Читать книгу Душезатратно - Владислава Подлубная - Страница 2

– А сейчас мы сделаем так, что вас не будет. Мы извлечём нейронные соединения, которые сохраняют информацию о вас, и все – вы другой человек.

– А что станет с моими воспоминаниями? Вы будете внедрять их кому-то другому или хранить? Или все подлежит утилизации?

– Посмотрим, в контракте ясно прописано: если клиент не ставит особых условий, все происходит на наше усмотрение.

– Хм… получается, я дарю свою личность?

– Это зависит от вашего мировоззрения. Кто-то верит в то, что наше сознание берет начало в мозге, и что вы исчезните сразу, как только потеряется память или способность мыслить. Кто-то верит в душу, в коллективное сознание и тому подобное. Не поверите, до сих пор встречаются те, кто верит в Бога – религиозные особы! У них вообще все запутано, ни к какому определённому выводу не приходят.

– Ага, ясно.

Хотя ни черта мне не ясно.

– А в чем разница между вживлением воспоминаний и их созданием?

– Разница не велика: многие пациенты говорят, что вживленное «прошлое» кажется более реалистичным и ярким по сравнению с искусственно созданной памятью, которой не хватает деталей. Вживленные воспоминания принимаются за истину субъектом. Некоторые клиенты даже жалуются на то, что все слишком позитивно во внедренных в память событиях, можете себе представить! Слишком хорошо, чтобы быть правдой, им не хватает, видите ли, контраста, ощущения взлета и падения, разнообразия! Признаюсь, мы не совершенны еще в этой области науки, хотя исследования структуры синапсов счастливых людей, скорости передачи импульсов нейронами и значимости воспоминания снабдили ученых достоверными данными, на основе которых создали рекомендации по оказанию данных услуг среднестатистическому человеку, восприятие счастья и скорость адаптации к фейковым воспоминаниям индивидуальна! Очень много неконтролируемых факторов! Мы замечаем корреляцию между отношением человека к жизни и частотой «мысленного возвращения» к счастливым событиям, но есть загвоздка: некоторые люди в результате внедрения счастливых воспоминаний больше жалуются на проблемы настоящего, мол раньше лучше было, тогда как другие, «новые оптимисты», находят в прекрасном прошлом подпитку, а кто-то говорит, что пик счастья в прошлом для него – это мерка, показатель, который человек должен превзойти в будущем: достичь большего, стать счастливее! Парадоксально, но эти охотники за счастьем часто несчастны в процессе достижения своей цели… хотя мотивы похвальны, похвальны! Люди стремятся воссоздать и превзойти прошлое счастье, они очень старательны, перфекционисты по натуре!

– Вы меня запутали… ужас какой. Значит, если вживить мне счастливое прошлое, не факт, что я стану счастливым? Может только хуже выйти?

– Иногда – да, поэтому мы проводим комплексное тестирование ваших личностных качеств, убеждений, наследственности, изучаем особенности нервной системы. Вы знаете, что способность быть счастливым зависит и от генов? И очень тяжело прыгнуть «выше головы», выше этого генетического барьера, хотя при осознанном отношении к жизни и последовательной тренировке «рецепторов счастья» мозга – все возможно.

– Почему ваши тесты не точны?

– Они точны в 73,6% процентах, милый мой!

– Но не всегда же!

– Просто некоторые люди отвечают на вопросы не откровенно, хотят показаться «другими», соответствовать внутреннему восприятию своего «Я», как по Фрейду. А некоторые просто настолько вжились в роль, что реально думают, будто выдуманный образ – их подлинная личность. Ну, а некоторые просто настолько глупы, что и не задавались этим вопросом. Знаете, 90% людей, проходящих тест, неделями размышляет над такими простецкими вопросами, как: «Что приносит мне радость? Какой мой любимый цветок? Какой вид физической нагрузки наиболее мне приятен, о чем я мечтаю и чего хочу?» Последний вопрос мы хотим убрать из опросника, почти никто не дает правдивого ответа, в головах людей лишь шаблоны, навязанные обществом, близким кругом друзей и семьей, собственным эго. А под конец жизни человека оказывается, что тот не хочет быть главой корпорации, а играть на пианино или учить детей грамматике… Бред, не так ли?

– Не понимаю я…

– Вам и не нужно, вы – не ученый. Давайте для начала определимся с продуктом, который вы желаете приобрести. Я так понял, вы хотите не только стереть, но и вживить чьи-то воспоминания?

– Да… Хотя… Для начала, может, только стереть? А если не стирать существующие воспоминания, а просто «добавить» новые, будет ли это эффективным?

– Мы должны сделать анализ вашей памяти и определить риск возникновения когнитивного резонанса, конфликта восприятий. Иногда оказывалось, что клиенту необходимо стереть какое-то воспоминание, от которого он и не думал избавляться или о котором позабыл!

– Позабыл? Зачем тогда стирать?

– Потому, что программа работает на уровне подсознания, вы же не можете все помнить, а между тем, мозг хранит все данные, мозг обрабатывает информацию формирует личность, паттерны поведения. Вы можете и не подозревать, насколько абсурдные мысли притаились в вашем мозгу.

– А карта памяти? Я смогу сначала сам ее просмотреть? Может, удастся изменить ее без постороннего вмешательства…

– Конечно, мы отметим на карте поворотные моменты, зоны повышенной активности мозга, секторы осознанных и неосознанных мыслей и места их соприкосновения, а также точки возможного внедрения новых мыслей и воспоминаний. Знаете, до того, как мы внедряли некоторым клиентам воспоминания о счастье, любви, радости, они и не подозревали, какого это! Люди не знали, что можно чувствовать настолько глубоко (так мы и создали «Палитру чувствительности» – аранжировку силы эмоций, не важно каких. в зависимости от цены можно получить радость от 1 до 10 уровня). Увы, осознание собственной неспособности ощущать весь спектр эмоций приводило некоторых клиентов в отчаяние, насколько ничтожной им предоставлялась прошлая жизнь, возникал страх невозможности испытать столь же сильные эмоции, как те, что были «внедрены». Тогда работа с клиентами продолжалась: мы устраняли последствия кризиса. Некоторые личности, правда, увлекаются настолько, что покупают новую личность. «Обнуление». Некоторые придумывают «героя» сами, дают нам набросок желаемой личности, но эта услуга стоит безумных денег! Это в 10 раз дороже, чем купить «готовую личность». Хотя таковые тоже в дефиците.

– А мотивы? Почему счастливые люди-доноры разрешают вам купить часть их прошлого, или всю жизнь? Происходит ли это лишь после их смерти?

– По поводу мотивов: некоторые доноры – альтруисты, хотят помочь человечеству, некоторые – эгоисты, верящие, что таким образом смогут возродиться в новом облике и жить дольше, нечто вроде «модернизированной реинкарнации». Но мы не знаем, возможно ли это. Скорее всего – нет, ибо биологический носитель личности – тело – меняется, а это влияет на память покойника… Кто-то чисто ради науки жертвует собой, или из равнодушия: какая разница, я ведь умру однажды, мои когнитивные остатки мне после смерти не нужны, пусть другой человек заберет мою память, мне все равно. Есть и ярые противники нашей медицины, так называемые защитники душ и неприкосновенности личности. Уж очень их беспокоит факт, что наша деятельность препятствует духовному развитию человека, эволюции. Бред собачий! Вот чего они мешают? Процедуры – дело добровольное, а они «запретить да запретить», а как же их «свобода личности»? И, знаете, что оппоненты отвечают: «Некоторым душам не хватает осознанности и мудрости отвергнуть ваши методы». Вы представляете! Мы шутим: «А может в этом и есть их духовное испытание: распознать зло при жизни». Забавно, забавно.

Доктор хлопнул в ладоши, широко улыбнулся, было ясно, что он доволен своим остроумием.

– Вы меня путаете.

– Это не я вас пугаю, а вопросы, которые вы мне задаете. Судя по всему, эти вопросы не дают вам покоя.

– Как на счет теории коллективного сознания? Могу я сам «достичь», «привлечь» или «прикоснуться» к определенным мыслям и эмоциям, если мои нейроны будут вибрировать с нужной частотой? Ну, понимаете… тогда не нужны чужие воспоминания, мы можем брать чувства в чистом виде и…

– И бесплатно? Милый мой, это все выдумки наших конкурентов. Они предлагают дешёвый курс, который эти «частоты энергии» классифицирует, потом продают вам бесполезные насадки и корректоры по весьма внушительным ценам…

– Да, но в итоге человек имеет доступ к неограниченному количеству эмоций, и причем – всегда.

– А как же необходимость замены батарей корректоров и покупки усовершенствований? А как насчет создания дизайнерских насадок?

Доктор захихикал, смех его напоминал писк крысы.

– Ну… согласен, когда есть спрос, появляется и предложение. И все же люди могут сами научиться настраиваться на нужную частоту… Есть шанс ни от кого и ничего не зависеть!

– Иллюзия! Среднестатистический человек так не мыслит. Он думает: «Зачем учиться, если есть техника? Учиться – долго, а так – кнопку нажал, и бесконечная нирвана… пока батарейки не сядут». Плюс срабатывает эффект плацебо. Научная эффективность прибора не доказана.

Я не со всем согласен, но молчу. Я не умею подключаться к более «высокочастотным мыслям», я обычно где-то внизу, однажды купил ту насадку, но не помогло. Ничего не чувствую. А, бывает, без насадки – так хорошо, да только ненадолго, и как находиться в гармонии, или как целенаправленно находить «состояние полета», радости, легкости и веселья, я до сих пор не понял.

– Коммерция, везде – бизнес.

– У вас тоже бизнес. Бизнес на духовной несостоятельности общества. Это вы убеждаете людей, что они ничего без вас не могут, что мы – слабые и незрелые, а у вас в руках – счастье. Вы внушаете этот бред с детства, чтобы потом, обзаведясь банковским счетом, мы приходили к вам и покупали …личность… память… гаджет… Вы – торговец иллюзиями!

– А вы – философ! И, тем не менее, вы – здесь. Осмелюсь предложить отменные воспоминания недавно умершего путешественника, да еще и семьянина отменного, у вас и на личном фронте – сложности, кольца —то нет?

