Читать книгу Стена - Владислав Владимирович Тычков - Страница 4

– Эй, Сандер, тебе что ли на работу сегодня не идти?

Сандер нехотя перевалился на бок.

– Отвали, а? Какая в жопу работа… Будь другом, минералки мне налей… Сколько там натикало?..

Я достал мобильник – в доме Сандера часов не наблюдалось. Счастливый, наверное…

– Полдвенадцатого. Дети уже из школы вернулись.

– Чего? Какие дети?.. А-а-а… хм… ты еще шутить изволишь… а девки где?

– Еще ночью свалили.

– А-а-а… Ну… туда им и дорога. Надеюсь, не сперли ничего.

Сандер приподнялся на руках и посмотрел в зеркало, встроенное в стену прямо над спинкой кровати.

– Ё-о-о… – и рухнул обратно. – Не то морда, не то жопа…

– Сандер, я там завтрак сбацал. Пожрать у тебя особо нечего, так что не привередничай. Подъем, мне надоело одному на кухне торчать.

– Хо… Ты моя хозяюшка…

– Да пошел ты…

* * *

В холодильнике Сандера мне удалось найти зачерствелый хлеб, высохшую покусанную пиццу, остатки сыра, два пожухлых банана, по полбутылки мартини-бьянко и «джеймсона» и много пива. В морозилке – непочатая пачка пельменей. Я налил себе пива, выбросил пиццу в мусорник, и, пока жарились пельмени, нарезал пару бутербродов с сыром, разогрев их в микроволновке, так, чтобы сыр растаял.

К моменту, когда сонный Сандер, потирая глаза, водрузился на стул, я уже допил пиво и налил две кружки горячего кофе.

– Вот. Давай, взбодрись. Ты мне сегодня еще нужен.

Сандер взял стоявшую в углу полупустую бутылку минералки, в три глотка опустошил ее, и принялся разглядывать приготовленную мною еду.

– Да-а-а… наконец-то что-то горячее на завтрак… спасибо, хозяюшка!

Я молча жевал пельмени. Сандер тоже замолчал. Так мы и сидели – друг напротив друга, на высоких стульях у барной стойки, заменявшей Сандеру обеденный стол, вяло пережевывая небогатую пищу и запивая безвкусным растворимым кофе, пытаясь собрать воедино все запчасти своего тела в единую машину под гордым названием «человек».

За окном стоял солнечный полдень, слишком солнечный для наших привыкших к полумраку глаз; слышался отдаленный гул машин и щебетание птиц. Город продолжал жить как ни в чем не бывало.

– Хорошая у тебя квартира, – я первым нарушил тишину. – Стильная.

– Ага, – кисло отозвался Сандер, – точно.

Было заметно, что эта тема его не очень вдохновляет.

Мы снова замолчали.

– Ты знаешь… – Сандер поставил пустую чашку на стойку и перевел взгляд за окно, прищурив глаза от яркого света. – Все это как-то… не так.

– Ты о чем?

– Да не знаю… вот у тебя бывало чувство, что ты живешь не своей жизнью?

Странно было слышать подобные изречения из сандеровских уст. Я решил промолчать.

– Как будто все, что тебя окружает, – ненастоящее? Вот эта квартира, например. Стильная, да. А может, мне не нравится этот стиль? Может быть, я люблю, чтобы было все просто. Просто и уютно, как дома, там, у родителей. А вот поди ж ты… Обязательно надо, чтобы стильно. Иначе ты – неудачник, лох, или кто еще там.

Вот ты говоришь – «лексус», «лексус». У меня была подержанная «королла», теперь – новенький «авенсис». Я мечтал о нем, вкалывал до потери пульса, взял кредит… все мне думалось: вот поменяю машину, и жизнь изменится. Станет не жизнь, а мечта. И что? Думаешь, хоть что-то изменилось? Черта с два!

Сандер покачал головой.

– Ничего-то, товарищ мой, не меняется, – продолжал он, – все это фуфло. Глюк пьяный. Просто продолжаешь себе крутиться, как белка в колесе. Потому что «авенсиса» уже мало, и нужен уже «лексус». Вот как тебе.

