Читать книгу За месяц до конца - Воуд Ли - Страница 7

09:10. Вчера я не смог больше писать, воспоминания нахлынули, и я провёл весь день в слезах. Я вспомнил смерть отца и то как мама плакала, я начал вспоминать как каждый с кем я общался покинул меня, и я остался один. Ладно, хватит об этом… Сегодня иду к психиатру. Думаю, не следует ему рассказывать, что я узнал, в таком случае меня запросто упекут в дом для душевнобольных. Люди попросту не представляют в каком мире они живут, такая правда окажется для них ложью, которую может придумать только безумец. Но ведь правда в том, что наш мир и породило безумие. Безумная жажда власти и сумасшедший мрак. Мне всё-таки стоит молчать. А теперь, пора собираться.

13:13. Сегодня всё прошло быстрее чем в прошлые разы. Психиатр подумал, что моё состояние наладилось благодаря таблеткам, но я перестал их пить сразу после первого же применения. Да, повёл я себя безответственно, но это мне всё равно не помогло бы, от таблеток мне становилось только хуже. По итогу мне назначили приём через два месяца, врач снизил мне дозу лекарства и сказал, чтобы я звонил, если симптомы снова проявятся.

М-да. Жизнь меня конечно потрепала. С самого детства я особо не общался с людьми, всё из-за моей матери. Она постоянно ограничивала меня в общении и не давала играть с другими детьми. У меня конечно было много игрушек, несмотря на время в которые мы жили, но играть одному всегда было слишком мучительно. Когда ты ещё ребёнок, твоя фантазия работает на все двести процентов, и ты способен придумать какой-угодно мир, какую угодно историю, и какого-угодно друга.

В один момент, я сам того не замечая, создал осознанную галлюцинацию. Разумеется, в то время я даже и слов таких не знал, но сейчас я понимаю, что это было именно так. Это была девочка, моя ровесница, идеальная по всем параметрам, для мальчишки пяти лет. Я мог касаться её, как и она меня, я мог ощущать её запах и тепло. Она была реальна только для одного меня. Мой личный человек, с которым могу взаимодействовать только я. Я звал её Соня, ведь считал, что она всего лишь сон. Пока я был ребёнком мы постоянно играли и веселились. Однажды родители услышали, как я с кем-то играю, но войдя ко мне в комнату, они так никого и не нашли. Подумав, что я кого-то протащил в дом в тайне от них и прячу, они принялись искать его, но незваный гость так и не был найден. Тогда я рассказал им про Соню, что она мой сон и я с ней играю. Нужно было видеть выражение их лиц. Они были в таком ужасе, что у их сына проблемы с психикой.

Через некоторое время я уже наблюдался у детского психиатра. Он неоднократно говорил родителям, что такое поведение вызвано отсутствием у меня контактов с другими детьми и тем, что я постоянно нахожусь один. Родители так ничего и не сделали ради того, чтобы у меня это прошло, вместо этого моя мама выбрала другой путь. Она водила меня к всяким бабкам ведуньям и знахаркам, чтобы те помогли мне. Но эффекта так и не было. Тогда она решила, что лучше будет выбить из меня всю эту дурь. Она порола меня ремнём, оставляла голодным целыми днями, отбирала игрушки, закрывала одного в тёмной комнате. Я бы, наверное, не выдержал всего этого и вырос забитым парнем, если бы не Соня. Она всегда была рядом и поддерживала меня. Наша связь постепенно крепчала, как и её связь с миром. В один момент, когда мама замахнулась чтобы в очередной раз ударить меня ремнём, Соня встала передо мной и каким-то образом толкнула её. Сразу после это она начала бросать в неё игрушки и кричать чтобы она перестала это делать. Мама не могла её видеть и слышать, но отчётливо видела, как нечто невидимое кидает в неё игрушки.