Зачем я тут? Любопытство? Жажда знаний? Работа журналиста призвала? Или я – потенциальный клиент? Что из перечисленного – моя мотивация?

– Как насчет тех, кто создает себе личность на заказ, с чистого листа… они реально меняются?

– Есть некоторые побочные эффекты, вам не понять… мы работаем над этим.

– Какие?

– Ну… вживление обычно проходит превосходно, клиент – счастлив, он воспринимает себя таким, каким хотел быть до операции. Потом он… опять наступает на те же «грабли»! Невыученные уроки прошлого настигают человека в настоящем.

– Что вы имеете в виду?

– Например, думает бывший неудачник, купивший личность, что он – успешный бизнесмен, что женщины от него без ума, что на его счету десятки романов с моделями, а потом, когда наступает пора действовать, устраивается на низкооплачиваемую должность и боится подойти к девушке в баре.

– Как, так? Разве воспоминания о прошлом успехе не вселяют в человека уверенность в собственных силах, в том, что достигнуть цели – легко?

– О, в этом парадокс: клиент испытывает уверенность и «нужные» эмоции, вспоминая о несуществующем прошлом, но в настоящем… им владеют те же чувства, что и до нашего вмешательства. Осознанно сомнению новые воспоминания человек не подвергает. Знаете, многие говорят: «Я никогда не делал этого раньше, у меня не выйдет» -это логично. В случае с фейковой памятью человек хоть и «делал» что-либо (или верит, что делал), страх «не повторить» действие, страх поражения или незнание, как воссоздать эмоцию для успешного действия в настоящем, мешают клиенту вести себя иначе, рисковать. Наверное, это происходит потому, что эмоция вживлена искусственно, и мозг не умеет сам создавать необходимые нейронные связи, так сказать, продолжать строительство отличного дома, хотя фундамент заложен великолепный! Понимаете?

– Это снова толкает меня в сторону коллективного разума… и духовной эволюции. Выходит, духовного роста не происходит? Мы не подключаемся ни к общему сознанию, ни к собственному. Мы не умеем принимать, испытывать чувства, не знаем, что провоцирует их внутри нас, ведь жизнь – больше, чем совокупность внешних обстоятельств и само рефлексии, не так ли?

– Дорогой мой, мы в преддверии философской дискуссии…

«Дорогой мой», скорее это они – дорогие, на мою зарплату таких услуг не купишь, а ведь многие пол жизни собирают копейки, а скопив нужную сумму, приобретают – и что? Иллюзии? Призрак счастья? Неужели стоит тратить годы и годы жизни, дабы купить минуты чужого успеха, радости или страсти? Купить искусственную созданную память, где осуществились мечты и фантазии, которым не суждено сбыться в реальности…

Меня передернуло. А, между тем, вот оно – счастье, рукой подать. Улыбающийся доктор предлагает решение всех проблем. А риски, последствия – это мелочи, со мной такого не может произойти, я не вхожу в число «неудачников», которых настигли побочные эффекты, со мной так не будет… Как бы настороженно я не относился к такому вмешательству, некто мелкий, запуганный и самодовольный одновременно, кто живет во мне и временами просыпается, сказал: «Было бы не плохо купить».

– А конфиденциальность?

– Несомненно. Доступно приобретение услуг в рассрочку, многие предпочитают такой вариант.

– А бывает, что при вживлении большого количества «прошлой жизни» донора, происходит конфликт личностей?

Доктор заерзал на стуле: прежде мало кто из пациентов задавался такими вопросами, все клиенты были поглощены своими проблемами (которые казались им неразрешимыми и уникальными, какое самодовольство – быть уникальным в своих страданиях, ха), что подписывали контракт сразу после того, как доктор заканчивал описывать в красках будущие возвышенные чувства и чудесные «новые воспоминания».

– У нас были неприятные ситуации такого рода, но я считаю, причина = в генетической предрасположенности пациента.

– То есть, никакой связи с «дозой» воспоминаний нет? Мы можем вживлять столько, сколько захотим? И по поводу раздвоения личности… как вы об этом узнаете? Берут ли две индивидуальности контроль над телом поочередно, или кто-то один доминирует, и если доминирует – тогда «скрытый конфликт» проявиться позднее, и мало кто придет к вам жаловаться спустя годы, тем более тема не самая приятная…

– Дорогой мой… как много вопросов, не хотите ли конфетку? Вам явно грозит истощение эго, и не мешало бы поднять сахар в крови.

– Спасибо, но я не люблю сладкое. И все же, доктор?

– Дозы, как мне известно, последствий не имеют. Влияние данного фактора в стадии изучения… конфликт личностей… хм… я не помню такого случая в моей практике, наверное, это случается чрезвычайно редко, а значит, финансово не выгодно проводить исследование этой «проблемы». Не берусь утверждать, что чувствует человек, переживающий конфликт личностей. Могу только посочувсвовть.

– У вас есть постоянные клиенты? Те, которые хотели сначала маленькую порцию эмоций, а потом – еще, и еще. Ведь сами-то они чувствовать и генерировать эмоции так и не научились.

– О, да!

Доктор был доволен: мы снова на стезе коммерции.

– Есть карта лояльности, мы предлагаем весьма выгодную политику скидок…

– То есть, ЭТО – ЗАВИСИМОСТЬ?

– Я такого не говорил.

– Значит, вам выгодно, чтобы люди не умели самостоятельно ощущать эмоции, отпускать прошлое? Вам не кажется, что это действительно останавливает развитие людей?

– Глупости! Вы опять затрагиваете спорные темы, ваши вопросы не имеют ответа.

– Скажите мне, как человек – человеку, считаете ли вы трудности, неудачи необходимой частью жизни, а умение индивида справляться с ними и проще ко всему относиться – одним из важнейших навыков?

– Послушайте, – доктор вытер пот со лба и взял конфету из блюдца, – я, прежде всего врач. По поводу трудностей – это выбор каждого, как с ними справляться.

– Вы лично прибегали к своим методам лечения?

Пауза, потом неохотное «Нет».

– Почему?

– Моя жизнь скучна и у меня нет особых проблем.

– Не хотели развеять скуку? Вкусить дух приключений?

– Я вполне удовлетворен своей скукой. Оставим тему личной жизни.

Я понял, что переступил черту и отступил.

– А недовольные клиенты бывали? Те, которые не испытали то, чего хотели, или испытали в меньшей степени, на какую рассчитывали? Или те, которые стерли воспоминания, но потом пожелали вернуть?

– С памятью все просто: невозможно продолжать хотеть вернуть то, о чём не помнишь, а вот с ощущением человеком эмоций возникают сложности… часто клиенты вообще не имеют понятие о чувствах, которые просят, они воображают себе что-то, а в действительности выходит не так. Порой клиенты путали эмоции: им внедряли страсть вместо любви, например. Это связано с тем, что люди не различают оттенков чувств, не отдают себе отчет в том, что испытывают или хотят испытать. В таких случаях мы предлагаем повторное вживление бесплатно. С таким товаром, как радость, экстаз, восторг все обстоит замечательно: они оставляют всех клиентов довольными, так как многие из них никогда не испытывали настоящей радости, привязанности или восторга до этого. В нашем деле главное – правильно идентифицировать, каких эмоций недостает человеку.

– Бывали странные просьбы? Например, испытать негативные чувства?

– Ха, вы мне напомнили о забавной истории. К нам приходила женщина средних лет… весьма нервная особа. Так вот, у ее дочери – подростка в аварии погиб парень, и девушка находилась в депрессии из-за случившегося. Мать, во что бы то ни стало, решила испытать переживания дочери, дабы помочь своему чаду справиться с проблемой, пройдя с ней через все стадии утраты близкого человека.

– И вы удовлетворили ее запрос?

– Понимаете, в нашем архиве такого чувства не было, никто прежде не требовал… ну мы и дали объявление, но почему-то никто не спешил делиться своим страданием. Частично я это объясняю тем, что депрессивные люди настолько апатичны, что им лень дойти до клиники, где им помогли бы справиться с проблемами, «удалив» их. Мы потратили несколько месяцев на поиски донора, и наконец вышли на нужного человека, позвонили клиентке, и вы не представляете, что та ответила! «Больше в ваших услугах не нуждаюсь, дочь покончила с собой». Нам она сообщить об этом не удосужилась. А мы потратили столько денег на поиски депрессивного донора!

Меня передернуло от слов доктора, но я сдержался и продолжил свое наступление.

– Да, неприятно вышло.

– Не то слово, столько время и сил – впустую!

– А что насчет… эмпатии? Та женщина не могла понять, что ощущает дочь, а могут ли приобрести эмпатию те, кто вживил себе воспоминание?

– Не уверен, но это возможно.

– Вы говорили, люди не могут воспроизвести самостоятельно чувства, которые «загрузили в мозг», значит, «внедренный» опыт не усваивается мозгом как «собственный», может, и на способность к эмпатии процедура не влияет? Не формируются новые нейронные связи? Вы проводили исследование, меняется ли структура мозга после операции, будь то вживление или стирание?

– Мы не проводили опрос по поводу эмпатии! Я не всемогущий, чтоб знать все! А про структуру скажу: да, меняется. В случае стирания участок мозга теряет синапсы, там могут появиться новые связи за счет будущего опыта, может происходить «срастание», это когда память стремится заполнить промежуток фейковыми воспоминаниями, или ранее вытесненными из актива, ну или просто события «до и после» удаленного временного промежутка переходят друг в друга, иногда формируя ложную причинно-следственную связь…

– Что вы имеете в виду?

– Был случай… В общем, мы удалили одной усердной студентке память о ее подготовке к экзамену, потому, что в тот период она страдала из-за смерти бабушки и развода родителей. Благодаря подготовке к экзаменам она сдала все на отлично, но…

– Но…?

– Она уверена, что сдала все на 5 без усилий! Что она одарена знанием свыше. Понимаете, мы не затронули знания, приобретенные ею во время обучения, а лишь память о событиях данного временного периода. Синапсы разные. Да, может, малюсенькие крохи информации пострадали, но в целом студентка помнит материал очень хорошо.

