Читать книгу Обожжённая душа - Властелина Богатова - Страница 6

Белая пурга мела так, что уже в двух саженях всё терялось из виду, но слышно было, как визжат женщины, как прорезается через шум ветра лязг оружия, бешено взметаются языки пламени на кровлях, подхваченные пургой, гаснут и вновь заходятся. Острог защищали как могли, прогоняя чужаков, коля их копьями и вилами, но те не умирали, тащили полураздетых, скрученных верёвками женщин, и кто пытался отбить их, тут же был пронзён клинками. Кровь на белом снегу, что сок клюквы, яркая, кричащая и вызывающая в сознании ужас, белый снег мгновенно впитывал её. А потом всё стихло и померкло. В образовавшейся неподвижной тишине скручивалась тугими тенями ночь, раздался душераздирающий волчий вой, следом к нему присоединился ещё один. Сердце сокращалось бешено, вынуждая сжиматься от дикого страха и несущего по венам боли. Стало очень холодно, так что и не пошевелиться, не ступить шагу, тело сковало льдом, мелькнула совсем рядом громадная тень зверя, блеснули во мраке жёлтые глаза, круглые как луны, и хищные, как взгляд змеи. Мгновение – и он сделался будто человечьим, со злым ненавидящим прищуром. Ладимира попыталась укрыться, защитить себя руками, но едва ли смогла сделать движение, волк рванулся вперёд, и только тогда девушка смогла проснуться.

Она лежала пластом на земле под толстыми неподъёмными шкурами. Стоило пробудиться, почувствовала, как колкий мороз пополз к ногам, просачиваясь под покров, выстуживая нагретую за ночь телом постель. Влились вместе с холодом и звуки лагеря, явь обрушилась на девушку непосильной ношей, прибивая тяжёлым молотом к земле. Ладимира беззвучно оскалилась от немого стона, крепко зажмурилась, прижимая руки к груди, подтянула к себе колени. Мучительно захотелось вновь провалиться в беспамятство и очнуться дома, в остроге, в окружении родичей, увидеть сестёр в целости, отца – живым. Оглушило бездонное отчаяние – их она больше не увидит. Лучше уж заснуть вечным сном, но не испытывать больше раздирающей душу боли. Память, как назло, тут же подбросила самое постыдное, что случилось ныне ночью. Ладимира впервые ощутила гнусное омерзение к самой себе. Слёзы вмиг просохли.

Мужские грубые и простуженные голоса всё отчётливей вклинивались в разум, вынуждая Ладимиру подняться. Откинув край меха, она увидела тлеющий костёр и больше ничего. Ещё было сумрачно, но небо уже подёрнулось розово-малиновой дымкой, полосой стелились по макушкам деревьев рваные облака, утро разгоралось с каждым вздохом. Воздух был неподвижный, но мороз явно ослаб, не дышалось паром.

Ладимира, уставившись в костёр, наблюдая за кровавыми переливами углей, вздохнула. Ужас прошедшей ночи отступал, а вот воспоминания о глупой отчаянной затее уговорить княжича взять её с собой вызывали жгучий стыд. Впрочем, она ныне вернётся в острог и больше никогда его не увидит. Окончательно пробудившись, она села и тут же скривилась от ломящей боли во всём теле, с трудом шевелились руки и ноги.

– Доброе утро, – раздалось позади.

В руках остроносого и чернобородого воина были чарки, над которыми клубился пар.

– Сварил травяного взвара, – вручил он девушке напиток и предупредил: – Пей, и будем собираться в дорогу.

И в груди Ладимиры окончательно всё оборвалось, она приняла деревянную плошку, согревая об неё руки, мрачно посмотрела в золотисто-зелёное варево. Всё никак не могла понять, что стоит им взять её в дорогу, тут и пути осталось на один день. Обида сжала горло, оставляя девушку глухой к окружению. Послышался чьё-то возражение. Ладимира оглянулась. Оказалось, что уже все без исключения были на ногах кроме неё. Лица воинов были сосредоточенные. О чём те разговаривали, издали не было слышно, но судя по жёсткому тону, вёлся спор. Неужели из-за неё? Ладимира хотела было отвернуться, но взгляд приковался к трёхаршинному в росте молодому мужчине. Княжич стоял спиной, на расставленных, слепленных из каменных мышц ногах. Он что-то говорил приглушённо, с хрипотцой самому старшему из воинов. Что-то в нём притягивало её внимание. Быть может, сильное, гибкое тело, хоть и скрытое длинным, до колен, кожухом, оно выказывало в нём твердь земли – в этом Ладимира удостоверилась ещё ночью, когда Пребран навалился на неё всем весом. А может, то, что по сравнению с другими воинами, заматерелыми, широкоплечими, с толстыми бычьими шеями, с курчавыми бородами, его молодость нисколько не убавляла его внушительности, что исходила будто изнутри. А там, внутри, таилась неумная, горячая, разъедающая душу и осушающая сила, рядом с ним находиться было невыносимо, хотелось бежать прочь от него, ведь сколько было силы в нём, столько и яда.