После того случая, мама больше не пыталась «вылечить» меня. Потом, когда всё более-менее утихло, Соня предложила гениальную мысль. Она попросила меня передать маме, что Соня очень извиняется за своё поведение, попросила сказать, что она мой ангел хранитель и что она просто не могла позволить мне вредить. Вдобавок к этому, она сказала, что Бог прощает ей это, ведь та хотела лишь добра своему сыну, но впредь должна исправиться. Когда я всё передал своей матери, на её лице будто прошёл марш из эмоций. Сначала она боялась меня, после страх сменило удивлением, а потом и раскаянием. Она налетела на меня с объятиями и долго выпрашивала у меня прощения за всё что сделала, попутно громко рыдая. Конечно я простил её, ведь был ещё совсем ребёнком, любовь к маме не пропала даже после того, что она сделала со мной, ведь я просто ничего не понимал. Я и сейчас прекрасно понимаю, что мама просто иначе не могла. Она хотела как лучше, но её и саму так воспитали. Она любила меня тогда, любит и сейчас.

Тем временем я взрослел, как взрослела и Соня, продолжая соответствовать моим потребностям. Я всё так же испытывал проблемы с общением, ведь столько лет быть только с Соней и не знать других людей. Это дало свои плоды. Столько неудачных попыток завести знакомства, столько раз меня высмеивали. Плюс, когда я уже пошёл в школу, надо мной часто смеялись, что я общался с воображаемым другом. Со временем мы с Соней научились взаимодействовать на людях. Я не обращал на неё внимание, а она не разговаривала со мной. Как бы то ни было, друзей я не завёл. Соня меня действительно выручала, она была единственной кому я мог доверить абсолютно всё и с кем я был полностью открыт. Когда я был подростком и пубертатный период бил ключом, мне зачастую приходилось уединяться, ведь это тот период, когда чрезмерно повышается либидо. Разумеется, от Сони это невозможно было скрыть, поэтому она так же всячески помогала мне выпускать пар.

Не знаю в какой момент, но я влюбился в неё по уши. Мне тогда было шестнадцать лет. Я ощущал внутри нечто жгучее и терзающее. Я не знал, как сказать ей об этом, что мне делать и как нам быть. Всё же я набрался смелости и рассказал ей обо всём. Конечно она приняла мои чувства и сказала, что так же любит меня, как любила и всегда. Но мы оба понимали, что не сможем быть вместе. Она нереальна и скрывать наше общение вечно не получиться. Мы решили, что об этом стоит забыть.

Время шло и когда мне исполнилось девятнадцать лет, я встретил девушку, в которую так же влюбился. Её зовут Саша. Она была моей второй подругой после Сони, мы учились в одном ВУЗе и вскоре подружились. Общаться с ней по началу получалось плохо, но потом мы как-то очень быстро сблизились. Мы всячески помогали друг другу, как в материальных проблемах, так и в психологических. Со временем в нас обоих вспыхнули чувства, и мы начали встречаться. Первый шаг сделала она и я пошёл ей на встречу.

Постепенно я начал забывать про Соню, а вместе с этим и её связь со мной и миром начала угасать. В один момент она исчезла полностью. Я проводил с ней слишком мало времени, от того она и угасла. Я помню, как целыми ночами звал её и плакал, плакал так сильно, что на утро мои глаза превращались в красное нечто. Я ощущал себя таким козлом по отношению к ней. Пусть она и была нереальна, но я дал ей жизнь, она всегда была за меня. Даже когда я совсем забыл о ней, она не переставала любить меня. Сейчас то я прекрасно понимаю, что рано или поздно это должно было случиться. Я не смог бы быть с ней вечно. Да и она ведь нереальна, пусть и могла взаимодействовать с миром. Стоп. Она ведь могла взаимодействовать с миром. Галлюцинации так не могут, даже если они осознанные. Значит ли это, что не такая она и нереальная? Погоди-ка, ведь когда-то, мама рассказывала мне, что заметила рядом со мной девочку, я тогда учился в одиннадцатом классе. Я тогда не поверил ей, подумал, что она просто пытается подыгрывать мне. Но стоп, она ведь знала о существовании Сони, зачем ей подыгрывать? Мне нужно срочно позвонить матери и узнать подробности того дня.