– Да чего ты заладил, «лексус», «лексус»… Не собираюсь я его покупать…

– Да не в том дело, собираешься или нет. Мне на это в принципе наплевать. Дело в жизни самой. Знаешь, я ведь тебе всегда завидовал.

– Что?!

– Ты всегда был как-то выше этого. Делал не то, что все вокруг считают правильным, а то, что считал правильным сам.

– Сандер, ты часом на солнце не перегрелся? Ну-ка отсядь от окна, вы, москвичи, такие нежные…

– Да брось ты. Ничего я не перегрелся. Задолбало меня это все. Бабы эти, машины, клубы… задолбало. Знаешь, как хотел бы я вернуться домой, стать обычным человеком, вот как ты, работать на простой работе, с такими же простыми людьми, может, жениться наконец… детей завести…

– Сандер…

– А вот не выйдет. Смелости не хватит. Все уже, где лапка увязла, всей птичке пропасть. Затянула меня эта жизнь, затянула… «город-сказка, город-мечта»… только сказок не бывает. Это наркотик. Сильнодействующий наркотик. И однажды он меня убьет. Fuckin’ убьет.

Сандер замолчал. Я многое мог ему ответить – что это не он мне, а я ему завидовал, что о такой жизни, какую ведет он, можно только мечтать, что я и сам теперь – часть этой всеобщей мечты… но не ответил. Мы молчали, а город продолжал себе гудеть мириадами людей и машин, совершенно не обращая внимания на двух одиноких людей из разных миров, ставших вдруг такими близкими.

– Ладно. Неважно. Ну что, какие планы? Сегодня я в твоем полном распоряжении.

– А твоя работа?

– Да брось. Позвоню, скажу, как есть – что перепил вчера, друг из родного города приехал, шеф поймет – он нормальный мужик. Встреч с клиентами у меня сегодня не назначено, так что все в порядке. В конце концов не каждый же день друзья детства в гости приезжают.

– Ну, дело хозяйское… – я почесал шею за ухом. – Тогда показывай, где тут у вас самые шикарные магазины!

– Ну это без проблем. Дай только привести себя в порядок. А то нас еще за бомжей-алкашей примут.

Сандер жил в трехкомнатной квартире на шестом этаже «сталинского» дома на Ленинском проспекте; бомжи-алкаши в таких не живут. На эту тему он часто шутил, что живет в окружении вождей мирового пролетариата, с таким видом, будто и сам без двух минут вождь. Девчонки, для которых разыгрывалась эта пантомима, неизменно смеялись – отчасти потому, что Сандер умел рассмешить, отчасти – потому что того требовали приличия: за шуткой должен был неизбежно последовать смех.

Год назад Сандер сделал в квартире капитальный ремонт, снеся половину стен и заменив их толстыми колоннами и балками, отчего квартира из стандартной «трешки» превратилась в некое обширное помещение без четкого разделения. Его шеф – руководитель одной из известнейших архитекторских фирм города – помог получить на все это разрешение. Стены и потолки со сложным рельефом были выкрашены в кипельно-белый цвет, на полу выложен дубовый паркет, тут и там красовались абстрактные картины и фигуры. Что ни говори, а ремонт был сделан на славу, по последнему слову дизайнерского искусства. Сандер готовил проект сам, и очень этим гордился. По крайней мере, так мне казалось. Единственным минусом этой квартиры было то, что она более напоминала некую пафосную арт-галерею, чем жилое помещение. Чего-чего, а вот домашнего уюта там не было ни на грош.

Дожевав завтрак, Сандер отправился в душевую. Я передвинул стул к окну и тупо уставился на улицу внизу. Москва жила в прежнем ритме; на первый взгляд, ничего не изменилось с тех пор, как я приезжал сюда в последний раз. Было это в апреле прошлого года, я был здесь проездом – остановился на ночь у Сандера перед вылетом на отдых в Египет. Тогда еще сандеровская квартира была ничем не примечательной «трешкой», все еще носившей на себе следы старых хозяев – пожилой семейной пары, решившей покончить с жизнью в шумном центре и переехать в домик где-то в Подмосковье. Сандер тогда только-только закончил расплачиваться со всеми кредитами, которых в свое время понабрал, чтобы купить безумно дорогую даже в те годы квартиру на Ленинском, и пребывал в некоторой эйфории от избытка свободных денег.

