Читать книгу Кастрюля с двойным дном_роман. Может быть.... - Вяч Кон, Вяч Кон - Страница 6
2 часть
Роман с Страстью продолжался
Раненный тигр
ОглавлениеУ человека, как и у всего человечества, есть своя переломная точка, после которой он становится другим, таким каким он шел к этому, таким каким видел и мог ощущать. Цель человека стать тем, чем диктует его воображение или подсознание, личное начало или власть архетипа в крови.
После смерти моего отца я начал писать. Я не мог не писать, это было сильнее меня, так и остается по сей день. Я этим дышу, я этим питаю свои силы. Это не был выбор, это дар. Потом было и другое: чувство правды, ответственности, решимости. Сегодня, когда все кричат о конце всего, я получаю что-то что осознать еще не могу, но чувствую, что это то, к чему меня вел весь предыдущий опыт, моя любовь.
Это не чувство, и не трансцендентная мысль и не распахнутое небо над головой.
Приближался новый год, год змеи, встречать его в сером одиночестве меня не радовало. Я уже много перепробовал форм личной изоляции и теперь это уже позади все мое существо требовало контакта и общения.
– Вот меня крышкой накрыло, – прошепчет она в приливе оргазма, я всегда улыбаюсь ее высказываниям, ей как-то всегда удается неожиданно выбросить из себя самой какое-то неожиданно слово, которое перевернет, поставит и вознесёт в высшие формулы существования. Я рассказываю ей генетическую проблему своего наследия, с надеждой найти ее решение…
Мой отец… что получил я в наследие? какие гены бегут в моей крови, и что такого я не знаю в себе, какими властями я изнутри подвержен…
Она рассказывает мне, что потерялась в этом мире и хочет уйти в другой, я поддерживаю ее историями, где многие художники и поэты во все времена бедствовали и не получали поддержки, умирая, все же верили и любили свое призвание, ощущая его как единственный хлеб насущный. А как же другие? Другие сделавшие выбор в сторону этого мира и его проживания, получали деньги и славу, но теряли свой талант и уходили вместе с своей эпохой в ничто, безызвестность, беспамятливость. А те, кто не приняли этот мир, сияли и сияют в сердцах, знающих будут еще долго.
Она рассказывала мне, что смех сегодня уже перестал быть жизнерадостным, и выполняет функцию защиты, истерической защиты. А я поддержал тему, что быть может это было так всегда и лишь некоторым удавалось перевести его в другую плоскость, радость стала идеологией и потому превратилась в мираж, и люди, несущие улыбку по приказу, становились призраками. Печаль оказалась более правдивой, а люди с грустными глазами, более честными, а я обязательно найду такое средство, напиток, газ, изображение от которого мы станем счастливыми, даже с печальными глазами.
Но пока что она, ту которую я любил и мучал или мучился от того что… от того что она была отражением меня – любившего только себя, свой мир, свой дар, где единственной ценностью были собственные мысли, представления, взгляды, а все другое было ложью и иллюзией. Я смотрел в нее как в себя самого и ужасался, толи тому, что вижу в себе, толи тому, как она выражала меня, толи тому, в кого она превращалась от моего влияния. Последнее было самым отягощающим. Да, она становилась мною, освобождая меня от самого себя, давая шаг вперед к себе другому. Это меня привязывало к ней, в этом я чувствовал больную привязанность, в этом я видел свой стыд, в это было мое спасение, на этой гремучей смеси расцветала любовь, сжигающая нас, безысходность и отчаяние от этого огня, убийственная мрачная цель – ничто.
Мы шли к свету. Быть последними единственными кто еще это делал, навевая страх на окружающих поддерживая друг друга бранью и пересудами кто умней. Когда кровь остывала. Когда кровь остывала затевали игры не на жизнь, а на смерть. Перепалки всегда кончались тем, что мы отворачивались друг от друга, но продолжали идти. Мы крепко спаялись в схватке к тьме, которая накрывала землю. У нас было свое предназначение. Мы не понимали его до конца, но значит, что оно есть и что в конце концов мы поймем ради чего все это. Мы делали больно друг другу, чтоб продолжать чувствовать, наши тела и души были изувечены. Наши мысли таяли и превратились с острый лед с пламенем. Мы сжигали и убивали друг друга словами, чтобы жить. Жить другой жизнью, не той которой жили все. Мы убивали друг в друге это, и жили другой. Совсем еще не познанной. Совсем еще неизвестной, но единственной, которая давала нашим бездыханным ртам глотки, где-то там существующего, духа.