13:57. Так и думал, мама точно её видела. Она смогла в точности описать внешний вид Сони в тот период времени. Светлые, почти белые волосы, гладкая и ухоженная светлая кожа, на ней был красный свитер и облегающие джинсы. Она сказала, что шла тогда домой и увидела меня по дороге, я шёл со школы и с кем-то говорил. Шёл дождь, и она отчётливо видела, как капли стекают по чему-то невидимому, словно там кто-то был. Она списала это на иллюзию, ведь большую часть обзора преграждал зонт. Тем не менее она продолжила смотреть в ту сторону и в один момент перед ней проявилась Соня, она смотрела точно на неё и махала ей рукой. Ведь именно тогда я бы и не заметил маму, если Соня не помахала. Мама подошла ко мне и рассказала, что увидела. Я тогда ей не поверил, дурак.

14:12. Чёрт, нет! До меня только что дошло. Связь с миром у Сони крепчала лишь тогда, когда наша с ней связь становилась лучше. Это значит, что если бы мы стали гораздо ближе, то и она смогла бы проявится в этом мире полностью, а значит она смогла бы стать абсолютно реальной! О Боги… я убил её… этого не может быть…

16:35. Ужасно себя чувствую. В голову лезут лишь гнусные мысли о прошлом. Как умер отец, как меня бросила Саша, как началась вся эта чушь с голосами в голове. Всё ведь началось именно со смерти отца.

Подавленный осознанием того, что Соня больше не вернётся, я померк ещё больше, узнав, что отца не стало. Это случилось двадцать седьмого июля, всего за неделю до моего двадцать второго дня рождения. Он возвращался из командировки с семьёй своего коллеги по работе. Его коллега не справился с управлением, и они столкнулись с проезжающим по встречной полосе микроавтобусом. Папа вместе с другими пассажирами скончались на месте. Сам водитель скончался позже в реанимации. Это был серьёзный удар по нашей семье. Мама так плакала, когда это случилось, было больно наблюдать за тем, как она убивается.

Для меня, отец всегда был тем, кто готов помочь в любую трудную минуту. Он многому меня научил. Он всегда был против того, что мать так обращалась со мной в детстве. Но его не стало. Мне тоже было больно, но я принял это как должное, пускай и не сразу и не полностью. Мама наоборот, очень долго из-за этого страдала, она была сама не своя, она практически не ела и не двигалась, она лишь лежала на кровати в полной тишине и смотрела куда-то в пустоту. Со временем она начала походить на живой труп. Синяки под глазами, бледная и сухая кожа, худая как смерть и такая же холодная. Она изрядно поседела, видимо нервы конкретно износились. Пришлось приложить немало усилий, чтобы хоть как-то привести её в чувства. В то время я постоянно слышал её извинения, она так корила себя за всё что сделала. Я давно простил её за всё что она сделала, поэтому не мог злится и хотел лишь помочь ей. В какой-то момент времени, она даже начала считать, что отец погиб из неё, мол это Бог забрал его из-за всех её прегрешений. Порой, мне приходилось чуть ли не из петли её доставать.

Сейчас она чувствует себя довольно неплохо, она вновь вышла на работу, стала такой спокойной и доброй. Но это всё равно как-то грустно.

Странно, показалось, что меня кто-то позвал, по голосу мама. Выйдя посмотреть, я никого не обнаружил. Наверное, показалось из-за всех этих мыслей.