Тогда мы не пошли ни в какой клуб, а просто сидели и пили пиво на кухне. Вечерело, и предзакатные лучи солнца окрасили крыши проезжавших по широкому проспекту машин в одинаково золотой цвет. С шестого этажа зрелище было похоже на соревнования по бегу среди интеллигентных жуков-светлячков. Хотя настоящих светлячков я в жизни не видел, и даже не представлял, как они выглядят, не говоря уже о каких-то там забегах. Но почему-то тогда именно эта мысль пришла мне в голову.

Этих автосветлячков я хорошо запомнил. А вот о чем мы говорили, опустошая одну за другой бутылки кисловатого нефильтрованного пива – не помню хоть убей. Я все смотрел и смотрел вниз, время от времени прикладывая к губам бутылку, солнце плавно уходило за стены из похожих друг на друга, как кирпичи, зданий, автомобили один за другим стали зажигать фары, и каждый из них оставлял в глазах после себя длинный призрачный желтый след. Радио тихо играло какой-то рок, заполняя паузы между песнями невнятным бормотанием или резкими звуками рекламы, а внизу все так же скользили беспорядочные светлячки, исполосовывая темный асфальт своими лучами, словно плетьми по телу наступающей ночи.

Сейчас те же автомобили бодро и непреклонно, как жуки-скарабеи, пробивали себе путь среди таких же жуков, честно везя своих хозяев по непонятным для них – скарабеев – делам. Просто потому что так надо, и все. Автомобиль создан для того, чтобы на нем ехать. И точка. Куда, зачем – это не его железного ума дело. Главное – ехать. И эту работу он должен изо дня в день выполнять с честью.

Когда люди куда-то едут, они так и говорят – «я еду туда-то». Хотя на самом деле это их иллюзия – ведь едут не они, а их автомобили, автобусы, поезда, самолеты, сани на оленях и так далее. Люди только указывают, куда надо ехать, а остальное делают за них автомобили (ну или олени, в конце концов). Но у автомобилей и оленей нет тщеславия, а у людей – есть. И поэтому им приятнее думать, что они управляют процессом от начала до конца, и даже преисполняются от этого гордостью – вот, мол, какого зверя приручил, а сколько в нем лошадей-то… и чем больше лошадей, тем больше гордость. Хотя зачем им столько, когда на одного человека достаточно всего одной… Если задуматься, все это довольно странно и очень смешно. Как, впрочем, и многое другое в нашей жизни. Но это только если задуматься. Большинству людей это несвойственно. Меня такие размышления накрывали в основном на следующий день после обильного отравления алкоголем. А еще говорят, что алкоголь притупляет интеллект.

Шум воды в душевой прекратился. Еще минут через десять оттуда появился изрядно посвежевший Сандер, энергично вытирая свою объемную шевелюру полотенцем, отчего вокруг летели мелкие брызги, делая его похожим на смешно отряхивающуюся после купания собаку. Я невольно улыбнулся.

Через несколько минут мы уже садились в припаркованный под окнами золотой «авенсис». Машина мне сразу понравилась: в ней было удобно и уютно. Даже, пожалуй, уютнее, чем в сандеровской квартире. Сандер не спеша вырулил на проспект, а затем, перестроившись в крайний левый, резко вдавил газ в пол. Моя голова против моей воли откинулась на подголовник, тело отяжелело.

– Ну как, нормально прет? – довольно спросил Сандер, переключая передачу. Голова на мгновение приняла нормальное положение, и снова так же резко откинулась.

– Нормально. Сандер, ты не гони так, я еще жить хочу.

– Да ладно, что ты здесь забыл, в этой жизни-то?

Я внимательно посмотрел на него. Нет, кажется, сейчас он просто шутил. Но неприятное предчувствие, закравшееся куда-то под корку моего сознания еще во время утреннего разговора, вновь дало о себе знать.

