебе не бизнес, интересно? Тут столько дел, продохнуть не успеваю.

– Мам, – Давид состроил кислую мину. – Это твой бизнес. Ты сама знаешь, что и как делать. Советчики тебе не нужны, а перекладывать бумажки из стопки в ящик и обратно я не хочу.

Галина вздохнула. Он был прав. Это был ее бизнес, но бизнес, который она все равно хотела когда-нибудь передать в его надежные руки. Позже, конечно. Когда он окончательно окрепнет, повзрослеет и поймет, что все эти «проекты» – «не хлеб», как она ему же сотни раз безрезультатно вдалбливала, так и не находя понимания. Ничего, через пару лет поймет. В этом она не сомневалась.

Ну а пока оставалось лишь смириться с необходимостью помочь ему в этом постороннем конфликте. Она поговорила с Аликом, пообщалась с Петей, посоветовалась с нужными людьми и предсказуемо согласилась выделить требуемую сумму, продолжая заниматься своим делом в одиночку.

И дело это спорилось: цепочки клиентов тянулись уже в десятки различных концов и сплетались в сложные клубки связей и знакомств. Ее персональный метод работал безотказно. Едва встретившись с человеком, который мог представлять интерес, она тут же безошибочно определяла, как его можно использовать в дальнейшем. Кто-то становился руководителем компании и сразу попадал в перечень ее клиентских целей. У кого-то были связи в государственных органах. Ее особенный интерес вызывали те, что принято считать правоохранительными, где вчерашние лейтенанты, которым посчастливилось пересекаться с делами клиентов Галины, сегодня становились майорами, а завтра могли пойти еще дальше. На долгом карьерном пути они чувствовали почти что материнскую заботу Галины, получая от нее все то же подобие праздничных заказов советского времени с обязательной водкой, крабами, икрой и небольшими конвертами, в которых лежали отнюдь не поздравительные открытки. Они, как и ее многочисленные клиенты, смеялись между собой, искренне недоумевая, зачем эта тетка шлет свой «банковский сухпай», но, сами того не замечая, приняв подношения, безвозвратно попадали в орбиту ее делового обаяния и интересов. Точно так же на крючки своеобразной клиентской политики Галины попадали главы пока что не самых крупных компаний и не самые богатые предприниматели. Но кто знает: завтра они тоже могут шагнуть вверх по служебной лестнице, а просто состоятельный бизнесмен со временем и вовсе превратится в олигарха.

Так, шаг за шагом, год за годом, кирпичик за кирпичиком, выстраивала она свой призрачный замок. Складывала взаимоотношения с проверяющими и контролирующими. Потакала прихотям клиентов и создала вполне дееспособную кредитную организацию, которая приносила неплохой доход.

Правда, в последнее время Галина все чаще тревожилась о том, что, сколько бы они ни зарабатывали, расходы все равно предательски росли с феноменальной скоростью. При этом Алик относился к этому как к вполне закономерному процессу. Еще недавно банк существовал благодаря тому, что он смог вытащить из запасов семьи, удовлетворяясь доходом, который приносил их совместный с Шуриком валютный бизнес. Однако теперь его амбиции непомерно разрослись, а возможности, которые открывали доступ к клиентским деньгам, все больше разжигали его и без того неуемный аппетит. Банк оказался куда как более интересной игрушкой, чем банальный обменник с законной вывеской над дверью, ведущей в офис старого валютчика.

Галина с опаской смотрела на происходившие перемены и на каждом углу твердила, что чужого брать нельзя. Сетовала так называемым подругам из числа жен лучших клиентов на то, как какой-нибудь очередной выскочка слишком высоко взлетел и оторвался от реальности. Советовала сотрудникам не тратить деньги на бессмысленные, с ее точки зрения, вещи: отдых, поездки, рестораны – и тем более не спускать на ветер больше, чем можешь заработать. Однако все это было своеобразной рефлексией вслух. Так же, как попрекая почти непьющего мужа очередной якобы лишней рюмкой, она на самом деле сердилась на пьяного брата, так и в этом случае она высказывала окружающим все то, что не могла донести до Алика. Ее собственные запросы на этом фоне были, конечно, смехотворны, но, положа руку на сердце, положения тоже не улучшали. Галина успокаивалась тем, что, мол, так ведь все делают, да и ради чего еще взваливать на себя такую ответственность, которую не сможет оправдать ни одна зарплата? Она убеждала себя, что дело развивается, а значит, все еще с лихвой восполнится. Поэтому если сначала брат и сестра тратили только то, что заработали, то сейчас, когда заработок все не прекращался, они обнаружили, что можно тратить и то, что еще заработают, чтобы потом, разумеется, обязательно вернуть в закрома заранее потраченное. Но в какой-то момент горизонт возврата одолженного из будущих доходов начал неминуемо отодвигаться все дальше и дальше, и понять, успели ли они заработать и заработают ли вообще то, что уже потратили, стало просто невозможно. И Галина прекрасно понимала, что совладать с этим не может: однажды запущенный маховик чрезмерного потребления, увы, редко останавливается по собственной воле хозяина.