Он даже не обернулся, но Ладимира уже ощутила на себе цепкий, с прищуром, пронизывающий насквозь взгляд, которой хорошо отпечатался в её памяти, ещё когда она пришла к нему в клеть оказать помощь. Полоснул её хищным, звериным взором с толикой насмешливости и непрощения, будто она перед ним провинилась одним лишь своим присутствием. Не подпустит к себе близко, такой, как он, не знает, что такое сострадание и жалость. А ночью, когда попыталась вырваться из оков, взгляд тогда его сделался бешенным, и лютовала в нём самая холодная зима.

Ладимира вздрогнула. Это княжеский сын, и для него она – всего лишь серость, а простой народ – жуки, которые копаются в земле да навозе. Какое ему дело до неё, до её боли и потери, на что рассчитывала, когда пыталась подстелиться под него? Надеялась получить согласие. Да ему плевать на неё и на её беды! С чего вообще взяла, что он посмотрит на деревенскую простушку? Лицо её залило горячей волной, а внутри сгустилась тьма, разверзлась огненным жерлом безысходность, и так скверно и стыдно сотворилось на душе, что в пору сквозь землю проваливаться.

– Пей, а то остынет.

Ладимира вздрогнула, повернулась к костру. Никрас всё ещё был рядом и верно наблюдал, как она только что пялилась на доловского княжича. Девка опустила ресницы, пряча взгляд, но тут же встрепенулась. Довольно раскисать, хотя в той топи, в которой она оказалась, дно уже было близко. Она через силу подняла чарку к губам, делая глоток, глядя поверх посудины на Никраса. Невольно закралась мысль – не узнали ли другие о её похождении? Но кметю не было до неё дела, щерясь от клубов дыма, что валил ему в лицо, он ворошил угли палкой, чтобы костёр разгорелся жарче. Зажимая в другой руке плошку, мужчина делал глотки между делом.

Похоже, княжич с дружинниками решили сразу отделиться, и в скором времени она вместе с приставленным сопровождающим отправится восвояси, а воины продолжат путь в Орушь.

– Что же, из родичей никто не пошёл с тобой? – спросил Никрас, мельком посмотрев на путницу.

– Отец погиб позавчера.

– А… – сделал он ещё глоток спокойно, не торопясь, – вон оно что… А братья есть?

Ладимира мотнула головой. Все девки в роду. Матери не стало, как последнюю родила.

Ладимира погрузилась в воспоминания. Мать она плохо помнила, тогда ей-то всего три весны от роду было. А вот старшей сестре, Найде, уже десять сравнялось, она и стала хозяйкой, помощницей отцу, и за младшими сёстрами присматривала. Золину нянчила, кормила козьим молоком, пеленала, всюду с собой таскала. Заботилась обо всех… Потому повзрослела она раньше срока, вышла замуж тоже раньше и осталась вдовой самая первая. И теперь в чужих руках.

Ладимира вдохнула и поёжилась от прокатившегося по плечам озноба.

«И в чём Найда провинилась перед богами, за что такая участь?» – разрывалось всё внутри от несправедливости и непонимания.

Уронила взгляд вниз, поджимая губы, испытывая неумолимую горечь. Руки все в царапинах. Она повернула ладонью к себе – кожа разодрана, попыталась сжать – больно. И вообще вся она была ныне разбитой, саднило горло, скребло горячее варево нёбо, а голова раскалывалась. И теперь весь её замысел казался непосильной ношей, обрушившейся на её хрупкие девичьи плечи. Наблюдая, как Никрас собирает тёплые вещи, она поторопилась допить угощение.

Переговоры дружинников ещё не прекратились. Ладимира, оставив плошку, коснулась волос. Растрёпанные. Только теперь заняли её мысли, как жалко выглядит она в глазах княжеских кметей. Свернув волосы, она сунула их под шапку. В подстилке из шкур отыскала и суму, а постель скатала, отряхнув от снега – её бы вернуть. Попыталась поднять, но связка тут же была перехвачена.