Сандер сбросил и скорость и подал сигнал левого поворота.

– Понтовые мальчики не должны медленно ездить.

Спустя некоторое время мы подрулили к Красной площади и припарковались в соседней улочке, втиснувшись между двумя одинаковыми черными «мерсами».

– Выходи, пешком пройдемся. Небось забыл уже, как Кремль выглядит?

– Честно говоря, забыл.

– Честно говоря, я и сам забыл.

Я был на площади только один раз, мне тогда было лет десять. То были еще советские времена, перестройка только началась, и везде – даже у входа на Красную площадь – выстраивались длинные очереди. Пожалуй, очередь – это единственное, что я тогда запомнил. Все остальное стерлось и растворилось, как и большинство других моих детских впечатлений. Помню, что впечатление было, а каково оно, о чем – не помню, хоть убей.

Мы прошли быстрым шагом вдоль Кремля, не говоря ни слова. Каждый думал о своем. Или, скорее, ни о чем. Мы просто шли, а летний ветер то и дело порывисто взъерошивал волосы.

– Ты был в «Охотном ряду»? – спросил Сандер.

– Не-а.

– Тогда сюда и зайдем.

И мы вошли в стеклянные двери универмага.

Внутри все было в лучших традициях дорогих магазинов – полированный мрамор, точечные светильники, стекло и металл. Дорогой лифт со стеклянными стенками, опускавший нас на несколько этажей под землю. Странно, – подумал я. – Магазин под землей. Странно.

Я купил себе летний костюм от Ferre, светлый в разномастную полосочку, три тонких белых сорочки Armani, футболку и джинсы. Еще купил летние спортивные туфли (летние они только для Москвы, в нашем городе в таких можно ходить максимум до поздней весны), большие солнечные очки, плавки и вьетнамки, правда, уже не известных мне брэндов, но с одобрения Сандера. Он, кажется, знал толк в подобных вещах. Чтобы сложить все покупки, пришлось купить еще большую спортивную сумку. В примерочной я покидал в нее и одежду, в которой пришел, переоделся в костюм, нацепил для полноты картины солнечные очки и вышел. Сандер зааплодировал.

– Прямо как с обложки спрыгнул! – одобрительно улыбнулся он. Я довольно кивнул.

Мы вышли из универмага, дошли до машины, я кинул сумку на заднее сиденье и аккуратно, чтобы не помять новый костюм, водрузился на переднее.

– Оказывается, я люблю дорогие магазины, – сказал я.

– Покажи мне человека, который их не любит, – Сандер щелкнул ключом зажигания.

– Я. Я их не любил. До сегодняшнего дня. Раньше они казались мне слишком… расфуфыренными какими-то. Мне не нравилась вся эта мишура из стекла и мрамора. Непроизводительные затраты. Неоправданная роскошь. Мне казалось, там ходят только люди, для которых цель жизни – произвести впечатление на окружающих. И вот тебе раз: я сам среди них, слушаю рассуждения красавиц-продавщиц о последних тенденциях моды, выкладываю полторы своих месячных зарплаты за летний костюмчик…

– Да, кажется, ты заглотил наживку. Смотри, как бы не войти во вкус. Это затягивает, как водоворот.

– Да ладно. Уж я-то смогу остановиться. Кроме того, у меня достаточно денег, чтобы позволить себе насладиться этим блестящим миром на полную катушку…

– Ты же говорил, что этот костюм стоит полторы твоих зарплаты?

Я понял, что сказал лишнего. Но я пребывал в эйфории, мои мечты сбывались, и сейчас мне было уже все равно – пусть Сандер все знает. В конце концов, мы с ним вдруг так сблизились.

– Да. Но это было раньше. Я больше не работаю, Сандер. Я выиграл в лотерею. Выиграл… триста тысяч, – в последний момент я решил не быть-таки откровенным до конца.

Брови Сандера поползли вверх.

– Триста штук? Баков? Ну ни фига себе! Вот это да-а-а…

– Ну что, поможешь мне купить «лексус»? – прервал я его восторженные излияния, пока они не успели перейти в зависть.