У них появились новые машины. Действительно новые, а не как раньше – видавшие виды ветераны немецких автобанов. Дорогие и представительные. Они купили новые квартиры, впервые в жизни выбирая не то, что можно себе позволить, а то, что действительно нравится, и ровно там, где они хотели бы жить. Просторные и шикарные. Галина обзавелась неплохим участком на престижном шоссе рядом с лесом и рекой. Основное его достоинство для нее состояло отнюдь не в красоте окружающего пейзажа, а в расположении, благодаря которому часть бесхозной лесной земли можно было незаметно и, главное, почти бесплатно присоединить, чуть сдвинув границы забора. Метров на пять-десять, не больше. Что она благополучно и сделала. Алик же все чаще проводил время за границей, планируя потратить часть заработанного, или, вернее сказать, собранного в России, на далеких европейских берегах.

И все это благодаря банку, благодаря бессонным ночам Галины и бесконечным хлопотам о том, чтобы он не просто работал, но и по возможности развивался. Она гордилась корреспондентским счетом в одном из старейших банков Америки, на котором неизменно оседала треть банковских активов. На всякий случай. Раздавала клиентам золотые карты Visa, которые после казуса дефолтного года вновь исправно работали благодаря партнерству с крупным банком «СибУрал». Только от биржи и от FOREX, когда о них заговаривал очередной клиент, она старалась держаться подальше, строго-настрого приказав оставшемуся в казначействе покладистому Мирзе заниматься валютой только тогда, когда это нужно для покупки наличности. А нужно это было все чаще и чаще… И главным образом Алику.

Да, за те пару лет, что Галина Борисовна официально считалась главой банка, было сделано все, чтобы стать не хуже, чем другие. Но она прекрасно понимала, что, как бы ей ни хотелось покоя, прозябать в состоянии делового анабиоза, едва достигнув маломальских успехов, все равно долго не получится. Нужно двигаться дальше. Вот только куда? Точно она не знала, но интуитивно всегда находила верное направление. Поэтому от новых клиентов, которые постепенно становились близкими приятелями и знакомыми, не было отбоя.

Конечно, это требовало от Галины постоянного напряжения и порождало массу проблем, одна из которых все чаще не давала ей уснуть. Привлекая деньги, да еще и на столь щедрых условиях, она, как и все отечественные банкиры, панически боялась отдавать их нерадивым заемщикам (сплошь мошенникам) и уж тем более не горела желанием играть в азартные игры с инвестициями, памятуя о нервотрепке 1998 года. Но ведь деньги должны работать! Большинство ее коллег умудрялись начинать собственный бизнес, активно кредитуя его деньгами клиентов. На это у Галины не было ни сил, ни знаний, ни фантазии, а все помыслы Алика сводились к тому, чтобы потратить деньги как можно быстрее и желательно так, чтобы потом никто не нашел их следов. И тогда она вновь вспоминала о сыне. Конечно, он не стремился становиться промышленником и пока что не мог предложить серьезных идей, куда можно вложить оставшиеся после оплаты всех расходов и издержек деньги клиентов. Но тем не менее Давид от природы обладал деловой хваткой и обаянием, которые в будущем могли сильно пригодиться. Главное, чтобы он пошел по нужному ей пути, не сбиваясь на обаяние сомнительных перспектив, которые рисовала перед ним авантюрная фантазия Алика. Вот взять хотя бы тот непонятный конфликт и свалившиеся на него акции сети электронных магазинов. Не нравился ей этот проект, и вдвойне пугал энтузиазм брата, который так рьяно принялся помогать Давиду.