Последней каплей в этом море безумия стало расставание с Сашей. Эх Саша, я ведь тебя любил. И как ведь любил. Мы познакомились в ВУЗе, она училась на радиохимика, а я на криминалиста. Как-то мы с ней просто пересеклись однажды. Я, помнится, шёл к одному из преподавателей исправлять зачёт, его кабинет находился на третьем этаже. Не знаю зачем я вспомнил про этаж. Тем не менее, я встретил её у дверей в аудиторию, где и преподавал нужный мне человек. Как оказалось, она тоже идёт к нему исправлять зачёт. Мы немного разговорились и вдруг она пригласила меня позависать где-нибудь. Я, подумав, согласился и позже вечером мы уже ходили по городу, болтая обо всякой чуши.

Так проходили месяцы до того, как она впервые рассказала мне о своих чувствах и предложила стать парой. Моя первая девушка, и такая прекрасная. Мы проводили вместе всё свободное время, мы вместе гуляли, вместе приходили на пары и вместе уходили. Друзей у нас обоих совсем не было, как оказалось у нас было практически одинаковое детство, за исключением того, что Саша не заводила себе осознанную галлюцинацию. Мы были единственными близкими и родными людьми друг для друга.

Так продолжалось вплоть до момента пока мы не закончили ВУЗ. Саша смогла найти работу в одном НИИ ядерной энергетики, на должности младшего научного сотрудника, а я смог устроится в органы по своей специальности. В целом всё было неплохо, мы заводили новые знакомства, так же проводили свободное время вместе, брали отпуска в одно и то же время, периодически гуляли с друзьями и проводили время отдельно. А как прекрасны были ночи, проведённые с ней, я обожал, когда она надевала свой лабораторный халат на обнажённое тело.

Но когда умер отец, всё конкретно изменилось. Я начал меняться и это понятно. Я не знаю, что именно происходило со мной, но я стал более замкнут, стал больше переживать за благополучие нашей пары, причём иногда даже чрезмерно. Я стал более осторожен и порой даже агрессивен. Из более-менее живого и радостного паренька, я превратился в унылого и вечно упрекающего себя червя. Я начал себя ненавидеть, по непонятной мне до сих пор причине, я стал винить себя в смерти отца, находил для этого самые разные и несвязные причины, например, что лучше бы я сказал ему тогда поехать как обычно на поезде. Бред, ведь я даже не знал на чём он будет ехать и тем более я не видел ничего плохого в том, чтобы он поехал с коллегой. Тем временем моё состояние всё ухудшалось и ухудшалось. Я начал немного выпивать и стал более грубым. Помимо этого, я стал и более боязливым, мне казалось, что отовсюду может прийти угроза, что за мной постоянно наблюдают. Это уже Вотум стал на меня потихоньку влиять. Саша видела всё это, как я постепенно превращаюсь в жалкое подобие самого себя, в неправильное отражение того, кем был. Она пыталась мне помогать, она пыталась разговаривать со мной, предпринимала множество попыток что-то сделать. Но всё было безуспешно. Я не то что сам себе помочь не мог, я и другим не давал этого сделать. Я постоянно твердил ей, что мне не нужна помощь, что я сам справлюсь. Я часто срывался на ней и был грубым.

Разумеется, она не выдержала этого, пускай и пыталась. В один момент, видимо после долгих размышлений, она пришла ко мне с разговором, итогом которого стало наше расставание. Спустя четыре года наших отношений, когда я уже думал сделать ей предложение. Ожидаемый исход. Для кого угодно другого, но не для меня тогда. В то время я просто не понимал причину, я не понимал почему она решила бросить меня, мне казалось, что у нас всё хорошо. Так думал только я один. Как оказалось, позже, она начала встречаться с одним из её коллег. Это словно ножом резало моё сердце и разрывало душу. Вотум в тот день принялся всё больше и больше захватывать мой разум, и я начал слышать голоса. Они твердили чтобы я закончил всё это, чтобы я наконец прервал своё жалкое существование. Эти голоса не были ко мне хоть немного благосклонны, они постоянно унижали меня и говорили насколько я жалок. Твердили о том, что я совершенное ничто в рамках вселенной и ничего не произойдёт если я умру. В один миг они меня сломили. Однажды, уходя из участка, я не сдал табельное и попытался уйти домой вместе с ним. Это заметил дежурный и указал мне на это, разумеется я разыграл что забыл и всё такое, и мне поверили. Я пытался покончить с собой разными способами. Я пытался резать вены, но у меня ничего не выходило, и я просто не мог решиться сделать глубокий прорез. Я пытался вешаться, но каждый раз верёвка рвалась. Прочие попытки так же ни к чему не приводили. В один момент начальство заметило моё убитое состояние и вызвали на разговор. Они дали мне отпуск, чтобы я смог прийти в себя, дали контакты одного хорошего психолога и оплатили мой отпуск.