– Ты сегодня мой господин! «Лексус» так «лексус»!

* * *

Пока мы ехали, сначала пробираясь между плотными рядами машин на улицах центра, а затем набирая приличную скорость на длинных прямых участках МКАДа, я рассказал ему историю своего внезапного богатства.

Сандер некоторое время молчал.

– И что ты планируешь делать с остальными деньгами, если не секрет?

Он зарулил на парковку около огромного торгового центра. Несколько минут мы искали свободное место.

– С остальными?

– Ну да. После «лексуса» у тебя останется больше двухсот штук. Двести пятьдесят, наверное. Можешь купить квартиру в Москве, начать новую жизнь, типа.

Я подумал немного.

– Да ты знаешь… не очень я люблю Москву. Здесь слишком быстрый ритм. Все куда-то спешат, везде толпы народу, машин тоже – на дорогах не протолкнуться. А потом… ну что такое, например, «лексус» в Москве? Ничего особенного, здесь их тысячи. А у нас в провинции, если у тебя «лексус» – значит, ты уже на вершине айсберга. Ты взял самую высокую планку. Это много значит.

Мы вышли из машины и направились к громадному зданию из стекла и металла.

– Знаешь, а я бы хотел, чтобы ты переехал в Москву. С работой я бы тебе помог, а уж квартиру подобрать да ремонт сделать – вообще как два пальца, ты понимаешь.

– Да… Ну а тебе-то какой в этом понт?

– Ты, пожалуй, единственный человек, которого я мог бы назвать другом, – ответил он после короткой паузы. – Да и возможностей тут гораздо больше. Все же мечтают сюда переехать, а у тебя вдруг шанс появился – так чего ты медлишь?

– Да я ж тебе говорю. Не для меня этот город. Честно говоря, ни в одном городе я пока не смог сказать, типа, «вот, это то место, где я хотел бы жить». В принципе, конечно, я еще мало где побывал. Поэтому собираюсь в кратчайшие сроки ликвидировать это недоразумение.

– Путешествовать поедешь?

– Ага. Хочу полмира объехать. А лучше – весь мир. Тогда и решу, что дальше делать.

Мы вошли в торговый центр и направились в сторону, куда указывала стрелка с надписью “Lexus”.

– Ладно, а почему именно «лексус»?

– Хм… да-а, долгая история. Неважно. Как-нибудь расскажу.

Черный Lexus GS-300 стоял прямо у входа в павильон. Как будто ждал меня. «Смотри, хозяин, я здесь, нечего раздумывать, ты так долго меня хотел. Бери же!».

Менеджер салона, мгновенно оценив мой прикид, не медля направился к нам. Открыл машину, чтобы я мог сесть в салон. Все было именно так, как я себе и представлял: безупречные кожаные сиденья, безупречный стиль отделки, безупречный комфорт, и конечно – шикарный руль со скромной буквой “L” в хромированном овале. Я был очарован.

Когда я вылез из машины, мои руки дрожали. Да что там руки, я весь дрожал. Глаза покрылись влажной пеленой, на лице застыла дурацкая улыбка. Я только что побывал в мечте.

Менеджер посмотрел на меня несколько косо. Но мне тогда было глубоко плевать на его взгляд; я прошелся вдоль машины, погладил ее полированные бока, присел около фар, улыбнувшись им, как улыбаются при встрече с другом, которого не видел сто лет; открыл капот и вдохнул запах свежего машинного масла, погладил плиту, укрывавшую двигатель. Наконец я повернулся к менеджеру и спросил:

– Как долго вы будете оформлять документы? Я покупаю эту машину.

– В течение часа, – ответил он, мигом изобразив бесстрастную физиономию. «И почему люди всегда стараются казаться бесстрастными?», – подумал я, но решил, что пораскину мозгами на эту тему в более подходящее время. А сейчас – я покупаю «лексус»!

Как и обещал менеджер, в течение часа все документы были оформлены. Я получил транзитные номера, чтобы зарегистрировать машину в родном городе, и мы с Сандером отправились к специальному выезду, через который должны были выгнать моего нового железного друга.