Но ее совета никто уже не спрашивал. Галине оставалось в меру сил и возможностей бороться за влияние на собственного сына и ждать, когда же он наконец наиграется и поймет, что их главное дело – банк. «Надо просто немного подождать. У него вся жизнь впереди…»

Они, как обычно в это время, сидели в небольшой столовой, где помещалось лишь несколько столов, и все сотрудники, вне зависимости от должностей, покорно дожидались своей очереди, чтобы пообедать тем, что приносили из дома или покупали в соседней кулинарии. Для руководства был выделен отдельный неприкасаемый стол, начало сервировки которого стало верным сигналом для остальных, что нужно побыстрее заканчивать немудреную трапезу и постараться не попасться на глаза президенту. За порядком и чистотой следила специально нанятая женщина, которую между собой все называли кухаркой, хотя ничего сложнее кофе она никогда не готовила.

– Давид, ты почему ничего не ешь?

Сын в последние дни был бледным и раздражительным. Галина вошла в столовую как раз в тот момент, когда он, не притронувшись к полной тарелке с едой, о чем-то напряженно говорил с Аликом.

– Что у вас там опять? – Ей определенно не нравились и этот разговор, который мгновенно прервался, стоило ей появиться в дверях, и непривычно настороженное лицо брата. – Что случилось, я спрашиваю?

– Все нормально, – Алик взял Давида под руку и повел в свой кабинет.

Галина, которая едва успела присесть на свой стул, тут же бросила вилку и бросилась вслед за ними.

– Галина Борисовна, вам кофе в кабинет принести? – кухарка замолкла на полуслове, замерев с чайником в руке, после того как поймала на себе резкий взгляд начальницы, похожий на тот, каким смотрит на охотников затравленная волчица, защищающая свое потомство.

Ее интуиция вновь работала в режиме тревоги. Что-то было не так.

Она ворвалась в кабинет Алика и, несмотря на протесты, потребовала рассказать, что происходит.

Никто толком не знал, о чем тогда говорили за закрытыми дверьми. Многие предполагали, а еще больше людей откровенно выдумали обстоятельства, которые так встревожили Алика и стали роковыми для Давида и Галины. Спустя годы точного ответа не знает никто, кроме тех, кто был тогда в кабинете и, разумеется, тех, кто и стал виновником произошедшего. Говорили, что Давид влез в какую-то историю с серьезными людьми, которые не прощали, когда их подводят. Утверждали, что Алик пообещал что-то не менее важным партнерам, но не смог выполнить обещание и тем самым навлек их гнев на племянника.

Несколько недель после этого сотрудники видели Галину Борисовну растерянной и взволнованной. Они часто закрывались с братом в кабинете, и даже самые срочные дела в такие моменты отходили на второй план: заслышав шум голосов, исходивший из-за закрытой двери, никто из сотрудников, даже Татьяна, не решался их потревожить.

Давид в банке почти не появлялся, а Алик приезжал только для того, чтобы переговорить с сестрой, и тут же исчезал.

– Салют! – Мирза, как всегда по утрам, был в приподнятом настроении и уже почти проскочил мимо секретариата, небрежно махнув рукой в сторону болтавших о чем-то женщин, когда его окликнули.

– Мирза! Стой! – Аня, принятая на работу почти одновременно с ним несколько лет назад, внезапно выскочила из-за стола, в спешке ударившись о его край. – Блин! Больно… Ты не знаешь, где главная по хате? – вульгарный юмор был визитной карточкой немолодой секретарши, но сейчас он звучал неуместно и был явно смешан с неподдельным волнением женщины. – Ей с утра все названивают. Она трубку не берет, даже мобильный сбрасывает. Говорят, что-то случилось.

– Я вообще без понятия. Да что могло случиться…

Но безразличная уверенность Мирзы была ошибочной. Ночью Давид оказался в больнице, а Галина Борисовна, не смыкая глаз, провела там весь следующий день, так и не приехав на работу.

Слухи наполнили коридоры банка, но ничего внятного о происходившем не знал никто. Кто-то слышал, что у Давида, который из-за стресса в последние дни неважно себя чувствовал, началось обострение какой-то болезни. Изредка заглядывавшие клиенты из числа знакомых Галины Борисовны что-то знали про экстренные поиски плазмы и срочную операцию. Другие шептались о каком-то ночном происшествии, но точно можно было сказать только одно – дело шло о жизни и смерти. И когда хозяйка банка с растерянным и пустым взглядом спустя пару дней все же пришла на работу, никому из подчиненных и в голову не могло прийти поинтересоваться у нее, что же происходит на самом деле. Ее глаза говорили сами за себя. Она ждала и, судя по всему, ждала чего-то страшного и почти неизбежного. Алика в банке не видели ровно с того момента, когда стало известно о госпитализации Давида. Поговаривали, что его давно нет в стране.

