Читать книгу Калейдоскоп жизни: экзотические, драматические и комические эпизоды личной судьбы ветерана журналистики - Всеволод Овчинников - Страница 23

Во время поездки по Тибету мне было 29 лет. И я не мог не заметить: тибетки, в полную противоположность китаянкам, отнюдь не безразличны к встречающимся им мужчинам. Обратил внимание и на то, что местные девушки носят ожерелья из нанизанных на ремешок серебряных монет. Каждая – подарок от парня в память о любовной связи.

Если монет мало, значит, девушка не пользуется вниманием мужчин и сосватать ее трудно. Близость же с чужестранцем в этом изолированном от мира краю ценится особенно высоко и обозначается в таком монисте коралловым шариком. Во время приема от имени правительства далай-ламы в Лхасе знатные дамы буквально за руку тянули меня к своим дочерям и просили обратить на них внимание.

Повышенная сексуальная озабоченность молодых тибеток имеет свое объяснение. Крыша мира – одно из немногих мест на земле, где сохранилось многомужество. Причины тому, прежде всего, экономические. Для бедных семей это способ сохранить под родительским кровом всех сыновей, заплатив калым только за одну невестку, избежать раздела имущества.

Женят лишь старшего сына, наследующего отцовскую пашню или пастбище. Младшие же сыновья по мере взросления тоже присоединяются к этому браку. Естественной считается и связь свекра с невесткой. Вопрос об отцовстве никогда не встает. Есть лишь общая мать, ибо все дети в семье рождаются из одной утробы. Когда сыновья становятся юношами, им опять-таки берут одну жену на всех.

Традиция многомужества, с одной стороны, и безбрачие монахов – с другой привели в Тибете к избытку женщин при нехватке мужчин. Это породило обостренную конкуренцию между девушками и сформировало в обществе благосклонное отношение к добрачным связям. Когда незамужняя тибетка беременеет, отец ребенка трудится в ее семье две недели до родов и две недели после. Затем родители девушки с благодарностью провожают его и причисляют младенца к собственным детям.

Таково предисловие к эпизоду, о котором я хочу рассказать. Во время одной из поездок по Тибету меня сопровождал молодой дворянин Саду Ринчен, который учился в Индии и блестяще говорил по-английски. Мы осмотрели старинную типографию в карстовой пещере, где буддийские монастыри всей Азии заказывают для себя канон из 214 томов. На стеллажах хранятся тысячи резных деревянных досок, с каждого клише вручную печатается одна из бесчисленных страниц канонического текста.

Познакомившись с предшественниками Ивана Федорова и Иоганна Гутенберга, мы отправились обратно в Лхасу. За крутым поворотом путь нам преградили всадники на вороных конях. Парчевые одежды, какие здешние горцы носили еще во времена Марко Поло, контрастировали со стрелковым оружием новейших образцов. Наш второй джип с четырьмя автоматчиками рванулся вперед. Но тут, будто в голливудском боевике, из-за всех окрестных скал разом появились фигуры вооруженных людей.

Стало ясно: хорохориться нам не следует. Саду Ринчен направился к всадникам на переговоры. Нам вежливо объяснили: правительница здешних мест приглашает иноземного гостя к себе, чтобы с ним познакомиться. Окруженные конной свитой, мы подъехали к средневековой крепости на вершине горы. Под закопченными сводами зала на возвышении стоял золоченый трон, а ступенью ниже – другой, поменьше. Нас усадили на леопардовую шкуру перед троном.

Как мне пояснил Саду Ринчен, здешняя правительница, которую он по-английски называл «герцогиня», формально является регентшей при своем малолетнем брате. Ее владения простираются «на три дневных перехода» и насчитывают 24 тысячи крепостных.

Два воина с факелами встали по бокам трона, словно на картине Верещагина. И вот вслед за тщедушным подростком появилась сама герцогиня. До сих пор вспоминаю ее с восхищением. Это была прямо-таки Шамаханская царица из сказки о Золотом петушке – статная, гибкая, поражающая неожиданным сочетанием утонченной женственности и суровой властности. Гитлер не случайно считал тибетцев первоистоком арийской расы. Во внешности тибеток совершенно нет монголоидных черт. Они больше напоминают воспетых Есениным персидских красавиц.

После официального обмена любезностями (я поблагодарил хозяйку за возможность посмотреть древнюю типографию) мальчика увели. А герцогиня, несомненно уловившая мои восторженные взгляды, пересела ко мне на леопардовую шкуру. Это вызвало ропот стоявших за троном мужчин, судя по всему – фаворитов. Но правительница разом одернула их едва заметным движением мизинца.

Выпили ячменной браги из чеканных кубков. И герцогиня без обиняков предложила мне остаться, «насколько я захочу», в качестве гостя, чтобы украсить ее девичье ожерелье коралловым шариком. Саду Ринчен, хорошо знавший как китайские, так и советские порядки, сказал, что это невозможно, ибо моего возвращения в Пекин ждет сам Мао Цзэдун.

Недвусмысленное предложение герцогини обратили в шутку. Тем более что я дважды осрамился в глазах хозяев, дав им повод посмеяться над чужеземцем. Во-первых, когда на серебряных подносах внесли гигантские куски вареного мяса. Однако ни ножей, ни вилок, ни тарелок не подали. Достав из-за пазухи крошечный малайский кинжал, правительница жестом пригласила начать пиршество. Оказалось, что у иностранного гостя при себе нет ножа. Это вызвало насмешливое удивление.

Вторым ударом по моему мужскому достоинству стала конная прогулка. После трапезы герцогиня предложила проехать верхом к скиту лам-отшельников. Вспомнив, что в 1943 году у меня в полковой школе были занятия по конному делу, я легкомысленно согласился. Мне дали смирную на вид низкорослую лошадку местной породы. Сначала все было хорошо. Но когда я попробовал вслед за герцогиней перескочить через ручей, моя кобыла вдруг наклонила голову и стала как вкопанная. Я соскользнул вниз по ее холке, шлепнулся в воду и окончательно подмочил свою репутацию как в переносном, так и в прямом смысле.

Словом, на мне лежит грех, что оставил очаровательную тибетскую герцогиню без кораллового шарика. Надеялся увидеть ее в Пекине, после того как во Всекитайское собрание народных представителей кооптировали наиболее знатных тибетских аристократов. Но в Лхасе в 1959 году вспыхнул антиправительственный мятеж, и знакомая мне владелица 24 тысяч крепостных вместе с далай-ламой эмигрировала в Индию.