Читать книгу Персона нон грата - Владислав Виноградов - Страница 18

Першилин выполнил разворот с легким ученическим креном, памятуя о бомбах «сотках» на подвеске. От посланной вперед педали и одновременного наклона ручки солнце закатилось куда-то за спинку кресла. Вместо него в поле зрения Кости тут же возникла физиономия Бородина с торжествующим на щеках румянцем. Борттехник вернул ненужный теперь солнцезащитный щиток в первоначальное положение, взглядом спросил: так?

Першилин кивнул: спасибо, брат! Обе руки его были заняты. Правая – на ручке, левая сжимала рукоять «шаг-газ». Курс – сто семьдесят, высота – семьсот пятьдесят, скорость – двести двадцать.

Попутно-привычно взгляд собрал показания других приборов. Шаг винта, обороты двигателей, температура выхлопных газов. Норма, норма, норма. Алая лампочка тревоги не вспыхнула ярким светом. Но и не погасла совсем в сознании Кости, тлела себе потихоньку. И сегодня настойчивее, чем всегда.

Никаких разумных оснований для этого не имелось. За три года маршрут на полигон был излетан днем и ночью. Знаком Косте лучше, нежели кратчайшая дорога к «Зеленому какаду», проторенная через лесок сменяющимися поколениями летно-подъемного состава и наземных специалистов. Но если на тропке не исключалась встреча с неожиданностью в лице боевой подруги или вышедшего «на охоту за скальпами» коменданта гарнизона, то курс на полигон приключений не сулил. Проложенный так, чтобы оставить в стороне химкомбинат с частоколом труб и ажурных опор высоковольтных линий, маршрут имел четкие наземные ориентиры – военный городок мотострелков, склады, учебный центр Группы войск.

Вот над ним, беззащитным с воздуха – о маскировке пехота и думать позабыла, – Костя Першилин и заметил однажды белый планер. На проверенно спокойном маршруте неожиданность подстерегала его – новичка, только-только прибывшего по замене в Группу войск.

– Командир, – плеснул в наушники бодрый голос Мельникова, отвлекая от воспоминаний, – чуток прибери обороты. Ветерком подносит, выйдем на точку раньше расчетного. А там вдруг не ждут?

И, поймав, как кошку за хвост, мотивчик известной детской песенки, Женька изобразил писклявым голосом:

– Может, мы обидели кого случайно, сбросив восемнадцать мегатонн…

– Распелся. – Костя чуть прибрал обороты. – Попади хотя бы «сотками».

– Будь спок, командир. Вложу тютелька в тютельку. От двух бортов в угол. Хотя «соткой» попасть труднее, чем мегатонной. Мне так кажется.

– А ты мог бы и мегатонной? – неожиданно подал голос Бородин. И было в голосе исполнительного, чуть восторженного лейтенанта нечто такое, что Мельников живо обернулся. Филиппок, как воробей на жердочке, нахохлился между креслами командира и летчика-штурмана. Над его головой подрагивал от вибрирующего грохота движков треугольный вымпел – мандат на выполнение полета за капитана Прокопова.

– Мегатонную наш конек-горбунок не вытянет, – спокойно ответил Мельников. – Вот единственная причина.

– И, – Бородин повел было рукой, ею не завершил движение, ограниченный теснотой кабины, – не жалко будет всего этого?

Химкомбинат – да и он поддымливал аккуратно, белым дымком – канул за хвостовой балкой, и с высоты в прозрачном утреннем воздухе было видно далеко окрест.

За лобовым остеклением кабины проплывал на диво ухоженный мир. Ухоженными были крестьянские усадьбы под красными черепичными крышами, поля, окаймляющие автостраду, и сама автострада. Шестиполосная, она живо напоминала необозримую взлетно-посадочную полосу, по которой мчались разномастные, разнофасонные автомобили, готовые вот-вот взлететь в воздух от избыточной своей скорости, и не случайно многие снабжены антикрылом. Мчалась, летела, спешила Европа, посверкивая солнечными зайчиками от блескучих хрома и никеля в облицовке японских, американских и собственного производства автомобилей.