На дворе уже стоял июль. В напряженном неведении и ожидании неизвестного прошли еще несколько дней, остававшихся до дня рождения Внештранса.

Галина Борисовна шла по коридору в прострации и практически не реагировала на попытки сотрудников поздравить ее с пятилетием банка. Навстречу ей вышла Татьяна, которая держала в руке расписанную в стиле народных промыслов деревянную коробку с подарочной бутылкой водки внутри.

– Галин, смотри, какую красоту сделали… Что с тобой?

Галина зашла в кабинет, не обратив внимание на сувенир, дизайн которого так долго и придирчиво утверждала в преддверии первого серьезного юбилея банка.

– Давиду совсем худо, – она рухнула в кресло, не глядя на Татьяну, – ночью был кризис, но он выкарабкался. Мой мальчик…

– Ой, господи, – Татьяна, похоронившая несколько лет назад мужа, знала, что никакие слова поддержки тут не помогут. – Едь к нему. А как Анжела?

– Не знаю я, как она, – огрызнулась Галина каким-то своим мыслям, которые были явно далеки от вопроса Татьяны, – сейчас поеду. Надо было встретиться с Сашей, я заехала по дороге и… сегодня же юбилей, я не могла не приехать. Надо сказать Мирзе, чтобы купили угощение для коллектива.

– Забудь! Мы без тебя справимся. Сейчас не это главное.

– Ну как же без меня…

В это время на другом конце Москвы из палаты Анжелики вышел доктор.

– Мама, приезжай скорее, врач сказал, что уже скоро. Как Давид, не знаешь? Он не берет трубку. Мне сказали, что он заболел и ему нельзя ко мне из-за карантина. Что-то простудное. Или даже пневмония?

Наверное, в эту минуту и случилось то, что предопределило дальнейшую судьбу не только Галины или Алика, но и сотен других людей, многие из которых в тот момент еще даже не догадывались об их существовании.

Галина любила читать классическую литературу, но не переносила писательские шаблоны и долгие нудные описания драматических перипетий сюжета. Гротескные переживания действующих лиц, фанерные образы убитых горем персонажей, описание которых автор для усиления впечатления неумело приправляет фразами о том, как слова буквально оглушили героя или как мир вокруг него перевернулся и для него погас солнечный свет, – все это было ей чуждо и казалось надуманными клише бесталанных писателей. Но именно так и произошло в реальной жизни, когда в телефонной трубке прозвучал голос врача:

– Крепитесь, Галина Борисовна. Его больше нет.

– Спасибо, – она неосознанно произнесла это бессмысленное слово и стала, едва шевеля губами, повторять ласковые фразы, которые так часто говорила сыну в детстве на родном, но чуждом языке предков.

Она замолчала, мгновенно почерневшее лицо внезапно исказила гримаса боли, и сдавленный хрип, вырвавшись откуда-то из глубины, переродился в беззвучные рыдания. Рухнуло все: прошлое, будущее. Настоящее стало бессмысленным продолжением только что прервавшейся истории ее подлинной жизни. Ни жива и ни мертва, Галина сидела в кресле, не в силах двинуться с места, что-то сказать или набрать номер матери. Да и какой в этом теперь был смысл? Торопиться было уже некуда и незачем. Ничего не имело значения. Времени не было. Она сама растворилась в абсолютном горе.

Многие годы после этого никто и никогда не видел ее слез. Именно в этот момент закончилась прежняя жизнь Галины Борисовны и началась настоящая история Внештрансбанка, которому уже не суждено было оставаться заурядным семейным предприятием, потому что семья в ее истинном виде просто перестала существовать.

С тех пор больше никогда день рождения банка не праздновался в правильную дату, которая, по странному стечению обстоятельств, случающемуся в жизни гораздо чаще, чем в сценариях нерадивых писателей, совпала с днем смерти Давида.

Спустя несколько часов на свет появился ее внук – Артур, которому так и не суждено было увидеть самого родного человека. Непреходящая боль утраты, поселившаяся в тот день в душах близких ему людей, навсегда превратила первый светлый праздник в отголосок давней беды. В его настоящий день рождения в их семье вместо праздничных зажигали поминальные свечи. Первые три дня жизни Артура перестали существовать. Смерть украла их, оставив в записи о рождении следы вынужденного обмана. Но можно ли кого-то обвинять в этом невольном воровстве? Пожалуй, это был самый безобидный и необходимый подлог в странной истории знаменитой семьи.