Читать книгу Потребность писать - Владлен Лядский - Страница 3

В основе любого писательства лежит какая-то проблема. Если нет проблем – тогда зачем вообще лишний раз людей теребить? Сиди в своём обустроенном мирке и не булькай.

Писатель в своём тексте (да, я не люблю слово «книга», потому как не отражает) отнюдь не решает эту проблему. Книга вообще проблем не решает. Она может служить рецептом, катализатором, руководством к действию. Но не решением. Решение – это процесс, а книга – форма материи.

Тогда зачем вообще писать? У, брат, когда Максим Горький взялся разбираться – а почему прототипы его героев живут в своих свинцовых мерзостях жизни, он пришёл к ужасающему выводу – они просто не знают, что можно жить как-то по-другому.

Вот это и есть наша общая задача – показать, что можно жить по-другому.

Логичный читатель скажет – но чтобы показать, что можно жить по-другому, наверное, сначала стоит показать, как живётся сейчас? Не это ли первостепенная задача писательства?

Молодец, правильно, садись, пять.

Это важная, но всё-таки подзадача. Смысл всё время говорить людям о том, что они живут плохо и неподходяще? Чтобы они жили ещё хуже? Конечно, сейчас тебе так может и не казаться, но произведения – это всё-таки вектор, куда-то ведущих воспринявших его людей.

Даже если это несерьёзная художественность.

И ты, возможный будущий писатель – создатель этого вектора. И если ты задаёшь общеотрицательный вектор, то не удивляйся, что в твоих читателях повышенный процент людей с суицидальными наклонностями.

Конечно, если создать сильноотрицательное произведение, в котором красной нитью проложена мысль «так жить нельзя!», найдутся немногочисленные личности, которые зададутся этим вопросом и возможно, даже на него ответят.

Возможно, даже с практическим эффектом.

Но что с остальными, которые так мощно думать не умеют? Они погрузятся в ещё большее уныние от общей безнадёжности. Ты же не сказал, как выглядит это «иначе», в котором жить можно.

Зато негатива хоть ведром черпай.

Мысль непростая, но и мы редко так глубоко плаваем. Просто помни, садясь писать – что ты ищешь подходы к какой-то проблеме, а не просто бумагу мараешь (даже если она на экране монитора).

Потому как писание без причины – признак графончины.

Ладно, над этим ты подумаешь на досуге. Сейчас к более приземлённым вещам.

Не открою Америку, если скажу, что начинающему писателю нужно много читать. Много читать. Очень много! И не копипосту в Интернете, а книги отобранных временем авторов. Разноплановые, разновременные и разножанровые.

Чукча не читатель, чукча писатель? Он – да, ты – нет. Ему можно, тебе нельзя. Национальную разнарядку на писателей нынче отменили и теперь нужно куда больше пыхтеть, чтобы тебя заметили.

Не говоря уже о такой вещи, как саморазвитие.

Так что придётся всё-таки читать. Не бойся, это не так страшно, как кажется. Со временем – привыкнешь. И возможно, что даже пристрастишься.

Это нужно хотя бы, чтобы заиметь привычку правильно расставлять слова по местам, а запятые – по тексту. Большей частью они – лишь инструмент демонстрации твоих грамматических познаний. Но иногда их расстановка очень важна для влияющих штрихов. Как щедрая щепотка кумина в фарш для чебуреков. Можно и без неё, но с ней чебурек заиграет новыми красками.

А если ты хочешь, чтобы твою стряпню потребляли, изволь готовить вкусно и по возможности – оригинально.

У тебя много конкурентов, использующих нечестные приёмы и берущих тебя подавляющим числом. Так что будь готов жить в условиях вечного давления фаст-фуда, ролльно-пиццевых курьеров и «Магнита» шаговой доступности.

Но и на твоё крафтовое пиво можно будет найти потребителя. Главное, чтобы оно действительно было ярким и богатым на вкусовые ощущения.

Всеобщая грамотность, распространение Интернета и гаджетов к нему вызвала из небытия множество пустомелей и хайпожоров. Они занимают наше жизненное пространство, плавают мелко, а информационного мусора производят неоправданно много.

Несколько раньше это постигло фотографов, когда появились цифровые мыльницы и приличные камеры на телефоне. Посредственность попыталась подвинуть искусство. Пострадала от этого в первую очередь сама посредственность.

Потому как трудно подвинуть то, что находится в другой плоскости от тебя.

Но всё равно это не решает вопроса. Спроси себя – какова ценность сделанного сегодня селфи? Для чего нужен видеоотчёт о прошедших праздниках на шашлыках? Для чего нужно обновлять статус в соцсети?

А они же все… – скажешь ты.

Что? Что?! ЧТО?!! Запомни, дитятко: ты – это не они все. Писатель не имеет права кивать на толпу. Толпе можно делать глупости, не задумываться о последствиях и матюкаться через слово. Это их крохотные привилегии. Поделённые на каждого отдельного участника и дающие в итоге мизер на тузах. Ты же обязан взять куш даже при беспородной швали на руках.

Ты же за себя отвечаешь. Ты себя осмысляешь. Если ты делаешь глупости – потом ты делаешь из них выводы. Потому как если ты этого не делаешь – то какой ты, к лешему, писатель?

Правильно, никакой. А таких и так пруд пруди.

Ладно, что-то я разошёлся. Запомни:

Слово – это твой инструмент. А инструмент нужно: а) иметь, б) беречь, в) использовать по назначению.

Если ширкать напильником об напильник, будет много ярких искр. Но напильники от этого быстро придут в негодность.