– А может ли человек при жизни отдать вам воспоминание?

– Да, может.

– При этом донор его… теряет? Или нет?

– Вы не знаете процесса… при стирании мы нивелируем синапсы, при вживлении мы их формируем, беря за образец «донорские». Если воспоминание покупается, то мы можем вживить связи из мозга донора – новые нервные клетки добавляем, только надо быть осторожным: найти нужное место во времени (память о событиях жизни) и в структуре мозга (конкретное место в органе). Легче, когда перед вживлением проводили стирание. В случае моделирования мы сами создаем синапсы из клеток пациента, базируясь на базе данных прошлых операций и программировании желаний пациента. Знаете, некоторые хотят того, чего в базе данных нет. У некоторых доноров мы можем брать лишь снимок, схему синапсов – это дёшево, снимки нужны для программирования, но при получении снимка мы не проникаем вглубь мозга донора, поэтому некоторые нюансы остаются незамеченными. В других случаях – извлекаем синапс из мозга, и тогда донор теряет воспоминание и связанные с ним чувства. Это обходится клинике дорого. Однако найти донора трудно, разве что кто-то при смерти. Иногда бедняки приходят в надежде заработать, но у них так редко бывают нужные нам и достаточно яркие воспоминания! Зато у них можно позаимствовать негативные эмоции. Знаете, был мужчина, который пришел сделать снимок, и у него было обнаружено замечательное, многогранное чувство грусти (весьма популярная эмоция среди богачей, должен вам сказать), и я захотел «купить» грусть, большие деньги предложил, а мужчина отказался: «А кем буду я без грусти? Без своих страданий?». Он прямо-таки горд был, что пережил эти мучения. Меланхоличный глупец.

Знаете, я думаю, наша медицина – чудо, вы можете пережить весь спектр чувств, при этом не подвергаться физическим испытаниям и моральным. Вам не нужно хоронить родственника, чтоб ощутить скорбь, не нужно рожать в муках, чтоб ощутить радость впервые увидеть своего ребенка, не нужно попадать под машину, чтоб испытать боль, или тратить 10 лет на тренировки, чтоб ощутить триумф победителя олимпиады. Захотели – купили – испытали – пошли по своим делам. Как вам?

– Омерзительно.

***

Передо мной сидела женщина лет 30. Белые волосы, прозрачные ресницы и губы, накрашенные фиолетовой помадой, облегающее полупрозрачное белое платье делали ее похожей на куклу. Я не так ее представлял. Несколько недель моих уговоров – и вот мы сидим друг напротив друга. Она кажется бесстрастной и пресыщенной особой. Курит, ветер развеивает сигаретный дым о ее худое лицо, я радуюсь, что мне не приходится дышать этим смрадом, а женщина временами скрывается за серым облаком дыма, которое медленно просачивается сквозь ее волосы перед тем, как исчезнуть.

– Рад, что мы встретились.

– Вы смогли пробудить во мне некоторый интерес. У вас весьма своеобразный взгляд на данный вопрос.

– Расскажите своими словами, что произошло…

– И вот опять! В сотый раз! Мои друзья достали меня расспросами, ну ладно! Для вас это может звучать по-другому.

Все произошло почти год назад. Я проснулась после полудня совершенно счастливая, хотела отправиться по магазинам, пойти в бар, покататься на катере с друзьями… ну, как обычно в общем. Одела черное платье, а сумочку под него все не могла найти в гардеробной. Не идти же мне, как пугало, безвкусно одетой? Моя горничная безрезультатно весь дом обыскала, я хотела сменить образ, но обнаружила-таки сумку в шкафчике для документов. Как она туда попала? Ключ только у меня от шкафчика, понимаете? Я не стала ломать голову над этим, поглощённая беспредельным счастьем из-за того, что нашла сумку, я продолжила собираться. Я, как обычно, хотела запихнуть в сумку помаду и телефон с кредиткой, но места не оказалось: в маленьком клатче лежал какой-то документ, исписанный мелкими печатными буквами. Я хотела сразу его выбросить (жаль, что я так не поступила!), но решила прочесть. Ведь странно, зачем мне прятать документ в сумку и запирать в шкафу? Эх… вы догадываетесь, что произошло потом. Документ оказался договором о стирании воспоминания. В контракте значилось, что я не хотела знать о самом факте устранения воспоминания, что в поликлинике мне не имеют права что-либо говорить. Ума не приложу, как договор попал ко мне в сумку!

Женщина выдыхает и снова исчезает за облаком дыма, ветер стихает и вонь сигарет проникает мне в ноздри, но я терплю и всем своим видом выражаю участие молодой особе. Официант приносит вазу с фруктами: клубника и мандарины в шоколаде, посыпанные ореховой пудрой. Моя собеседница берет клубнику своими длинными тонкими пальцами с ногтями цвета кофе, лениво откусывает кусочек, неторопливо пережевывает, явно не испытывая особого удовольствия, наоборот: лицо кривится так, будто девушка жует лимон.

– Для меня это было шоком! Шоком, понимаете! Такая неожиданность! И что самое ужасное, случившееся породило во мне желание узнать больше об удаленном воспоминании, выведать подробности… Я задумалась, был ли то первый раз, когда я решила стереть воспоминание?

– Что еще значилось в документе? Пресса не говорила конкретно, но ходили слухи о наркотиках…

– Лучше б это были наркотики! Женщина сморщилась еще больше, кинула недоеденную ягоду на тарелку, закурила сигарету и снова скрылась за облаком дыма. Я увидел в ее раскосых голубых глазах слезы, которые женщина пыталась скрыть и незаметно вытереть рукой.

– Я узнала, что сделала аборт. Понимаете? Я совершенно ничего не помнила, не помнила даже, что была беременна! Что встречалась с кем-то… Я спросила лучшую подругу, не напрямик, а так, намеками, дабы узнать: посвящала ли я ее в свою личную жизнь? Я сказала, что пора мне обзавестись новым парнем, и она ответила, что было бы неплохо, ведь уже как полгода я ни с кем не встречаюсь, а случайные связи небезопасны. Подруга понятия не имела, что я ждала ребенка. У меня оставалось два варианта: либо я с кем-то переспала однажды, либо у меня были тайные отношения. Стирание памяти произошло в прошлом месяце, значит, забеременела я месяца 2—3 назад. Я обыскала всю комнату в поисках информации: ничего. В телефоне – ничего, в компьютере – ничего. Родители либо были не в курсе, либо старательно играли роль не ведающих, чтоб не вызвать во мне подозрение о стирании памяти. В конце концов, я решилась наведаться в клинику и потребовать объяснений, но мне ничего не рассказали. Тогда я стала угрожать, что хочу компенсации за моральный ущерб и подключу прессу, так как персонал не выполнил условия контракта и я узнала о процедуре. Главный менеджер клиники был обескуражен, клиника согласилась частично выплатить мне контрибуцию, но мне не деньги нужны были. Я требовала и требовала правды, устраивала истерики, но желаемого не добилась. Тогда я действительно подключила журналистов и обратила на себя внимание публики. Друзья гадали, что же произошло со мной, какое воспоминание я удалила, но я никому не говорила, о чем узнала из документа.

– Вы не могли смириться, что не помните?

– Да! Если б я увидела документ, говорящий о стирании памяти, без детали про аборт, я бы забила на все, но… – Девушка дотронулась рукой до живота, – У меня есть подозрение: родители что-то знают, но предпочитают не говорить, думают, я расстроюсь еще сильнее. Звучит глупо, но что если я половину жизни удалила? Думаешь, что ты – ангел, а ты – убийца, просто не помнишь свершенного зла, но лучше от этого точно не становиться. Душа помнит. Знаете, я была атеисткой! И только послушайте меня сейчас: «Душа помнит». А ведь я не знаю, как иначе объяснить грусть, скорбь, внутреннюю боль, что возникает беспричинно.

Девушка закусила нижнюю губу и соединила руки, словно для молитвы. Я делал вид, что мое внимание всецело отдано прекрасному кусту белых пионов, цветущих вокруг беседки, ждал, когда девушка придет в себя.

– И что дальше? Узнали правду? Вы сдались или нет? – тихо спросил я.

– Нет.

Женщина снова потянулась за фруктами. Я увидел свежие красные царапины на ее холеных руках. Она поймала мой взгляд, я смутился.

– Нервно-компульсивное расстройство. Отвлекает от внутренних страданий. Как вы справляетесь с тревогой?

Я открыл рот, но слова застряли в горле.

– Богатые девочки тоже плачут. Банально? В минуты меланхолии я вопрошаю, когда потеряла способность доверять – людям, миру в целом. Даже себе я не доверяю, ведь «Прошлая я» скрыла часть жизни от «Теперешней меня». Вот сука! Хотела бы я выбить дурь из головы той девушки, которой была. Видимо, цена моего прозрения – мое падение. А мне ведь так хочется, чтоб меня любили. Я кричу о помощи, но меня не слышат. Людям неприятно иметь дело с проблемным человеком, но каждый из нас имеет «проблемы», разница в том, насколько тщательно мы их скрываем. Я устала быть идеальной. У меня нет сил смеяться. Я не хочу колоть ботекс, дабы избавится от морщин, которые появились из-за моих переживаний, чувств. Мы хотим стереть не только внешние, но и внутренние признаки переживаний, признаки того, что мы – живые, разные и…я не знаю, отчего так откровенна с вами. Скажите, зачем вы берете у меня интервью?

– Я хочу увидеть начало конца торговли памятью и чувствами. Прекратить маскарад. Знаю, мои усилия – ничтожны, но океан – это совокупность молекул воды. Так и моя работа не пропадет даром. Пролить свет на индустрию торговли памятью и чувствами – цель моей жизни. Я думаю, общество вымирает духовно. Сложившаяся ситуация – пандемия, чума современности. И…я боюсь.

– Чего?

