Читать книгу Дальневосточные соседи - Всеволод Овчинников - Страница 4

Чжунго, или Срединное царство, как называют свою родину китайцы, пожалуй, единственное в мире государство, чья древность непосредственно смыкается с современностью. Причем ключевая характеристика страны – не только непрерывность ее пятитысячелетней истории, но и незыблемое уважение к ней. Жители Поднебесной убеждены, что камни прошлого – это ступени в будущее. Конфуцианство воспитало у них умение чтить старину и почитать старших.

Когда-то китайцы во многом опережали другие народы. Они первыми дали человечеству компас, бумагу, книгопечатание, порох. Жители Поднебесной привыкли считать ее центром мира, а на другие народы взирать как на варваров, от которых лучше отгородиться Великой стеной.

Этот наивный эгоцентризм и изоляционизм сыграли роковую роль в XIX веке. Англия, недовольная тем, что Китай продает ей все больше чая и шелка, но игнорирует британские сукна и другие товары, принялась выращивать в Индии опиум и превращать китайцев в наркоманов. А когда власти одной из китайских провинций сожгли 25 тысяч ящиков опиума, британский флот нанес удар по прибрежным городам. В 1842 году Китай потерпел унизительное поражение в «опиумной войне», что привело к превращению его в полуколонию.

В Шанхае, Кантоне, Тяньцзине появились иностранные сеттльменты, где англичане, французы, немцы, японцы были неподвластны местным законам. В напоминание о тех временах шанхайцы сохранили оскорбительную надпись у входа в сквер на набережной Вайтань: «Китайцам и собакам вход воспрещен».

«Отныне китайский народ поднялся с колен и распрямил плечи», – эти слова, сказанные Мао Цзэдуном с трибуны ворот Тяньаньмэнь в день рождения КНР, открыли новую главу в 5000-летней истории Поднебесной.

Минувшие годы можно условно поделить на три периода. Первое десятилетие прошло под девизом: «Русский с китайцем – братья навек!» Опираясь на собственный жизненный опыт, хочу подчеркнуть, что дружба наших государств отнюдь не сводилась в те годы к официальным заявлениям лидеров и газетным передовицам. Она была жизненной практикой, касалась реальных судеб десятков тысяч людей. После двух-трех лет работы в Китае советские специалисты возвращались на родину другими людьми, профессионалами более высокого класса.

Перенимали и совершенствовали

С другой стороны, китайцы не просто копировали наш опыт, как обычно принято считать. Кое в чем они сумели усовершенствовать его. Благодаря этому им удалось избежать ряда перегибов и ошибок советской власти.

Во-первых, они провели кооперирование сельского хозяйства без ликвидации кулачества как класса. Это позволило сохранить наиболее рачительных хозяев, которые стали рычагами роста продуктивности сельского хозяйства.

Во-вторых, более гибко, без принудительной экспроприации, были проведены социалистические преобразования частной промышленности и торговли. Поставить на благо народа не только тот капитал, который предприниматель держит в кармане, но и тот, что находится у него в голове, – такова была цель создания государственно-частных предприятий. Бывшего владельца оставляли генеральным директором, лишь приставив к нему «комиссара» в виде секретаря парткома.

Такое отношение к национальной буржуазии увеличило симпатии к Пекину со стороны состоятельной китайской диаспоры. И впоследствии именно она стала главной финансовой опорой реформ. Если у нас к соотечественникам за рубежом относились настороженно, то ли как к белоэмигрантам, то ли как к диссидентам-невозвращенцам, то для пекинских властей «хуацяо», то есть заморские китайцы, всегда были желанными гостями.

Наконец, в-третьих, китайские коммунисты, в отличие от наших, избегали делать критерием благонадежности людей их социальное происхождение. Детей капиталистов, не говоря уже о кулаках, принимали в комсомол, брали в военные училища. И это лишало их родителей стимулов сопротивляться победившей революции.

От догматизма к прагматизму

Но вот в истории КНР наступил второй, как бы противоположный этап – два десятилетия хаоса и смуты. Волюнтаризм «большого скачка», казарменный быт «народных коммун», самосуды хунвейбинов и даже бои на острове Даманский. Эти трагические страницы сменяли одна другую, пока во главе не встал Дэн Сяопин. Он сумел вытянуть Китай из губительного водоворота и твердо взять курс на реформы и открытость, то есть на модернизацию страны.

