Читать книгу Романовы. Семейные тайны русских императоров - Вольдемар Балязин - Страница 17

Мы расстались с Екатериной Ивановной в конце 1716 года, когда ее августейший дядя уехал из Шверина в путешествие по Европе.

А герцогская чета осталась в Шверине, где Карл-Леопольд продолжал бесконечную распрю со своими дворянами. Герцог считал их мятежниками и сразу же по отъезде Петра стал слать ему письма, требуя от царя защиты от всех и каждого. Разумеется, Петр не хотел лезть в дела, которых он не знал, и отвечал герцогу, что может вступиться за него, если дело герцога будет справедливым.

Этот отказ испортил отношения герцога с царем и косвенно мог отразиться и на его отношениях с супругой, которые нисколько не улучшились даже после того, как Екатерина Ивановна 7 декабря 1718 года родила дочь, названную Анной Карловной. (В России, куда мать и дочь приехали в 1722 году, девочку стали звать Анной Леопольдовной, однако об этом – в свое время и на своем месте.)

В апреле 1719 года, когда девочке было всего пять месяцев, Екатерина Ивановна поехала с нею к своей сестре Анне – герцогине Курляндской. Здесь Екатерина Ивановна рассказала сестре о своей горькой жизни и желании вернуться в Россию.

Анна написала об этом их матери – царице Прасковье Федоровне, – и та слезно просила царицу Екатерину Алексеевну заступиться за ее дочь перед государем Петром Алексеевичем.

Петр сообщаал племяннице, что во многих письмах он писал Карлу-Леопольду о том, что ему надлежит «не все так делать, как он хочет, но смотря по времени и случаю», и не раз говорил это герцогу во время встреч с ним.

Однако Карл-Леопольд продолжал вести себя по-прежнему с женой и своими подданными: жену он держал в черном теле, и та просила денег и у матери, и у дяди, а подданных герцог бросал в тюрьмы и отнимал по своему произволу их движимое и недвижимое имущество.

Дошло до того, что император вынужден был послать свою «экзекуционную» армию, чтобы защитить мекленбургских дворян от их коронованного деспота. Герцог даже подумывал, бросив Мекленбург, бежать с женой и дочерью в Ригу.

В августе 1722 года в подмосковное село Измайлово приехала к своей матери, Прасковье Федоровне, герцогиня Екатерина Ивановна с четырехлетней дочерью Анной.

В это время Петр и Екатерина двигались к Астрахани, цесаревны Анна и Елизавета Петровны были в Петербурге, Анна Ивановна – в Митаве, а в Москве находился со своей свитой лишь жених четырнадцатилетней цесаревны Анны Петровны – Карл-Фридрих, герцог Шлезвиг-Гольштейн-Готторпский. Герцогу было 22 года, он был легкомыслен, не очень трудолюбив и весьма склонен к веселому застолью в компании собутыльников, которую называл «Тост-Коллегия».

Екатерина Ивановна сразу же окунулась в старую московскую жизнь, окружив себя карликами и юродивыми, песенниками да плясуньями. Она с самого начала стала живо интересоваться всем происходящим при дворе и вскоре узнала, что намерения царя Петра весьма обстоятельны и свадьба Анны Петровны и Карла-Фридриха непременно должна состояться, но пока неизвестно когда.

Екатерина Ивановна тут же сблизилась с женихом-герцогом и 24 ноября 1722 года пригласила Карла-Фридриха на обед в честь ее именин, а 7 декабря – на день рождения своей четырехлетней дочери Анны. Вслед за тем герцог и Екатерина Ивановна ездили из одного аристократического дома в другой едва ли не ежедневно.

Неизвестно, были ли отношения герцога и Екатерины Ивановны платоническими, однако добрыми они оставались все время.

Теперь же необходимо сказать, что после завершения войны со Швецией, закончившейся подписанием выгоднейшего для России Ништадтского мира, по которому к ней перешла вся Прибалтика и Карелия, Петр издал 5 февраля 1722 года «Устав о наследии престола», по которому наследником мог быть объявлен любой человек, пригодный, по мысли Петра, к этой должности.

Однако время шло, а кандидата на трон император не называл.