– Что стирание памяти и эмоциональные инъекции станут способом борьбы с политическими и бизнес-оппонентами, что можно стереть память историческую, вживить массово воспоминания, взять контроль над сознанием народов… Переписать историю. Натравить друг на друга народы, классы. Представьте, сколько зла может причинить данный инструмент влияния на людей! Свобода выбора умрет. Невозможно будет отличить правду от лжи. Контроль над личностью…

– Вы не будете знать, что вас контролируют! Возможно, вы уже под контролем? И тогда не все ли равно: о чем не знаешь, о том не переживаешь. До того, как нашла документ, я и не подозревала о трагедии моей жизни! Я устала. Меня сводит с ума невозможность разобраться в том, что происходит. Не только в мире, но и во мне. От этого нет лекарства. Даже амнезия не принесет избавление. Душа помнит. Может, вы – марионетка системы? Может, вы тоже изменяли память?

– Знаю… может и я – запрограммирован.

Женщина сделала еще одну затяжку.

– Я встретилась с медсестрой-ассистенткой, которая присутствовала при моей операции. Она узнала о моих поисках истины благодаря ленте новостей, и решила связаться со мной. Девушка хотела денег. Сумма ничтожно мала, но меня взбесил факт этого наличия требования. Думаю, расскажи я о том, что узнала из договора, многие мошенники решились бы сочинить эпизод моей жизни ради наживы. Некоторые идиоты пытались одурачить меня, представляете: думали, я не знаю ничего, и сколько же забавных приключений мне приписали: от наркотиков до смены пола. Медсестра единственная упомянула об аборте, поэтому я решила встретиться с ней. Она оказалась молоденькой и наивной, отказалась от платы, сказав, что затребовала деньги изначально ради того, чтоб я приняла ее всерьез! Думала, никто не поверит бескорыстному человеку! Девушка сказала, что я купила несколько процедур: в первый раз я стерла память о моем любовнике, человеке из бедного класса, с которым тайно встречалась пол – года, а операция была требованием родителей, узнавших, что я хотела бежать с ним и грозивших лишить меня наследства. Представляете, как в романе! Только, в отличии от главных героинь книг, во мне не было достаточно храбрости, любви и гордости для того, чтоб послать к черту меркантильных родственников. Любовь к деньгам была сильнее любви к жизни и свободе. Я спросила медсестру имя возлюбленного, но та не знала. Если честно, думаю, родители позаботились о том, чтобы парень покинул страну… или ушел из жизни. Моя семья ни за что не примет никого, у кого нет миллиона на банковском счету! Позже я пришла в клинику сама, беременная и озадаченная вопросом отцовства ребенка. Растерявшись, я решила сделать аборт. Думала, что залетела на вечеринке, будучи пьяной. Мне стерли память об аборте. Как и почему я украла копию договора, не знаю. Может, я НЕ хотела лишаться воспоминания, может, сожалела об аборте? Я бы не убила ребенка от любимого человека! Если б помнила, что любила… сейчас я не представляю, какого это: любить. Не могу воссоздать чувство. Сердце молчит. Меня бесит это. Не хочу быть бесчувственной.

Моя собеседница сжала руку в кулак, и ее острые ногти впились в нежную белую кожу ладони. Начало моросить, и мы перешли в беседку. Официант с надеждой подбежал к столику, ожидая чаевых. Смешно. Рядом со мной шла богатая, молодая и абсолютно несчастная особа, страдающая от того, что ее лишили памяти о несчастной любви и о страданиях. Она могла любить и радоваться жизни со своим избранником. Она могла стать хорошей матерью. Она могла быть человеком. А кто она теперь? А кто —я? Большинство людей – марионетки, боящиеся собственных сердец, не способные смотреть в зеркало без самокритики, избегающие взглянуть на отражение своих глаз, в которых скрыта неприглядная истина. Память души. Эта богачка права: духовная память не поддается корректировки. События и чувства навеки запечатлены в ней. Можем ли мы получить доступ к этому сокровищу? Как подружится с душой? И почему я отделяю себя от души? Если я сейчас – не душа, то кто? Тело, разум… или я использую только частичку души, позволяю душе проявляться ровно на столько, сколько необходимо для физического выживания? Ведь тело – мертво без духа. Душа – загадочная, вездесущая, не запятнанная никакими ошибками человеческой личности. Представляю, что душа – океан, а я – ныряльщик, решивший погрузится в глубокие воды. Смогу ли я дышать под водой? О да! Только там и возможно дышать полной грудью… мне откроются истинные знания, я стану свидетелем чудес метаморфозы…

Девушка вернула меня в материальный мир:

– После разговора с вами мне легче стало, удивительно, не правда ли? И еще… уничтожьте проклятую «систему»! Уж очень скучно жить в подкорректированном мире.

***

– Доктор, вы не считаете это опасным? Вдруг кто-то решит стереть память человеку насильно?

– Что за чушь! Наша политика безопасности безупречна!

– Но все же… если правительство попросит удалить память террористу? Не будет ли это более гуманным способом борьбы с проблемой, чем лишение свободы, казнь и исправительные работы? Представьте: не нужно содержать тюрьмы, такая экономия! Есть ли вероятность, что преступник совершит новое преступление потому, что «испорчен» изнутри, а отсутствие воспоминаний о проступке не влияет на моральные принципы и законопослушность? Или того хуже – препятствует раскаянию виновного.

Доктор заерзал на стуле. Он все больше злился на меня за любопытство.

– Не было такого! Насильно никакого вмешательства НЕ БЫЛО! А что до рецидивов… да, «испорченность» натуры, как вы выразились, может проявиться снова. Доктора не всегда знают, какие нейронные связи разрушить, какие воспоминания стереть, чтоб искоренить жестокость и склонность к насилию. Идентифицировать и устранить из памяти событие, которое дало пороку начало, а также обстоятельства, способствующие моральному разложению личности, очень тяжело, а часто – невозможно. Это слишком сложно. Пока. Наука развивается.

– Что если использовать эмоциональные инъекции для морального исправления преступника? Например, заставить насильника пережить эмоции жертвы? Проводили эксперимент?

– Я в этом не участвовал.

– Ваше мнение: это эффективно?

– В некоторой степени – да. Вы сами говорили: не факт, что проживание эмоций жертвы вызовет эмпатию и раскаяние преступника. Случается, «внедренное» чувство донора мозгом реципиента не воспроизводится и как «личный опыт» не воспринимается. Все равно, что посмотреть фильм. Вы же не думаете, что побывали в космосе, наблюдая путешествие астронавта на экране компьютера? Повторюсь, что не располагаю данными исследований – они секретны.

– Ваше мнение о…

– Я не имею мнения о том, чего не знаю. Сочинять сказки и теории не моя работа. Я – практик. Человек фактов.

Подлый и мерзкий тип! Знает, все он знает. Эх, вскрыть бы его мозг и узнать все… или вживить доктору боль тех, кого он «лечил». Винтик в системе. Доктор – всего лишь винтик.

– Бывали случаи, когда пациенты просили вас вернуть память? Например, они забыли что-то после аварии, или просто не помнили в деталях, но хотели восстановить воспоминания? Что тогда?

– Это сложно. Мы можем показать клиенту эмоциональную карту его мозга, но не может описать происшедшее событие точно, пока ученые не научились считывать детали, доступна лишь общая картина эмоциональных переживаний и реакции тела. Мы не можем извлечь имена, предметы и действия из памяти.

– То есть, пациенты сохраняют способность воспроизводить пережитые эмоции, если не помнят событие?

– Похоже на то. Именно необъяснимые чувства приводят клиентов к нам: «Доктор, скажите, почему я так скорблю временами?» Или: «Отчего я не могу устроить свою личную жизнь, какой эмоциональный блок мне мешает?».

– А вы что?

– Что – я? Это не моя специализация. Советую гипнотерапию. Это все.

– Было б интересно, если бы вы могли считывать детали… сколько нераскрытых преступлений перестало бы быть таковыми, сколько невиновных осужденных отпущено на волю! Доктора могли бы исследовать память преступников, политиков, бизнесменов и…

Доктор покраснел и завопил:

– Хватит! Что вы такое говорите! – испугавшись собственного крика, доктор замолчал на секунду и снисходительным голосом продолжил:

– Вы -мечтатель, но наука развивается, все возможно…

***

– У вас довольно необычная профессия.

– Знаю. Кто-то должен быть первым.

Передо мной сидел преклонных лет мужчина, одетый как павлин, и явно не страдающий заниженной самооценкой.

– Я смотрел на вещи шире. Пока некоторые продавали случайно полученные эмоции, кусочки своей жизни, я решил делать это целенаправленно.

Меня передернуло: такой способ зарабатывания денег впору было назвать духовной проституцией.

– Что подтолкнуло вас к этому?

– Что заставляет человека «крутиться»? А? Деньги!

Он самодовольно выдал никому «неведомую» истину, и налил себе еще один стакан виски. Мы сидели в гостиной его дома, походившей на дешёвое подобие королевского дворца: красные ковры, вычурные кресла и диван с мягкой зеленой обивкой, белые двери с позолоченными ручками. Больше всего меня бесили ковры: такие пушистые, что по ним неудобно было ходить: ноги проваливались, будто ступаешь на мокрую почву, а не увязнуть окончательно помогают пучки травы, каким-то чудом выросшие в каше из песка и глины.

– Так, с чего все началось? Расскажите мне вашу историю, право, очень интересно. Человек с таким доходом, как ваш, может позволить себе все, вечный досуг и развлечения. Тем не менее, вы продолжаете работать и даже основали свою компанию…

– О, да!

Видно было, как жаждал этот человек, внешняя красота которого угасала, восхищения молодых людей вроде меня, признающих его превосходство, преклоняющихся перед его гениальностью. Что за жалкое создание!

Смотрю на него, как собака на кость, и выжидаю, а он, в свою очередь, выдерживает паузу, потягивается и берет дольку лимона, лежащую на блюдце возле бутылки виски. Рюмка одна.

– Я был беден… да что там беден! Мне негде было спать, нечего было есть и я готов был бросится с моста (конечно, я бы этого не сделал, но всегда представлял, как трогательна и трагична подобная смерть. Позволял себе помечтать, однажды переступил через ограждение, но поблизости не было никого, кто мог бы меня спасти и умолять не сводить счеты с жизнью, так что пришлось вернуться обратно). Так вот, однажды, стоя на мосту и воображая, как волны смывают с камней следы моей крови (а упасть я должен был именно на каменные выступы, тонуть не так драматично), услышал разговор двух мужчин, одетых едва ли лучше, чем я. Они обсуждали цены. Цены на воспоминания и эмоции.