Я долго ломался и не хотел идти к психологу, я думал, что справлюсь сам. Но позже я всё-таки понял, что это необходимо сделать. Пробыв у него всего один сеанс, психолог сделал вывод, что мне нужна помощь врача психиатра и направил меня в больницу. На приёме у психиатра, я рассказал всё что со мной происходит. Психиатр был немного поражён таким и тут же выписал мне направление в дурдом. Сказал, что мне необходимо полежать какое-то время и полечиться. Я ожидал чего угодно, таблеток, сеансов психотерапии, но не этого. Я отрекался от этого как мог, я отказывался, ведь это поставит жирный крест на моей жизни, меня уволят с работы и никуда больше не возьмут! Но врач всё-таки убедил меня лечь в психушку, доказав, что в этом нет ничего страшного. Там я пролежал около трёх недель.

Когда я прибыл в отделение, меня тут же отвели в какой-то кабинет, где меня взвесили и измерили рост, меня раздели до гола и осмотрели всё моё тело. Разумеется, они увидели мои порезы и прочие следы, поэтому, следом после этого меня стали допрашивать, почему я тут и откуда все эти шрамы. После этого меня отвели в другой кабинет и забрали практически все вещи. Забрали телефон, наушники, сигареты, зажигалку, джинсы и даже влажные салфетки. Я остался практически ни с чем, оставили только мою кофту, в которой я приехал. Меня ранее предупредили, что так будет, поэтому порекомендовали взять с собой сменные вещи и книги для коротания времени. Как только всё это закончилось, меня привели в отделение с больными и поселили в палату.

Атмосфера там стояла гнетущая. Потрёпанные временем стены, палаты без дверей, решётки на окнах, повсюду камеры и слоняющиеся туда-сюда санитары. Узнав какой там туалет, я вообще пришёл в ужас. Он представлял собой узкую длинную комнату, в конце которой располагалось два отверстия, как в каком-нибудь деревенском туалете, куда необходимо было справлять нужду сидя на корточках. Вдоль комнаты стояло так же три раковины без зеркал, а на двери в туалет было окошко. Видимо, чтобы санитары могли следить за психами. Двери в туалет кстати не закрываются, поэтому приходилось звать кого-нибудь с собой, чтобы тебя покараулили, пока ты делаешь свои дела. С душевой дела обстояли не лучшим образом. Это была такая же комнатка, как и туалет, за исключением того, что в ней были душевые лейки и смесители. Так же в стене у двери находилось прямоугольное отверстие на небольшом отступе, для того чтобы там можно было надеть чистые вещи. Кстати в душ необходимо было ходить по пять человек, каждые два дня. Вещи, как чистые так и грязные, приходилось складывать на подоконник, куда разумеется попадала вода и они становились влажными. Мыться рекомендовали в сланцах, чтобы не подхватить какой-нибудь грибок. Что я и делал в первые разы, потом благополучно забил. Стирать вещи так же приходилось в душевой, что было жутко неудобно. Ты никогда не сможешь отстирать их нормально, чтобы они были полностью чистыми и никак не пахли. Но это ладно, с этим как-то получалось справляться. Но вот что вызывало жёсткий дискомфорт, так это бритьё. Стоит забыть в таком месте, как выглядит нормально зеркало. Вместо этого тебе дадут какой-то кусок картона с наклеенной на него зеркальной плёнкой, которая уже успела помяться и где-то потрескаться. Кстати бриться я мог только один раз в неделю, в определённый день, у каждой палаты он был свой. Так же в такие дни нас заставляли стричь ногти.