Иногда мы сбивались с пути, и тогда нас накрывал страх. В страхе мы становились безумными и, как и все другие, но любовь… но что-то напоминало нам что-то, и толкало. И мы вырвавшиеся и ободранные с кожей выскакивали чуть выше, чуть выше машин и денег, чуть выше забот о хлебе насущем, чуть выше нас самих и тех оголтелых потребностей, что прижимают к земле. С растрепанными чувствами, с помутневшими глазами, не разбирая дороги… Мы все нащупывали снова путь и вперед, вперед, дальше. Чуть дальше, и еще чуть, пока щупальцы осьминога потребительства отпускали, и мы вот… он полет – невысокий, но все же полет, так чуть и, хотя устаешь, слишком от ученных от этого. Но нас ждет.
Мудрому старцу нужна юная дева, юный эрос, мудрость и любовь, что с чем можно идти по жизни. Старцу уже не нужна жена, юной деве еще не нужен муж, это древний архетип.
Наши ошибки стимулировали идти. Наши ссоры притягивали нас мирится, наши обиды делали нас крепче, путь резал пятки, руки заросли мозолями, глаза почти ослепли, но мы шли.
Развлекались тем, что пинали друг друга…
5 января.
Вечером 8.07 ты плакала навзрыд. Я знаю, я чувствовал каждую твою слезу и каждую впитывал в себя, каждой наполнялся, каждую целовал… сколько женщин пролило слез из моего равнодушия к ним, но только ты смогла проникнуть в меня и тронуть настолько, что даже после громов и бурь наших разногласий и сор, я по-прежнему люблю и даже более.
Те, кто вырастают в любви не ценят ее. Она для них обычное дело, те кто однажды потерял, оценивают, как полную жизнь.
Она выроcла в собственном мире представлений и грез. Ее виденье, куклы и образы, были главными персонажами мыслей и чувств. Когда подросла, так и не смогла оторваться от этого всего и потому страдала, и потом так же сильно любила. Только люди с большим воображением способны так любить, ведь любят они что-то бескрайнее, то, что невозможно втиснуть в практичное сущеcтвование, и любят они для себя, или для того, чтобы этим дышать.
6 января.
Утром я проснулся от ощущения тебя. Ты знаешь, как мы любим прижиматься телами, как ты забрасываешь свои ноги на мой живот, и блаженствую, ощущая весь твой вес на себе. заползай пожалуйста мне на спину. я перевернусь на живот. Я буду задыхаться в складках постельного белья и мучатся от нехватки кислорода. Я у буду счастлив в этом удушье. Ты станешь надо мной раскрыв свои чресла, мое наслаждение обретет красноречие, твои руки отроют врата, я проникну …бесконечность… безвременность… безмятежность… любовь… ты как никто наполнила меня познанием подлинной любви. Как никто наполнил меня верой в эту силу, как никто открыл путь, в котором все возможно с благом для каждого… как жаль …как больно вспоминать 31 декабря…
Полночь с 6 на 7 января
Быть может мне и нужна такая женщина, способная понимать, что только жестокость мне и нужна.
Все больнее и больнее мое молчание для тебя,
Все сильнее твои ранят сердце мне,
Не высказанное,
Не мимолетом сказанное
– ускользающие чувства,
Засевшие мысли
Камнями внутри
– не разрубить,
В пыль.
Штиль,
Страшнее бури,
Уже лучше быть в молнии.
Но нам здесь не выжить.
Страх сковал,
Мрак закрыл,
Как же быть нам?
Что…
Мне сказать…
Ей найти…
Навстречу —
Но где, для чего…
Будущее так бесполезно,
Когда каждый герой
В ней только герой,
Для себя для истории…
Быть человеком та сложно,
Проще его избежать.
9 января
Вот уже десять дней в ее голове рождаются новые и новые идеи как преодолеть наше разногласие и вернуть то, что было нами обретено долге годы. Она пробует разные метода, ни один не открывает мое сердце. Мне снятся сны. Один – она игриво счастливо кувыркается с змеей, потом головы змеи поворачивается ко мне и приближается, опасности нет, но отвращение меня отворачивает от нее. На следующий, она сразу пишет смс о мудрости премудрости, которая меня постигла после издания своей книги и то, что я раскрасил ее дни жизни. Почему я не обрадовался таим словами. Почему они не вылечили меня, почему мое отравление усилилось, почему голова не поворачивается к ее стороне.