– Как они узнают, что у меня в голове? – сказал один из них.

– Мой знакомый говорил, они сканируют мозг и видят твои чувства.

– Что… что они делают?

– Сканируют. Не спрашивай, что это такое, сам не понимаю ни черта.

– А если приврать?

– Не стоит, могут в суд вызвать, если потом тому придурку, который купит твои воспоминания, они не понравятся, лживые воспоминания тоже легко идентифицируют… скажем, ты схитрил и вместо радости от первого свидания отдал ученым радость от того, что сломал ногу и потому не выходил на работу месяц, ну ты понял меня… Это будут кардинально разные эмоции.

– Ах, что за прекрасные три недели выпали тогда на мою долю!

– Да ты лучше скажи, что делать будем? Есть у тебя что на продажу или нет?

– Я… первый раз, как я увидел Мэри…

– Просто увидел и все? Этого мало!

– Нет, мы еще танцевали в тот день, и я подумал, что красивее девушки нет, я впервые влюбился, причем, так вот сразу. Увидел – и все, знал, что – моя.

– А не жалко?

– Да жалко… никогда потом не испытывал ничего подобного. Может, такое раз в жизни дано испытать. Не знаю… Мери не соглашалась с моим решением долго, плакала. Боится, что мне там невесть чего в голове натворят. Мэри теперь уж не та. Раньше такая веселая была, а сейчас лица на ней нет, плачет да боится всего. Деньги нам позарез нужны, сын заболел.

– Жаль, приятель. А хоть денег от процедуры тебе хватит?

– Не знаю… а сколько дают?

– Да от силы эмоций зависит… раньше вроде от продолжительности воспоминания что-то там начисляли, но теперь только «сила» значение имеет.

– Мэри плакала сегодня. Боится, я ее не узнаю или разлюблю. Я, конечно, говорил, что разлюбить мою Мэри невозможно, а теперь и сам боюсь. Но сынок совсем плох, совсем! Срочно нужно в больницу ложиться, а нам платить нечем…

«Павлин» медленно, с наслаждением, осушил рюмку виски.

– И вы решили тоже стать донором?

– Нет, что ты, я в омут с головой не бросаюсь, решил все разведать для начала. Я понятия не имел, что это за отрасль науки и чем такие доктора занимаются.

«Павлин» опять потянулся к бутылке виски, а я переживал, что с такими темпами у него не останется сил продолжить историю: лицо покрылось сеткой красных жилок и пятен, взгляд стал влажным и несфокусированным.

– Вы не хотите встретиться в следующий раз и рассказать мне историю более подробно?

– Нееее….уж если я начал, я кончу. Ты что, спешишь?

– Что вы, я жажду услышать каждую деталь, но не хочу переутомлять вас.

– А… ну так знай, что меня утомить не так просто.

Так вот, я пошел в ту клинику, где эти психопаты работали, и попросил их все рассказать подробно. Помню, доктор смерил меня высокомерным взглядом и спросил, ощущал ли я вообще позитивные эмоции в жизни. Представляешь! Он думал, раз я беден, значит вся моя жизнь – дерьмо, что для меня солнце не светит, и женщины меня не любят. Я тогда был дерзким и вспыльчивым и ответил, что счастья и приключений в моей жизни было в сто раз больше, чем в его, что я не проводил молодость, корпя над глупыми учебниками и сидя в полумраке затхлых библиотек, а брал от жизни всё! Всё! Видно было, что доктор разозлился, однако заинтересовался. Сказать по правде, я не врал, но слегка приукрасил. На мою долю выпадало больше пинков, чем пряников, но когда был пряник – никто лучше, чем я, не мог воздать подарку судьбы должное!

Доктор объяснил процедуру, но я не понял и половины его слов, зато уяснил, что снимки воспоминаний и бесконтекстные эмоций – дешевые, а вычлененное воспоминание с эмоциями ценится высоко, и что, если я продаю последнее – лишаюсь памяти о событии безвозвратно. Однако не теряю возможности испытать такое же чувство снова. Те дураки, что мои эмоции купят, сами их воссоздать потом не смогут. Эмоциональные импотенты! Меня озарило: на этот товар – вечный спрос! Если человек привыкает покупать радость, как потом жить без радости? Ну, я сразу говорю доктору: продаю!

«Павлин» вздыхает, ударяя кулаком по мягкому подоконнику кресла:

– Увы, не получилось в первого раза. Доктор сканировал мой мозг, сказал, что есть какие-то там участки повышенной активности и воспоминания с интенсивными эмоциями, но я не мог конкретно описать ему, что со мной происходило в те моменты! Не помнил, представляешь? Тут еще вот что… ты можешь продать эмоцию отдельно, без «фильма» – воспоминания, так сказать – голое чувство (особенно, если это подсознательная память), но это стоит меньше, чем полный набор. Конечно, я не хотел продешевить и спросил, в моем случае эмоции записаны на подсознание или «в активе» памяти? До сих пор не понимаю, чем они бессознательная память отличается от сознательной, кроме того, что в первом случае ты с помощью усилия воли не вспомнишь ничего: либо гипнотерапия, либо вообще ничто не поможет, а во втором – напрягись и вспомни, главное – вспомни правильно! Не перепутай. Я сказал доктору, что вспомню и продам полный набор. Доктор решил, я струсил. Как он удивился, увидев меня через три дня!

Я сидел сутки напролет, вспоминал мою жизнь и выписывал на листок, что мне радостным казалось. Что-то средненькое вычеркивал, как малоценное. Интересно было понять, что зависть и жажда быть в центре событий – мои ключевые чувства, я горд ими, они подпитывают амбиции!

Так вот, я вспомнил кое-что – мелочи, вроде отменного обеда в детстве, или как мы с друзьями украли велосипед, а я оставил его себе, как выиграл в казино 100 долларов, и как соблазнил самую красивую девушку в городе! И да, сканер показал, что когда я повествую об этих событиях, участки памяти «с интенсивными эмоциями» горят! Это была победа, и я сказал себе: «Далеко пойдешь, парень!»

Однако, я понимал, что легкому заработку скоро придет конец, что в запасе осталось мало счастливых воспоминаний и историй, которые люди хотели купить. Когда я получил свои деньги, первое, что пришло на ум: как много выпивки я могу купить и как хорошо поесть, может хватить даже на комнату в хостеле, чтоб повести туда какую-то пьяную дамочку. Но потом… что потом? Неделя кутежа – и все, и я на мели, а источник заработка, легкие деньги превратятся в воспоминание… Тогда я спросил доктора, какие эмоции пользуются наибольшим спросом и какие истории люди предпочитают.

Доктор посмотрел на меня насмешливо:

– А что, в вашем мозгу притаилось что-то интересное?

– Возможно. Если знаешь, что искать – найдешь. Я ж говорил, у меня насыщенная жизнь.

Доктор хмыкнул и саркастично заметил:

– Найдется у вас воспоминание о ночи, полной веселья, наркотиков и музыки? Не дешевый «кабак», а элитное казино? Что насчет страстного романа с моделью? А как на счет триумфа покорителя горной вершины? Или покупка дорогой спортивной машины, когда вы впервые нажимаете на максимум и летите по ночному шоссе…

– Вы хотите сказать, что эмоции… полученные богачами, сильнее?

– Нет, конечно. Но люди любят смотреть на красивую картинку-воспоминание. Какой-то бродяга может получить больше удовольствия от куска хлеба, чем миллионер от лобстера, но во втором случае клиент получает бонус – недостижимую мечту, клиент – герой красиво снятого фильма. Плюс, так как многие наши клиенты богаты, истории бедняков шокируют их и вызывают отвращение. Зато богачи ощущают отличные эмоции в привычной атмосфере роскоши. Знаете, однажды клиент сказал, что он абсолютно удовлетворен силой радости и надежды, которую испытал в роли иммигранта, впервые ступившего на новую землю, но не мог понять: как можно быть оборванным, нищим, немытым и при этом – счастливым? Когда я вышел из кабинета…

Мой собеседник икнул и сказал, что ему пора в уборную. Я улыбнулся и кивнул, смотрел, как этот выпендрежник шатается, пытаясь идти ровно и величаво. Беру лимон и ем, думаю про себя, что старикан так и не предложил мне выпить, хотя бы ради приличия. Жлобская натура. Меня угнетает его напыщенность, все это бахвальство… но то, о чем он говорит… боже, неужели это на самом деле происходит? Суррогат эмоций… торговля эмоциями. Испытать, не проживая.

«Павлин» вернулся. Он потянулся было к бутылке, но передумал.

– Я решил, что проживу то, что хотят клиенты придурка-доктора. Моих денег хватило, чтоб устроить себе шикарную ночку в лучшем клубе города, а потом… можно продать воспоминание, и получить больше, и вложить деньги в еще более качественные воспоминания…

– А вы не думали, что жизнь вечного донора – утомительна, или что денег может не хватить, или что не испытаете нужных эмоций?

– Думал. Ну, так что, что мне терять? Тем более, что может быть лучше: спускать деньги на развлечения, проживать страсть, похоть, восторг, блаженство, беззаботность, бесшабашность, веселье, чувство всеобщего внимания и дурман побед… А потом, продавая их, получать деньги на новую дозу таких вот воспоминаний! Мне платят, чтоб я жил хорошо, разве не чудо?

– Вы ведь не помните ничего, что было с вами!

– И что? Я всегда могу испытать те же эмоции, способность ощущать остается при мне! И я все записываю, дабы знать, что я уже пробовал и что дает наилучший эффект, самые «сочные» эмоции и истории.

– Что это за истории?

– Какое вам дело? Для всех это разное. Могу только сказать, что дважды в неделю я курю марихуану, раз в две недели прыгаю с парашютом, или учусь управлять самолетом, занимаюсь дайвингом время от времени, и конечно – клубы, казино и женщины – самое востребованное и легкодоступное.