Это будет и с тобой, только с той разницей, что у тебя запас напильников строго ограничен. И что самое противное – их точного количества ты не знаешь. Может, хоть год непрерывно уширкивайся, а может, тебе только один предназначен. Как и ключ на 13.

Зато сразу пять токарных станков.

Я это всё к чему – слово надо взвешивать. И думать, куда его лучше всего будет уложить. Это как огромная, на десятки тысяч элементов, смальтовая мозаика. Набор деталей ты определяешь сам, конечную картину – тоже, а общее воздействие на зрителя зависит от твоего мастерства, таланта, аудитории и времени.

И если ты разменялся на дешёвое сырьё необструганных слов, не удивляйся, что место твоему тексту – на полке в выставке «наши руки не для скуки». Да-да, езда на неподкованном таланте быстро выматывает и загоняет лошадь. Кто? Правильно, ты этого не знаешь, это малоизвестная древность. Борис Штерн, «Записки динозавра».

Что, страшно? Ничего, со временем привыкнешь. Тут глаза боятся, а руки – откуда сам вырастишь. От тебя зависит гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

Идём дальше.

Чувство слова – непременный атрибут настоящего писателя.

Ну а как ты хотел? Если сапожник ходит в просящих каши башмаках, то к нему возникает много вопросов. А если автомеханик не может полдня завести свою ласточку – это тоже кое о чём говорит. Устно косноязычный (если, конечно, это не результат травмы) писатель – наверняка плохой писатель.

Конечно, письменное слово идёт более гладко, чем устное. Его ловить не надо, оно уже тут, на бумаге сидит и не чирикает. Его можно перечитать и раз, и два, прочесать мелким гребнем, разложить по полочкам и особо компактно упаковать.

Зато к устной речи требований меньше. В любом случае, порой полезно остановиться и подумать – а это ли слово нужно к этому месту, или всё-таки поискать ему синоним. Или вообще перестроить всю фразу, потому что по ней взгляд едет как по ржавой тёрке.

Мерзость. Не представляй.

Давай о другом. А это у нас Станиславский и его сверхзадачи. Ещё раз не открою Америку, если скажу, что самые пробирающие произведения пишутся в периоды великих потрясений. Так что если у тебя не получается склепать шедевр – это не так страшно. Возможно, что просто время нынче такое спокойное.

Ну или ты не там ходишь.

А всё почему? Потому что писатель, когда пишет, исполняет социальный заказ. Он может его осознавать, не осознавать, отрицать или искать. Более того, он даже может его сам себе формировать.

Где тут проходит грань между самоубеждением, влиянием рынка и ноосферой, я не скажу. Просто есть социальный заказ и всё. Без него у тебя не особо задастся – потому что тебя никто толком не поддерживает.А на чистом любопытстве и писчем спазме далеко не уплывёшь.

Конечно, высший шик – это когда ты начинаешь ловить сигнал из ноосферы, и твои письменные предсказания начинают сбываться, пусть и с недохлёстом. Но это мало кому выпадает. Да и небезопасно это – быть пророком в своём отечестве.

Так что не удручайся, если не получается проникновенно до самых печёнок. Самая выразительная книга, которую я читал, занимает едва тридцать страниц, является результатом наблюдений всей жизни и стоила автору её остатка.

Мы размениваем свежесть впечатления на мастерство сложения слов и качество передачи чувства. Мы меняем потенциал и тепловую энергию души на кинетику слов. И в общем, ничем радикально от тех же учёных не отличаемся.

Те же граммы добычи – годы труды. Кто? Правильно, Маяковский.

Да, к слову о птичках.

Не прессуй читателя.

Все эти вызовы прогрессивной молодёжи ретроградному и прогнившему обществу, ультрамодернизм и послезавтрашнее новаторство… ой, сколько раз это всё было. И остались от всего шума отдельные столпы вроде Маяковского пополам с Есениным и их формой стихосложения. Ну и всякие неприятные типы вроде Олеши.

Поиски себя и новых направлений в искусстве – это хорошо. Но очень часто за ними скрывается такая неглубокая, в два пальца, мысль и такая простая мотивация, что аж противно. И все твои попытки выпендриться и вывернуться мехом наружу приходится воспринимать ни в чём не повинному читателю.

И при всём этом, во многом писатель – это человек, которому не с кем поговорить. К нам приходят разные мысли – большие и маленькие, добрые и страшные, хорошие и не очень. Но все они приходят к нам до ужаса невовремя. И наш внутренний сдерживатель не позволяет дёргать по таким поводам невиновных окружающих.

Но мысли-то никуда не деваются. И мы остаёмся один на один со своими страхами, опасениями, надеждами, решениями и противоречиями. И не в силах сбросить напряжение на других, сваливаем всё это в котёл и варим из этого суп с переменным набором ингредиентов. И время от времени заливаемся демонически хохочем, подбрасывая туда горсть толчёной жабы.

Ну или сухариков.

А потому, во многом писатель – тот ещё психотерапевт. В первую очередь – для самого себя. Он ловит собственные страхи, придаёт им форму и мощь. И только они, радостно урча, примеряются развернуться по полной, как их ловят, приколачивают гвоздями к определённым обстоятельствам и выпускают в клетку выдуманного мира.

После чего выставляют весь этот паноптикум на потеху публике.

Да, поэтому так важно при прочих равных выводить текст к хэппи-энду, пусть даже относительному (отличительный знак русской классической литературы, если что). Ты же не хочешь, чтобы твой паноптикум вырвался на волю?

Концепцию, надеюсь, ты уловил. Перейдём к подробностям.