И только через двадцать месяцев – 15 ноября 1723 года – появился Манифест, в котором объявлялось о предстоящей коронации императорской короной Екатерины. И хотя в Манифесте не говорилось, что именно Екатерина становится наследницей престола, все же было ясно, что Петр тем самым делает важный шаг на пути к реализации «Устава о наследии престола» в пользу своей жены.

22 марта 1724 года Петр и Екатерина прибыли в Москву и до начала мая проводили подготовку к этим торжествам. 5 и 6 мая трубачи и литаврщики объявляли на всех улицах и площадях Первопрестольной о том, что 7 мая в Успенском соборе Кремля состоится церемония коронации.

На площади перед императорскими палатами были построены два помоста шириною в 15 футов, крытые красным сукном. Один помост шел от Красного крыльца Грановитой палаты до дверей Успенского собора, другой – от Успенского собора до собора Михаила Архангела.

Сам Успенский собор был изукрашен золотом, серебром, богатыми коврами и семью гербами – Всероссийским, а также шестью гербами царств и княжеств – Киевского, Владимирского, Новгородского, Казанского, Астраханского и Сибирского.

Гербы эти находились над расшитым золотом балдахином, где стояли два императорских трона – правый для Петра и левый для Екатерины. Рядом с троном императора стоял стол, покрытый парчой, на котором лежали императорские регалии.

Напротив трона были поставлены скамьи для цесаревен, герцогинь Мекленбургской и Курляндской и «Его Королевского Высочества» герцога Голштинского.

По правую сторону алтаря стояли генералы, статские вельможи и придворные дамы, а по левую – знатные иностранцы во главе с послами и посланниками, аккредитованными при русском дворе.

Все приглашенные были одеты в парчу, шелк и бархат и усыпаны множеством бриллиантов.

Церемония коронации началась в 9 часов утра благовестом большого кремлевского колокола. Затем началось парадное шествие. Герцог Голштинский шел в процессии за Петром, поддерживая Екатерину под руку.

Как только началось шествие, тут же ударили все кремлевские колокола, гвардейские полки взяли «на караул», грянули музыка и барабанный бой. Петр и Екатерина взошли на возвышение, и Екатерина села на трон, а император надел ей на голову корону и вручил скипетр. После этого Новгородский митрополит Феодосий помазал лоб императрицы миром и поднес ей державу – золотой шар с крестом.

После этого грянул первый пушечный залп, а когда в Успенском соборе, прослушав и отслужив торжественную литургию, наступила тишина, грянул второй пушечный залп, а потом с кратким поздравлением вступил Псковский архиепископ Феодосий, перечисливший многие добродетели Екатерины и отметивший ее подвиги, когда она защищала корону и Отечество.

Затем начался пир в Грановитой палате, закончившийся вручением всем гостям памятных золотых медалей в честь прошедшей коронации. Медали эти дарил Меншиков.

В то время когда в Грановитой палате шло пиршество, во дворе Кремля для простолюдинов был поставлен жареный бык, начиненный гусями, курами, утками и индейками, а рядом били два фонтана белого и красного вина.

На следующий день, 8 мая, первым поздравил с коронацией герцог Голштинский, а после него – все иностранные резиденты. Коронационные торжества закончились в ночь с 10 на 11 мая грандиозным праздником, прошедшим на Царицыном лугу, где были все гости, собравшиеся в Кремле 7 мая, и множество кавалеров, дам, военных, дипломатов, богатых купцов, искусных мастеров и ученых. Праздник закончился грандиозным фейерверком, и на том коронационные торжества прекратились.

По мнению иностранных дипломатов, совпадавшему, впрочем, с мнением иерархов русской православной церкви, главное в церемонии коронации Екатерины было именно миропомазание, поскольку персона, прошедшая через такой обряд, считается помазанником или помазанницей Божьей.

Этот обряд совершался, как правило, только при венчании на царство монарха, самодержца, а таковым 7 мая, в день коронации, был сам Петр.

Именно поэтому совершенный над Екатериной обряд помазания все присутствующие в Успенском соборе сочли в высшей степени значительным и знаменательным.

Французский посол Кампредон особо отметил: «Над царицей совершен был, против обыкновения, обряд помазания так, что этим она признана правительницей и государыней после смерти императора, своего супруга». Особо отмечалось также и то, что императорскую корону на голову Екатерины возложил сам Петр.