– А вам… не жаль расставаться с памятью?

– Чего мне жалеть? Без денег мне и не с чем было б расставаться! А еще… я—то знаю, как получать удовольствие. Многие умники, типа того доктора, без понятия, что им нравится! Они слишком закомплексованы, скованны завышенной самооценкой, но при этом не обладает подлинной уверенностью в себе, а это мешает получать от жизни кайф. Я не боюсь быть довольным и счастливым, так-то!

– А ваша компания…

– Ах, это… да, мой бизнес масштабируется. Решил учить ребят, как создавать на продажу эмоции и воспоминания. Мои курсы очень дорогие…

Он многозначительно замолчал, смакуя минуту, ожидая, что я захочу пройти курс, но я был спокоен, так что старик продолжил.

– …ОЧЕНЬ дорогие. Они того стоят. И доходы у моих выпускников в 100 раз выше, чем были до прохождения курса…

– Вы не думаете, что деятельность вечных донора – форма прожигательства жизни? Вы ведь не помните происшедшего, не учитесь на ошибках, и каждый ваш день похож на предыдущий… в вас сохранилась частично память того парня, что впервые пожертвовал своими эмоциями 25 лет назад, никаких новых собственных воспоминаний вы не накопили, никакой мудрости не приобрели!

– Наивность! Вы поглядите на него! Ты думаешь, что до этого я, и мне подобные люди, жизнь не прожигали? Только я решил умирать красиво. А что до одинаковости дней – так я их не помню, сам знаешь, так что новизна – моя постоянная спутница, ха-ха.

– Ваши ученики… они все работают «генераторами»?

– Не все, что стало для меня самого неожиданностью. Ко мне приходили очень важные особы, очень известные особы, желающие научиться получать удовольствие, самостоятельно создавать эмоции и воспоминания.

– Именно это положило началу такому направлению в медицине, как…

– Глупости! Это они сами напридумывали: все эти гаджеты, приспособления, приложения, всё это – для выкачки денег, молодцы, ребята! Мой подход другой: я заставляю придурков с кошельками узнать, что их делает счастливыми. Представляешь? Куча денег, а люди не знают, как развеселиться? Всё перепробовали, ничем их не удивишь, а кому-то всего-то и надо было, что переодеться в рваные джинсы и сходить в вонючий «кабак», или проснуться без будильника, или заказать повару ту еду, что готовила ему в детстве бабка…

Я пружинил по красным коврам торговца эмоциями к выходу и думал, что жизнь хозяина дома, бабочки – однодневки, заслуживает сострадания, ибо он себе не принадлежит. Проживать жизнь для кого-то, пусть даже и самому испытывать при этом удовольствие (о котором не помнишь) – энергозатратно, бессмысленно! Чего не помнишь, того и не было. Значит, и жизни не было? Колоть в вену наркоту ради чувства свободы и всемогущества, чтобы потом какая-то дамочка из элитного мира могла, без вреда для здоровья, насладиться кайфом наркомана, купив воспоминания… Меня передернуло. Непонятный мир.

***

– А что тут такого?

На меня, как на ребенка, сморозившего глупость, смотрела полная женщина, одетая в розовое помятое платье, поверх которого красовался грязный малиновый фартук в мелкий черный горошек. Она развела руки, пожимая плечами, и предстала моему воображению в образе огромных весов, взвешивающих банку варенья в одной руке и батон в другой. Видимо, весы были не точны, так как постоянно показывали равенство любых предметов, попадавших на их поверхность.

– Вы ведь не богаты, да и неужели жизнь так уж тяжела, что вы ее не можете прожить самостоятельно, без постороннего вмешательства?

– Поверьте мне, я сохранила бодрость духа и оптимизм до такого возраста исключительно благодаря чисткам памяти. Я не могу купить эмоции, они слишком дороги, но как по мне, для безоблачного существования вполне достаточно время от времени удалять неприятные моменты повседневности. Распоряжение финансами – вопрос выбора: кто-то копит на новую машину, кто-то – на отпуск, кто-то пытается отправить своих «спиногрызов» в колледж, или сделать ремонт, а мы с мужем вкладываем в эмоциональное здоровье.

Скорее в эмоциональную анастезию и амнезию. Улыбаюсь и киваю. Что она там сохранила? Оптимизм? Что толку от ее пустого оптимизма? Такой оптимизм лопнет, как мыльный пузырь, при возникновении малейшей неприятности. Вряд ли она способна справиться с чем-то серьезнее подгоревшего ужина и сломавшейся машины. То, что нас не убивает, делает сильнее лишь при условии принятия обстоятельств, преодолении препятствий и духовного роста. Чрезвычайной силы воли и доверия требует прощение и умение отпускать. А в случае с «удалением» неприятностей из памяти, мы убиваем и саму возможность роста. Мы становимся слабее, трусливо избегая чувств и мыслей.

– Никогда вас не гложет любопытство… вы никогда не хотели узнать, что забыли и сколько раз забывали? Ведь это может быть важно.

– Нет, нет! Такая возможность исключается! Мы с мужем заключили брачный контракт: как только мы будем испытывать горе, злость… или что-то станет между нами – сразу кто-то из нас ведет другого в клинику, и мы делаем чистку памяти… оба. Доктора помещают нас в специальные комнаты послеоперационного пробуждения (декорированные под кафе или магазин), или отвозят нас домой (мы предоставляем ключи), так никто из нас не знает, что произошло. Я и сама не могу сказать, сколько раз это происходило!

– То есть, вы могли пройти чистку сегодня утром и ничего не вспомнить, даже не заметить?

– Да. Мы предоставили докторам все сведения о нашей рутине, заключили с ними контракт и создали специальный счет, с которого снимаются деньги. Мы никогда не знаем, когда происходит снятие. У нас фиксированная годовая плата, мы просто пополняем счет ежемесячно.

– Все же вы знаете о контракте…

– Да, это необходимо для того, чтоб мы знали, что делать в экстренных ситуациях.

Чайник на плите завизжал, хозяйка с живостью, необычной для ее тучного тела, протанцевала к плите в противоположной части кухни. Я был удостоен чести попробовать домашнее печенье и хлеб с вареньем, но едва прикоснулся к ним, все мне казалось ненастоящим, все, к чему прикасалась женщина, становилось фальшивкой.

– Ваши друзья как к этому отнеслись? Они тоже заключили такие контракты?

– По-разному… Некоторые не понимали, и мы прекратили общаться очень давно. Моя школьная лучшая подруга, когда услыхала, что мы такой контракт подписываем, думала, я ее разыгрываю. Она долго меня пыталась отговорить, но я -то лучше знаю, что для меня хорошо. В конце -концов, мы закрыли тему.

– Так вы не общаетесь сейчас?

– Нет…

Женщина вдруг решила проверить, как поживает посуда в мойке и еще раз отполировать чашку. Как ни странно, кухня хозяйки была идеально чистой, а вот сама она производила впечатление видавшей виды набитой опилками куклы, которую забыли в песочнице в дождливый день. Она не хотела говорить, но я сделал вид, что не понимаю.

– Отчего так? Даже открытками не обмениваетесь по праздникам?

– Нет…

Она вздыхает.

– Понятия не имею, что с ней и где она.

– А хотели бы?

– Порой – да, порой – нет. Понимаете, она такая проблемная… такая противоречивая личность. Иногда мне кажется, все – к лучшему, с ней было слишком сложно… Подруга всегда создавала трудности, всегда впадала в крайности, и была категорически против стирания и внедрения чувств и воспоминаний!

– Иногда, со временем, друзья уходят… у меня были такие случаи. Старые приятели отдалялись, наши встречи происходили все реже, и, в конце концов, мы удаляли номера друг друга.

– У меня и Кати не так было. Мы порвали сразу. Она закатила грандиозную истерику! Такая чувствительная, ей точно нужно стереть пару воспоминаний…

– Как я вас понимаю! Думаю, вы правильно поступили. А что произошло?

– У нее муж умер от рака. Она очень переживала, постоянно донимала меня жалобами, пока он болел, просила сидеть с больным, когда она работала, ее отец был тоже слаб и не мог помогать дочери по дому. Я соглашалась скрепя сердце пару раз, и еле выдерживала это напряжение! Слабые стонущие люди, такие пессимистичные и немощные, от них прямо-таки «воняет» смертью! Муж запретил мне ходить к Кате. Сказал, когда я расстроена, он чувствует себя «не в своей тарелке». Я попыталась помягче об этом сказать Кате, вопреки моим опасениям, она не накинулась на меня, но так посмотрела, что (сама не знаю за что) мне стало стыдно. Не могла находится рядом с ней.

– И потом вы не общались?

– Да нет же, вы меня будто не слушаете. Она обычно закатывала истерику, а в этот раз все обошлось тихо…

– Так это не была ваша последняя встреча?

– Увы, нет.

Я смотрел на дно чашки, на котором осталась одинокая чаинка в лужице рыжевато-коричневой жидкости, и женщина, с извинениями по поводу своей невнимательности, налила мне по самый край чашки горячего чаю.

– Вы скучаете по ней?

– Временами, когда вспоминаю, как мы здорово играли в детстве. Ну, а потом посыпались проблемы, и она… она была такой эмоциональной! Это вредно для здоровья, и моему мужу она не нравилась…

Женщина замолкла, и я тоже притаился, ощущая, что неприятная тема непереносима для нее – человека, который все трудности «стирает».