Этот новый подход к делу воплотился в крылатой фразе: «Неважно, какого цвета кошка – черного или белого, лишь бы она ловила мышей». Бессмысленно спорить, означает ли создание рыночной экономики поворот от социализма к капитализму. Важен конкретный результат реформ.

Они, по мнению Дэн Сяопина, имеют смысл лишь в том случае, если, во-первых, ведут к росту производства, во-вторых, повышают жизненный уровень народа, в-третьих, умножают совокупную мощь государства.

Разумеется, у каждой страны свои особенности, и всегда надо искать свой путь перехода к рынку. Но опыт Поднебесной дает основание отметить, по крайней мере, три поучительных элемента китайской формулы успеха.

Во-первых, начинать не с ломки политической системы, а с повышения эффективности экономики. Ибо в переходный период особенно нужна сильная центральная власть, располагающая надежными рычагами управления. Между наезженной колеей планового хозяйства и автострадой рыночной экономики лежит как бы участок бездорожья. И трудно проехать по ухабам, если перерубить рулевые тяги своей машины.

Китайцы, как и японцы, любят приводить тут такую метафору. Чтобы корабль рыночной экономики набрал скорость и взял верный курс, нужны не только паруса частного предпринимательства, но и штурвал государственного регулирования.

Во-вторых, начинать не с города, а с села, чтобы как можно скорее накормить и одеть народ, потеснить бедность, минимизировать социальную цену реформ, дать миллионам людей на себе ощутить конкретную пользу от них.

В-третьих, не форсировать приватизацию государственных предприятий, особенно естественных монополий, не допустить расхищения национального достояния, созданного коллективным трудом народа, а также природных богатств страны. Проще говоря, избегать пресловутой «прихватизации».

Вместо этого сделать упор на привлечение иностранного капитала, создавая специальные экономические зоны с льготным режимом для инвесторов. Ведь иностранные предприятия не только создают новые рабочие места, но и повышают общий технологический уровень производства в стране.

Насущная задача – сократить разрыв в уровнях жизни процветающих приморских провинций и еще не выбравшейся из отсталости глубинки. А на эти провинции Центрального и Западного Китая приходится 89 процентов территории и 64 процента населения страны.

Три рубежа

Помимо трех упомянутых критериев целесообразности Дэн Сяопин наметил три стратегических рубежа осуществления реформ. Первый – за 80-е годы удвоить валовой внутренний продукт на душу населения, поднять его с 250 до 500 долларов.

Второй этап предусматривал за 90-е годы вновь удвоить ВВП. По общему объему товаров и услуг это сделать удалось. Но поскольку население страны с начала реформ увеличилось на 300 миллионов человек, показателя 1000 долларов на человека Китай достиг лишь в 2002 году.

Наконец, третий рубеж намечал к середине XXI века, то есть к столетию КНР, увеличить ВВП еще в четыре раза – до 4000 долларов на человека при полуторамиллиардном населении. Это позволило бы Китаю покончить не только с бедностью, но и с отсталостью, выйти на уровень таких среднеразвитых стран, как Португалия или Греция.

Как же движется Поднебесная к ориентирам, которые наметил патриарх реформ? Первые два удвоения ВВП были осуществлены в намеченные сроки. На третье потребовалось всего шесть лет. А к 2010 году ВВП на душу населения составил 4500 долларов. Так что четвертое удвоение налицо. А валовый внутренний продукт КНР уже перевалил за сумму, которую Дэн Сяопин мечтал достичь к столетию КНР.

Когда Дэн Сяопин начинал реформы, каждый четвертый китаец жил впроголодь и ходил если не в лохмотьях, то в заплатках. Ниже черты абсолютной бедности, которую в Китае определяли как доход менее 5 долларов в месяц, находились 250 миллионов из миллиарда жителей Поднебесной.

Ныне число их уменьшилось до 24 миллионов. Это уже не 25, а менее 2 процентов населения КНР. Даже ООН, отнюдь не балующая Пекин похвалами, назвала это беспрецедентной победой над нищетой в современной истории.

Словом, использование как парусов частного предпринимательства, так и штурвала государственного регулирования позволило Поднебесной не только совершить стремительный рывок к мировому лидерству, но и минимизировать социальную цену перехода к рыночной экономике. Вместо 250 миллионов бедняков в стране появилось 250 миллионов «новых китайцев», для которых символом благосостояния стал уже не велосипед, а автомобиль.