Теперь про палаты. Как я писал ранее, никаких дверей там не было. Кровати – это какой-то пережиток советской эпохи, в некоторых местах ржавые, с облупленной белой эмалью. Матрасы были сделаны из очень странного материала, они были слишком скользкими, и простыня нормально не держалась, постоянно скатываясь и сминаясь к одному из краёв. Стены в палатах были отнюдь не мягкими, они были сделаны из тонкого и громкого пластика, сами стены были будто полыми внутри. Жили мы по строгому расписанию. Всё было расписано по часам. Когда просыпаться, когда идти есть, когда идти курить, когда идти в душ, когда можно пообщаться с родными по телефону, когда ложиться спать. Хорошо, что хоть в туалет не по графику.

Кстати о сне. Спать там было ужасно, тут даже не из-за того, что матрасы были неудобными или кто-то из соседей храпел, вовсе нет. Всё дело в ужасной синей лампе, что висела над входом и включалась в десять вечера. Её тут ласково называют смурфиком. Я конечно в детстве любил смотреть смурфиков, но не таких. Освещал смурфик всю комнату, свет был тусклым, но спать мешал сильно. Как я понял, она необходима, чтобы санитары могли видеть, что происходит ночью в палатах, а синий цвет был выбран из-за его наименьшей яркости.

Ну а в целом, находится там было не так сложно, как я думал. Меня поселили в отделение где люди вполне адекватные. Голоса в голове правда мешали в некоторой степени, но всё было спокойно. Хотя я всё ещё не мог поверить в то, что я в психушке, а у меня в голове голоса. Я был в палате всего с тремя людьми. Парнем с депрессивным неврозом на почве насилия в детстве, и двоими мужчинами среднего возраста, у одного биполярное расстройство, у другого диссоциативное. Мы общались о разном и в целом время проходило быстро. Меня гоняли по врачам, я проходил всякие тесты, меня опрашивали, давали таблетки, спрашивали про их действие.

Спустя три недели всей этой медицинской беготни, меня наконец выписали, дали диагноз и прописали медикаменты. Врачам показалось, что у меня тоже невроз. Хотя это больше похоже на какую-то шизофрению. Было просто потрясающе идти по городу после стольких дней проведённых в этой сумасшедшей темнице, я будто в первый раз иду по улице, ощущение было прекрасное, такая свобода. Но как бы то ни было, лучше мне не стало. Голоса всё ещё преследовали меня, а общее состояние оставляло желать лучшего. Хотя, я полностью избавился от суицидальных мыслей, пускай голоса всё ещё подталкивали меня на это. Вернувшись домой, я позвонил своему начальнику и рассказал о том, что случилось. Разговор вышел неприятным, начальник не хотел верить, что мой диагноз не скажется на работе. В итоге мы пришли к общему соглашению.

Вернулся на работу я через неделю, ведь у меня всё ещё шёл отпуск. На работе дела шли совсем не очень. У меня совсем не было желания работать, руки опускались, и я совсем обленился. Следовательно, меня уволили. По сей день я так и не нашёл новую работу. Живу на пособие по безработице и денег, которые мне отправляет мама. Так я и живу последние три года.

М-да, как же «замечательно» я живу…

21:21. Удачное время начать новую запись. Негативные мысли всё не покидают меня. Почему это происходит? Я ведь избавился от влияния Вотума, он больше не говорит со мной, Солур изгнала его. Так в чём проблема? Может всё дело в том, что мне просто необходимо думать об этом, может проблема была изначально во мне. Вполне возможно, что такое состояние теперь для меня комфортное. Я столько времени был в нём и больше не знаю каково иначе. Возможно мне нравится жалеть себя, ведь по-другому я не смогу доказать себе, что хоть чего-то стою.