– Ее муж умер, и Катя пришла ко мне. Она рыдала на моем плече, но я не могла понять, что происходит. Не могла. Что-то смутно припоминала, будто все во сне происходило, но… понимаете, я не могла понять, чего она так убивается. Вот, чего? Ну, умер, ну понятно, расстроилась, но чтобы так! А ее «сопли», красные глаза казались мне недопустимыми! Конечно, я ничего такого ей не сказала, но она рыдала и рыдала! Спустя неделю, она сидела тут, на вашем месте, бледная, исхудавшая и с огромными красными глазами, смотрящими в никуда, а какие тени под глазами! Фиолетовые прям. Катя сказала, что не может жить без супруга. Я не могла этого слышать! Представила, что делала бы, если б мой муж умер, и явно не видела себя… такой! Ну, погоревала, и что? Если слишком тяжко, то можно и стереть пару моментов… а там и нового мужчину найдешь, только не нужно себя запускать, никому не нужна больная, печальная и страшная женщина! Я ей так и сказала, помягче, конечно, и посоветовала клинику. И что тут вышло! Катя разбила чашку, назвала меня бесчувственной, пустой и не способной на сочувствие! А что она говорила про наш с мужем брачный договор! Позор какой! Такие слова из уст женщины! Она сказала, что мы не люди, а роботы, что у нас души атрофировались, ох, что она тут говорила!

Мысленно я надеялся, что бедной Кате стало легче после того, как она выплеснула злость на «подругу», сам же скорчил возмущенную мину и воскликнул:

– И как она могла!

– Вот именно! Муж так и сказал, просто не допустимо, чтоб мы общались! И все же, в детстве мы отлично проводили время… еще печенья?

– Нет, благодарю, очень сытное и вкусное! Но я уже наелся, вот чаю можно.

Она села и подпёрла подбородок толстенькими ручками, обрамленными розовыми кружевами платья, я заметил, что кружево весьма потрёпано, что лак на её ногтях откололся, шею украшали дешёвые бусы. Женщина выжидающе смотрела на меня, хотела мне угодить, сам не знаю почему, мне стоило немыслимых усилий выдавить улыбку и произнести комплимент ее выпечке, хотя я сотни раз одевал маску, проводя свои интервью… Меняю тему, пользуясь ее сговорчивостью.

– Не сочтите бестактным, сколько стоит такой контракт?

– Ох, это почти вся зарплата мужа, так что мы оба живем на мою пенсию. Но это необходимо, вы сами убедились. Никогда со мной не будет того, что с Катей, я не буду убиваться до беспамятства.

Я сидел и думал: даже если ей стирали память, она должна сохранить способность переживать «удаленные чувства и эмоции», но тут на лицо – неспособность сочувствовать, никакой эмпатии! Как так?

– Скажите, когда вам впервые стерли память? До замужества вы это делали?

– Хм… она заерзала на стуле, будто собака, что чешет зад о ковер, и неуверенно продолжила:

– Да… вроде. Мне говорил папа, что я, будучи подростком, попала в аварию, и что со мной была моя мама, которая не выжила. Я была без сознания, а мама скончалась мгновенно. Вот отец и решил стереть мне память, чтобы избежать морального шока, стереть еще до того, как я обо всем узнаю.

– Как? Без вашего согласия?

– Тогда не было законов в этой области, никто не воспринимал все так серьезно, как сейчас. Мне, право, повезло! А то не представляю себе, как бы я потом от всего этого отошла!

– Так… вы не помните свою мать?

– Отчего же, кое – что помню. Правда, пришлось удалить несколько лет жизни с мамой, понятно, не все удалось стереть, лишь самые яркие моменты, которые служили мне основой привязанности.

– И вы… не жалеете?

– О чем? Я не знаю, что мне стерли.

– Ну конечно… А можете описать, что думали в тот момент и как отнеслись к стиранию памяти?

– Ну… странное чувство. Некая потерянность из-за того, что в череде событий образовались пробелы. По поводу утраты человека… у меня было ощущение, словно мама – мимолетное видение, сон. Будто знала человека давным-давно, а наши отношения остались в «прошлой жизни». Я помнила, кем мне приходилась та женщина, но я не была парализована известием о ее смерти. Например, вам сказали, что одноклассник, с которым вы редко общались в начальной школе – умер. Легкая грусть – вот все, что вы почувствуете. Это естественно. Смерть всегда грустная. Но не более того.

– Так мать для вас… как малознакомый человек?

– Я не думала о ней как о малознакомой, я вполне отдавала себе отчет в том, что такое «мать».

Женщина бросила на меня раздраженный взгляд, но я не мог сдержаться:

– Но вы не переживали по поводу ее смерти!

– Почему? Переживала. Мне было обидно, грустно. Целый день у меня было испорченное настроение!

– День? «Целый день»?

– Ну да, много слишком, но что я могла поделать? Почти весь день!

– А на следующий…

– О, я была вполне довольна собой и доктора хвалили меня за боевой дух, у меня был перелом, так что я не могла сразу вернуться в школу.

Я не верил своим ушам. Сахар. Сахар поверх ее жизни, вся ее жизнь – это сахарное печенье, которым заедаешь горькие пилюли.

– Вы не в обиде на отца за это? Почему он так поступил?

– В обиде? Да он самый заботливый в мире! Он хотел уберечь меня, он сам так говорил. Когда ему сказали о маминой смерти, папа был сокрушен, и не хотел того же для меня. Вот почему я была прооперирована еще до того, как пришла в себя.

– Ну а сам он? Тоже все стер?

– Нет… понимаете, мы были небогаты, так что папа весь удар взял на себя. Он скрывал от меня свое горе, но я замечала. Правда, не могла понять, чего он так киснет. Жаль, что денег не хватило на две операции! Ну, а потом и смысла не было делать, он сам отошел, хотя, как по мне, не полностью. Даже сейчас я стараюсь не поднимать эту тему. Вообще папа у меня был очень сердобольный, меня опекал. Я ему так и говорила: «Пап, если что случится – сразу стирай все мне, не хочу, как ты, грустить долго». Он поддерживал идею брачного контракта. Я любила папулю, но он тоже умер. Правда, я не помню, от чего и как. Мой муж все организовал прекрасно, и смерть папы вызвала во мне не больше эмоций, чем мамина.

Меня тошнило. Неужели она не понимает? Хотя как? У нее ведь не было потерь. Ледяная королева, не знает горя, не может помочь другим, кто испытывает трудности, закрытая от всего – под колпаком в искусственном мире, где всегда только улыбаются. Однобокая жизнь, а душа… ее душа ничему не учится! Она деградирует! Ужас! Мертвая! Мертвая!

– А вам не интересно, какого это – страдать, переживать?

– Что ж тут интересного? Я не слепая, вижу, как люди себя ведут, будто заболели, будто их паралич схватил, и аж смотреть на них противно! Сами на себя не похожи… не хочу такого! По всему видно, что им нехорошо.

Она не знает, что такое – смерть близкого, ей стерли память до того, как она получила эмоциональный опыт. Это – ошибка ее отца, интересно, осознал ли он это?

– А ваш муж… он тоже подвергся стиранию памяти до брака?

– Нет! О, нет, его детство прошло гладко. И он вполне логично решил, что и вся жизнь его пройдет так же, что за это стоит платить.

– А, вы никогда не ссорились? Не спорили, не переживали кризис в отношениях?

– Да нет, если что и было, мы не узнаем это. Я абсолютно счастлива в браке. Идеальный союз.

– А дети… у вас нет детей?

– Да нет – спокойно сказала она.

– А почему? Не хотите?

– Да не знаю, никогда об этом не думала.

– А, Мэтью?

– Хмм… даже не знаю, наверно нет. Если у нас и были разногласия, мы их убрали. Знаете, память и эмоции – это как кухня, там убирать надо.

И, довольная свои сравнением, она выкладывает на блюдце куски вишневого пирога. У этой женщины чувств не больше, чем у рыбки. Ковыряю ложкой тесто, размазываю начинку по блюдцу и черчу узоры ложкой на повидле. Она продолжила:

– Брак заведомо был удачным, ведь мы договорились о самом главном – о нашей памяти. Поэтому, когда наши знакомые разводились и делили имущество, мы в очередной раз убеждались, как мудро поступили.

– А …скажите, как вы полюбили Мэтью? Можете описать свои чувства?

– Какие у вас смешные вопросы! Как у малыша. Что ж… мы познакомились на вечеринке, я была первокурсницей, он – на год старше. Мне он понравился, веселый такой. Ну и комфортно рядом находиться, танцевал хорошо. А потом мы заговорили о стирании памяти… знаете, для меня это был главный критерий при выборе парня. Если наши мнения расходились, значит, мы не сойдемся, не будем парой.

– А раньше вы так поступали?

– Да. Первые расставания с парнями были болезненными (по словам папы), и я просила папу отвести меня в клинику для стирания памяти, точно не помню, как развивались отношения с мальчиками, даже не помню, с кем встречалась. Однажды меня осенила идея брачного контракта. Никогда не ссориться, жить душа в душу, весело, легко, прямо сказка! Если парни по поводу «коррекции памяти» говорили, что я спятила, мы сразу расходились, не было даже вторых свиданий. Лишь однажды я нарушила правило. Парень думал, что переубедит меня, и притворился, что согласен. Ну, а потом… все обернулось плачевно. Не помню, как мы расстались. Но историю неудачи сохранила, чтоб в будущем не повторять ошибки. С мужем мы сразу сошлись во взглядах, и поженились уже через месяц. Ох, как я счастлива, что мы встретились!

Я покинул этот скромно обставленный дом, искусственный в своей идеальности, «липкий и приторный», «посыпанный сахаром». Даже не сахаром, а сахарозаменителем. Ведь кто не грустил, радоваться не может.

***

– Вы считаете это нормальным?

– Это не вредит ему, не так ли?

– Как можно знать наверняка? Никаких сомнений?

Женщина смутилась, начала поправлять рукав кофты, потом съежилась и принялась теребить ремень сумки, растирать ладони, будто замерзла. Может, я был слишком резок и холоден, но ее безответственность поражала.

– Простите мою бестактность, я не так выразился.

Женщина по-прежнему сидела потупившись, как школьник у дверей кабинета директора, но все же подняла на меня глаза. И какой глупой, растерянной она мне показалась! Однако незнание не освобождает от ответственности.

– Итак, как вам пришла эта идея? Что вас подтолкнуло?

– Понимаете, я много слышала обо всех этих «процедурах», да и отзывы положительные… но как-то не верила в успех, да и цена… Я не считала себя особо счастливой, но и не думала, что я ниже большинства людей по «шкале счастья». Мы с мужем жили, как все. Свои радости и горести, понимаете, и ребенок у нас был самый обыкновенный. Мне так нравилось за ним наблюдать: как сынок растет, как все для него в новинку!