Радуя глаз, оставляло увиденное на душе грусть-печаль. Ясное дело, счастье не только в этих сверхмощных и шикарных автомобилях, автострадах шестиполосных. Но вот что обидно до жути: чем мы хуже этих нами же битых европейцев? Могли бы жить не хуже. Страна – богатая, народ – талантливый. Так в чем беда?

Беда одна, беда уже нескольких поколений – никак не повезет на командира экипажа. Вот и получается, как в той песенке фронтовых лет: «Мы летим, ковыляя во мгле…»

Но подобные мысли слишком далеко могли завести, как и предшествующий разговор с Мельниковым.

– Экипаж! – чуть напряг Першилин голос, и ларинги теснее обжали горло. – Разговорчики! Соблюдаем дисциплину радиообмена.

Старый прием, известная лазейка: когда не знаешь, что сказать, смело повышай голос. Костя был недоволен собой. Но боевая машина – не трибуна для упражнений в словоблудии.

Першилин отпустил подпружиненную тангенту переговорного устройства. Каков, однако, Бородин! Впрочем, что удивительного? Взрослея, парень приобретает собственное мнение о мире, который столь стремительно меняется. Ведь и сам Костя смотрел вокруг иными глазами, когда засек белый планер, возвращаясь на аэродром из полета в зону.

И тоже было в зените лето, и небосклон, дочиста отмытый грибным дождем, уже отшумевшим, чуть подсинили первые сумерки. В легком воздухе планер парил диковинной белой птицей, рождая у Кости ощущение праздника.

Праздник длился недолго. На лаковом фюзеляже была голова орла – опознавательный знак дислоцированного рядышком – по ту сторону границы – авиационного соединения НАТО. На мгновение холодком обожгла мысль: не сам ли он, недавно прибывший по замене молодой командир экипажа, потерял ориентировку и залетел на чужую территорию?

С ним был штурман, служивший в Группе не первый год. Он отсек сомнения и кивнул Першилину на обтекаемые гондолы под крыльями планера. Почудился даже высверк линз, блеск мощных объективов. А внизу учебный центр Группы войск, да и аэродром недалеко.

Костя сжал зубы. Крепко сцепил, словно было между зубами лезвие ножа, с которым ему сейчас лезть на абордаж. Ничего другого не оставалось, между прочим: в гнездах незаряженных НУРСами блоков беспечно посвистывал ветер.

А планер – уплывал. Ловя распластанными плоскостями последние перед закатом восходящие потоки, спиралью набирая высоту, а с высотой подкапливая потенциальный запас скорости, планер уходил к границе. Першилин запросил командно-диспетчерский пункт.

«Действуйте по обстановке», – уклонилась земля от решения и ответственности. Тогдашний руководитель полетов хотел без приключений дослужить до пенсии. Костя понял ответ правильно: «Бери решение на себя, раз такой глазастый и все замечаешь. Но и все шишки, все предстоящие иголки со скипидаром – тоже твои».

Уходило, невозвратно уходило время, и столь же беззвучно в этом наяву привидевшемся недобром сне ускользала чужая белая птица. Недрогнувшей рукой Першилин послал вертолет вдогон.

В игру вступило третье действующее лицо. По ту сторону близкой совсем границы, не пересекая покуда невидимой черты, утюжил полозьями воздух боевой вертолет «Хьюз-Кобра». Это меняло дело. На душе сразу повеселело. Першилин плотнее охватил рубчатые рукоятки ручки и рычага «шаг-газ». Пилотаж мог стать его оружием. А так на борту одна ракетница. Но в крайнем случае и о ней не стоило забывать.

Еще вспомнил Костя начальные уроки физики. Учительница сближает противоположно заряженные никелированные шарики, сейчас между ними проскочит искра – молния.

Два боевых вертолета шли параллельным курсом, разделенные границей, а между ними плыл белокрылый планер. От земли поднимались сумерки, солнце краешком коснулось горизонта, и его лучи насквозь прошивали кабину планера. Костя отчетливо видел полулежащего пилота, крутившего головой в разные стороны. Неожиданно тот сдернул легкий кожаный шлемофон и помахал «Кобре». При этом на плечи нарушителя воздушного пространства волной упали медно-рыжие кудри: планер пилотировала женщина.