– Лади, тебе никто не говорил, что ты берёшь на себя слишком много? – прозвучал рядом проникновенно-мягкий голос.

С сердца будто камень упал, и ноги сделались тяжёлыми, руки – похолодевшими. Ладимира на миг растерялась от того, что княжич застал её врасплох, вспыхнуло было раздражение, но подняла взгляд и онемела, нырнув в серые с сетью охристых паутинок вокруг зрачков глаза. Теперь, вблизи и при дневном свете, рассмотрела всё богатое разнообразие этого неприметного оттенка. Но больше всего её удивило, что во взгляде Пребрана не было той насмешливости, которую она ещё недавно вообразила себе, так же не было ни осуждения, ни укора. А было то, что она ждала меньше всего – тепло. Взяв под локоть скрутку медвежьей шкуры, он подхватил с земли и её суму, которая тоже была нелёгкая. А это зачем? Ладимира поздно спохватилась.

– Что ты там носишь? – хмыкнул Пребран. – Булыжники, что ли? Зря ты ими не воспользовалась, могла бы справиться с волками и без нас.

Никрас хохотнул, выводя Ладимиру из оцепенения, она нахмурилась, уж ей не до шуток. Гневно вырвала из его руки суму.

– Вот и я думаю, что без нас – никак. Иди, – княжич кивнул в сторону собравшихся в путь кметей, велев дружиннику присоединиться к остальным.

Никрас не заставил себя долго ждать.

Ладимира так и вросла в землю, провожая его взглядом, ничего не понимая. Стало непонятно, с чего вдруг такая его перемена. Ночью он дал ясно знать, что не изменит своего решения. Что же случилось?

– Почему? – спросила только, но тут же прикусила себе язык. Зачем ей это знать?

Она пожалела вдвойне, когда Пребран мгновенно изменился в лице, а взгляд будто затуманился, расширились зрачки.

– Потому что, Лади… – он слегка склонился, заглядывая ей в глаза, – …мне понравилось, как ты целуешься, хоть и очень неумело.

Жар плеснул к лицу так, будто её обдало варом, Ладимира невольно уронила взгляд, испытывая жгучий стыд, и тут же ресницы вспорхнули. Уж как бы Пребран ни старался раздосадовать, разозлить её, а нужно держаться непреклонно, и раз начала, не отступать, обратной дороги нет. Она согласна даже на это.

– Если ты считаешь, что ничего не бывает за просто так, то можешь как-нибудь потом отблагодарить меня, но… – последние слова княжич произнёс очень тихо, бархатный елейный голос проник в самую душу.

Пребран подался вперёд, горячее дыхание его обдало её щёку теплом, под сердцем её занемело, и непонятно, от чего больше, от страха или…

– При одном условии, если ты этого действительно захочешь, – заключил он, произнося отчётливо каждое слово, будто в том и не сомневался.

Потом он отстранился, позволяя дышать вновь. Несколько мгновений Ладимира слышала тяжесть собственного дыхания и трепет сердца, она смотрела на княжича молча, наблюдая, как золотистые искры в его глаза пляшут отсветами, словно бесы в самую длинную ночь. Ну уж нет, больше такой ошибки она не совершит! В ответ ему девка могла бы тоже выплеснуть что-то язвительное, но находясь под его взглядом, чувствовала, что мысли разбегаются, будто мальки на речном дне. Невольно перевела взор на его губы, обветренные и в ранах, оставленных ей же, когда пыталась отбиться. Уголки этих губ дёрнулись в ухмылке, заставляя очнуться и вновь опустить ресницы.

Пребран, не получив ответа, вздохнул, выпрямился. Несмотря на неспокойную ночь, выглядел он отдохнувшим, и Ладимира почувствовала себя рядом с ним мокрым зачахшим воробьём.

– Не дрожи так, Лади, доберёшься ты до Оруша, только предупреждаю, что легко не будет.

– Я вынесу всё, – шепнула она севшим голосом, плотно сжала губы, пытаясь вывернуться из его сетей. И когда успела угодить в них?

– Не думаю, – напряжённо ответил он, помрачнев, видно раздражаясь на упрямство девицы. – Но я тебя предупредил ещё ночью, что с тобой может статься. Я и сам не уверен в том, на что иду и, если серьёзно… – глянув в сторону ждавших у костра мужчин, княжич сощурил глаза, делаясь в миг задумчивым. – Мне не резон отсылать своего человека, нас и так слишком мало, а впереди день пути и чужой город, народ. Вчера я погорячился, очень уж жаркая выдалась ночь, – всё же не упустил случая поддеть, подмигнул.