– Раз вы были довольны, что вас подвигло ко всему… этому?

– Ах, честно, не знаю… может… тогда я впервые услышала речь доктора М…

– Когда это было?

– На конференции, года два назад.

– Как вы туда попали?

– Ах, моя подруга, Елена, пригласила меня, она истинный новатор. Я пошла за компанию, тем более, мероприятие – бесплатное. Елена не раз делала стирание и вживление памяти и эмоций, но я не думала, что нуждаюсь в этом. В общем, Елена считала, что мне информация, почерпнутая во время лекции, может пригодиться. Это было еще до… до дискуссии по поводу… ну, вы понимаете. Иначе бы я никогда! Никогда!

Она дотронулась руками до своей огромной груди и лицо ее стало цвета переспелой клубники, красные пятна поползли ниже – на шею и плечи, и мне стало интересно: как волнение и самооправдания приобрели такое видимые невооруженным глазом признаки? Тело явно знало лучше женщины, что той было во благо, а что – во вред, и с такой же неподкупностью определяло все чувства особы, демонстрируя каждому желающему картину эмоционального мира женщины.

– Да, я верю. Все же поначалу вы интервью давали в поддержку…

– Ах, это… я, право, не видела в том ничего плохого, и сейчас, признаюсь, не вижу… ведь ничего ужасного не случилось! Я бы никогда не сделала ничего такого, что могло навредить сыну…

Оправдываясь скорее перед собой, чем передо мной, женщина глотала слова, а на ее лбу выступили капли пота.

– Я вас полностью понимаю и поддерживаю.

– Все кинулись меня обвинять, говорить, какая я эгоистка и дура, что меня надо лишить родительских прав, что я нарушаю права личности… и все такое. Я получила повестку в суд!

На ее глазах, обрамленных прозрачными короткими ресницами, выступили слезы.

– Они не правы! И все эти мерзкие хищники-журналисты…

– Могу я задать вопрос? Уточнить…

Она всхлипывала, и я подождал, пока дама высморкается. Она снова начала тяжело дышать, тело ее колыхалось, как огромный пучок водорослей, прибитый к берегу волной, и я понял, что новая порция соплей и слез скоро будет подана к столу.

– Хотите шоколад? Это мне привез друг из Германии. —говорю я, доставая шоколад из рюкзака. Ношу с собой плитку всегда для таких случаев. Ничто так не поднимает настроение, как сахар. А про Германию – ложь, зато какой интерес невинная ложь вызывает у собеседников, создавая продукту «ауру элитности, качества».

Женщина потянулась за шоколадом со словами: «Разве что кусочек», и через пять минут уже скручивала обертку в трубочку, оставив в покое ненадолго кофточку, которою до этого неустанно поправляла.

– Вкусно очень. А у вас есть еще чуть?

– Да, есть.

Говорю я и достаю из сумки еще одну плитку.

– Мы пошли на семинар, и доктор М убедил меня, что процедуры – самая что ни на есть полезная и безопасная вещь. И что я должна быть горда собой, что мои действия укрепят фундамент семейного счастья… Не знаю, как ему удавалось так воодушевлять меня! Я ему полностью доверяла, он такой умный, у него ученая степень, он… В общем, я бы свой мозг преподнесла на тарелочке доктору.

Я поёжился, женщина тем временем откусила еще кусок шоколада, и я увидел, как она обсасывает попавшиеся ей миндальный орех, дробит его своими маленькими зубками, щели между которыми имели сейчас ярко-коричневый цвет. Я наблюдал, как кончиком языка она проводит по передним зубам, шарит языком по дёснам, извлекая остатки шоколада и ореховой крошки. Перед моими глазами было фото этой особы, держащей за руку маленького испуганного ребенка. Фото, украшавшее передовицы газет и ленты новостей в социальных сетях. Кулаки сжались, я не мог подавить возмущение… это же ребенок! Твой ребенок! Дура! Конченая идиотка!

– Мне очень нравится немецкий шоколад… можно ли заказать его по интернету?

– Что?

– Заказать …онлайн —магазин есть?

– О, не знаю, это был подарок.

На самом деле таких плиток у меня дома стопка. Заказываю оптом. Далеко не самый лучший шоколад, но стоит добавить слово «Германия», «угощайтесь», и кусок какао с сахаром становится прямо-таки восхитительным!

– Жаль, очень жаль.

– Скажите, как долго вы посещали семинары М?

– Месяц, наверное. Он многое объяснял, но я так и не поняла всего, доктор потом мне простыми словами изложил, какие перспективы открываются перед нами, и что я могу быть частью всего этого.

– А ваш супруг?

– Дима ничего не понимает в науке, об инъекциях эмоций и манипуляциях с памятью не слышал и думал, что я дурью маюсь.

– Так вы не получили его разрешения? Он не опасался, что процедуры могут повлечь за собой необратимые последствия?

– Я особо с Димой не говорила на эту тему. Все, что касается дома и детей – моя работа, а его – на завод ходить. Я мужу объяснила, что так лучше, ну и он пожал плечами и все… А чего бояться, не доверять? Мы ж не чужие люди.

– Так Дима и не подозревал, насколько подобное вмешательство серьезно?

– Откуда мне знать, что он подозревал? Тогда мы не говорили об этом, я о чем вам толкую! Потом он злился на меня, ну а сам-то что? Мычал и кивал, так что ничем не лучше меня! Муж просто бесился, что пресса нас преследует. Даже к нему на завод приходили, начальник выговор сделал.

Дама опять раскраснелась, и пошла в атаку на невидимого противника:

– А какое они имеют право совать нос в наши дела? В нашу семью? Я – мать, что хочу – то и делаю. Что вообще такое…

Ее гневные речи я знал наизусть со страниц газет, где она отбивала все нападки журналистов, демонстрируя «незнание всех аспектов дела» и защитой права «личной жизни». Её не прошибешь! Должно быть, профессору не стоило труда ее уломать, женщина явно преклонялась перед авторитетом, перед умными словами, которых не знала, и перед возможностью стать значимой… стать частью «передовой науки», пусть хоть и как «подопытный кролик».

– Простите, но не могли бы вы рассказать подробнее, какую процедуру вам предложили, и что объяснили по поводу этой операции?

– Мы говорили с доктором о памяти и эмоциях детей. Как дети всё эмоционально воспринимают, насколько сильны их чувства, и я полностью согласна с доктором, ведь мой сынишка такой любознательный! И столько в нем сил. А доктор говорил, что именно такие воспоминания и чувства способны подарить людям счастье, могут даже исцелить, излечить моральные травмы тех, кому в детстве не так повезло, как моему ребёнку. Доктор сказал, что мой сын может помочь и мне, сказал, что я могу стать ближе с сыном, разделив его впечатления… и что для ребенка процедуры безболезненны. Например, он говорил, что, несмотря на то, что малыш уже научился кататься на велосипеде (это чувство и воспоминание изъяли), ребенок снова может пережить радость первого опыта, и еще раз, и еще (в отличие от взрослого, который не помнит, какого это – делать что-то впервые). Ведь для ребенка само понятие «велосипед» – новое, ребёнок пребывает в состоянии активного исследователя окружающей среды, у детей картина мира —легко корректируемый набросок, а у взрослых четко сформированы «понятия, категории» и тому подобное.

Женщина перевела дух, отломала кусок шоколада от плитки, так что черные крошки рассыпались по столу, и продолжила:

– Доктор утверждал, что проведение процедуры не сопряжено с риском, а я на следующий же день после изъятия памяти о «первичном опыте» смогу опять познакомить сына с велосипедом. В отличии от детей, изъять воспоминание о первом опыте из взрослого – очень трудно, да и не все люди сохраняют его в зоне активного сознания.

Моя голова готова была взорваться от глупостей, которые она приводила в качестве аргументов. Увы, наше общество снова стоит на пороге катастрофы, которую лишь чудом удалось отсрочить в прошлый раз.

– Можете рассказать, для каких целей и кому предназначались эмоции вашего сына? И как ребенок реагировал на происходившее?

– По-моему, все прошло замечательно! Я видела по лицу доктора, что все оказалось именно так, как он хотел. Малышу я сказала, что процедуры – это игра, и что так он поможет маме и другим людям, а потом мы сходим в кафе, и я куплю ему все, что он захочет. Знаете, именно последнее предложение сынишку и убедило!

Она засмеялась и умилилась каким-то воспоминаниям, а я готов был разбить ее голову о стол.

– Изначально, доктор М хотел извлечь чувства и память о чем-то, что мальчик делал в первый раз недавно. Так что я повела сына за день до операции на американские горки. Мальчик был так доволен, я никогда прежде не видела его таким возбужденным! Я сама никогда не каталась, родители всегда говорили, что аттракционы – небезопасно, ну я и смотрела в сторонке на детишек-сверстников, а сама – ни-ни! Знаете, после операции, когда доктор вживил в меня воспоминания и эмоции сына, я пожалела, что в детстве не ослушалась родителей! Впечатления – непередаваемы! Бабочки в животе… ветер будто внутрь тела врывается, разные контрастные эмоции: радость и страх… ох, даже не знаю!

На ее лице отразилось гораздо больше, чем она сказала, и по всему видно, что женщина дорожит и восхищается этим чувством, возможно, самым сильным среди всех ею пережитых.

– Воспоминание «проигрывается» минуты три, хотя я считала, что намного дольше. Ах, что за ощущение!

– Вы больше не испытали данные эмоции самостоятельно?

– Нет, а так хотелось… но я помню все! Помню, что испытала, помню, как хорошо было, но никогда ощущения не повторялись. Я даже сама полезла на те горки, и знаете что? Знаете? Все оказалось иначе. У меня в мозгу снова звучал голос мамы, со страхом смотрящей на карусель. Я вновь перепугалась, мне стало плохо, тошнило, я кричала, но не от удовольствия, а от боли и страха… казалось, вот-вот – и я умру!

Она содрогнулась, и стол зашатался в такт ее телу, женщина, даже шоколад из руки выпустив на миг, побледнела и съёжилась.