Почему сегодня утром, как уже и каждое утро. Я обнимаю ее в своей памяти, ищу хоть какую-то форму чтоб настроить себя к ней и никак не получается, и вот вроде бы уже был готов написать – давай все забудем и встретимся. Все забудем, это говорю я, который ценит память как форму бессмертия, забыть это превратить все что было в ничто, и я иду на это только чтобы быть с ней. Что это? я предаю себя самого и свои ценности, я обезумел… и сразу получаю письмо – помоги мне в том и в том, мне это очень нужно, я очень ценю твой талант и отстаиваю твои действия перед другим всеми силами. И снова пропасть сразу снова пропасть передо мной. Я снова захлопываюсь как шкатулка и не могу связать ни одной мысли во един чтобы сделать ответное – все идет к этому. Но меня «ломает» – мне очень это нужно. Эти слова, с которых начались наш отношения, поддерживали и снова сейчас, уже не убивают меня. Они меня обессиливают, значит я не смог свои действиями и поступками перевернуть ее жизнь и убедить показать что важнее думать о других и не удовлетворят свои потребности нужды, но при этом я отдаю отчет что именно сам так и делаю с другими, но с ней… она своим эгоцентризмом породила потребность отдавать себя… потребность отдавать – оказывается тоже потребность, как потребность получать. Есть талантливые отдающие и им нужны талантливые потребляющие. Она очень талантливый потребитель моих внешних поступков и гениальный стимулятор, и провокатор для производства моих внушений. Она приводить в действие механизм самоотдачи с моей стороны, и я …я безумно счастлив и благодарен ей. Так почему же я не возвращаюсь к ней???
Она считает, что нам надо встречаться дозированно. Почем? потому что я заставляю ее страдать? или потому что она хочет сохранить свою свободу? или ей нужно ощущать свое пространство воли и быть наедине с собой? а может просто она не планирует со мной тесного отношения близости и все ждет от жизни что она преподнесет принца в виде президента страны или хотя бы какой ни будь компании – ей нужен «король». А я уже не король, а если она свяжет меня с собой, то все это крест и надо еще тащить, а тащить не хочется, даже если любит, даже если понимаешь что только этот человек тебе нужен, но ты не хочет превращать эти отношения в тяжелую ношу, и потому бежишь и кричишь – нам лучше любить на расстоянии. Лучше оставаться юной девочкой, нежели взрослеть и обретать «невыносимую тяжесть бытия» как у взрослых. Лучше сохранить то, что есть, так как это прекрасно, а что будет дальше неизвестно, а вдруг так только хуже.
Так почему же я так люблю это все в ней? потому что сам такой? или потому что она меня от этого избавляет? и наконец могу быть другим… может быть это и есть истина – я удовлетворен что могу рядом с ней не быть эгоистичным ребенком, могу отдавать и не брать взамен, могу не лгать, могу любить так самопожертвовано… оставляя ей все другое… так неужели я позволю такому продолжаться????
«Будьте как дети, но мудры как змеи», похоже мои исследования подтверждаются, кто произнес эти слова и почему получили такую поддержку у большинства. Это очень удобно.
Любовь Христа к Отцу и постоянная попытка вернуть его расположение к себе, и стремление соединится и стать им же самим, не та ли сущность которую отверг Бог, как самого близкого себе, не та ли эта гениальность в управлении сознанием человека и прививкой любви как всеобъемлющего послушания как порабощения и создание автократии в космосе со всеми гуманистическими идеями поощрений и наказаний. Христос как человек иногда прозревал что на самом деле с ним происходит, и иногда сомневался, да в эти минуты опереться было не на кого, и оставалось только следовать тем выбранным путем, заложником самой идей выдернутой из общечеловеческого наследия о явлении мессии и спасителя. Cмерть не стала избавлением и спасением, но из нее сделали новую фантазию, надо отдать должное этому – Он все получил в полной мере в этом и это стало спасением, в этом мы тешим себя по сей день, в этом мы бессконечны и бессмерты. Пусть это станет реальность! пока другого ничего не изобрели…
С 9 по 11 января
Революция произошла в моей душе, она не могла не произойти, все к этому шло. Это должно было произойти. Я\все мое существо кричало об этом. Дух искусства должен был победить дух естества. И это случилось. Тело ломало словно после сильной наркотической зависимости, но все более и более смиренно выполняло команда свыше, все более прекрасней становились его посылы, и вскоре… я уже надеялся… чувство прекрасного заполнит меня целиком.
Было ужасно больно отрывать ее от себя, так я еще никогда не любил и понимал уже точно, что никогда не буду любить, так как она вызвала во мне такое чувство.
Да, он должен был оторвать ее от себя, чтобы дать ей дорогу в самостоятельность.
Отказаться от человеческого во имя духовного.
Наступить себе на горло, чтобы начать дышать по-другому.
Чтобы в ее жизни наступили перемены.
Теперь он будет все делать для людей, а не для критиков.
И главным цензором его совесть и зритель
12 января.
По-прежнему болею желанием к ней. Лицо высохло. Грудь горит. Взгляд застилает постоянная влага. Надо что-то делать с этим, а справится не могу. Бессмысленно жить без нее. Никогда такого не знал. Игрушка на столе, она должна была закружиться в новогоднюю ночь, и вырезанные из фольги ангелочки могли запеть в свои трубы, и мы мог ли быть счастливы. Боясь этого счастья, но все-таки с ним живя. Теперь остался только страх и больше ничего. Астролог сказал, что у меня наступает такой период, как и в 24, переломный и изменяющий, может чуть мягче, но также требовательный. Я помню все что было со мной в 24. Я назвал это «встреча с богом», теперь это с пустотой. Тогда я ощущал именно это, а сейчас вот так. Быть может и то, и другое есть бог, такая же боль и одиночество, разница в вере – раньше она была слепая и таинственная, сегодня мой мозг разрывается.
Я написал тебе, что не могу жить без тебя, от этого признания стало легче, светлее. Правда дает силы, проявленная правда, дает силы вдвойне.
13 января.
Ты ответила. Ты ответила поздравлением, с праздником, ты ответила деликатностью, уберегая себя и события от очередного «правда!». Мне иногда хочется выть от твоей деликатности, скрывающей настоящие чувства, настоящие чувства, которые открываешь по своему движению души, а иногда прячешь их под толщу шкуры. Боязнь и опасность постоянно преследуют тебя в продвижениях.
Но я знаю и люблю твою решимость. Я знаю ее. Она приходит в миг потери, когда ты чувствуешь, что теряешь обретенное и вместе с ней надежду, вся твое воля сосредотачивается на преодолении, и в миг отступает инфантильность, жалостность и отчаяние. Ты борешься за жизнь, и ты прекрасная в этом, я иногда сам создаю такие ситуации в наших отношениях, чтобы еще и еще увидеть и осознать в тебе это качество. Ради него я все прощаю тебе.
13 января.
21.00.
Странная потребность быть захваченным твоими чувствами, желание ее… ощущать твою власть. Власть любви. Что-то я нахватался от тебя. Это потребность быть в чье-то власти. Все во власти божьей, это чертовски знакомо, но не настолько как сейчас. Словно помешательство… словно… Словно безумие… наполняющее душу… без него я пуст… так из человека делают приведение… послушника… но я справлюсь. У меня есть иммунитет… не знаю, как, но смотрим дальше… может быть за счет иллюзий… поставь вместо себя…
Гадание на кофейной гуще это непустяк. Мы видим в знаковой символике то, что скрыто в нашем подсознании, а значит в нашем боге, мы различаем и придумываем себе сценарий будущего и оно свершается, ибо верим в это.
Это лица людей, озаренные умом, одухотворенные знанием, их души давно уже переселились на небеса.
Большинство людей соединяются по желанию, иные по необходимости. Не думаю, что у нас получится такими образами. Видимо нам надо придумать.
Ее возбуждал зверь во мне, от моей злости она «текла», и делала она из меня это существо, потому как это единственное, что стимулировало сильно и страстно.
То, что Христос был «Блудным Сыном» или человеком Брошенного на землю Духом, земным духом, стремящемся вернуться обратно на небо в состав самых близких. То есть Дьявол пытающийся вернуть расположение Бога, через размышление, поступки, самопожертвование, знающий, как никто силу и Величие Отца, его милость расположения и великую любовь. Кода мы что-то утрачиваем мы это очень хотим вернуть.
– Ты снова возвращается к теме Христа, как Сына Бога.
– Снова и снова.
– Далеко продвинулся.
– Сын не творение, а именно сын, отринутый сын, который стремится вернуться к Отцу.
– Ты имеешь виду имя Дьявола как самого Близкого ангела.
– Ангелы это и есть сыновья, а дьявол самый близкий наследник. Это Эдиповое сражение за преемственность. Желание улучшить творение Отца обернулось для него проклятьем. Его отличие от Отца – стремление сделать мир более гуманным, не по таким суровым и жестоким законам – выживает сильнейший, а именно на основе милосердия. Отец пришел в ярость за такую идею – эта идея толкала вывести селекцию чистого добра, не просто отделить свет тьмы, а сделать все светом. Утопия, конечно, но в ней что-то было замечательное.
– И что же?
– Это что меня сейчас греет – выскочить из замкнутого круга равновесий и перерождение для нового этажа равновесия.
– Поясни?
– Бог создал мир в равновесии – и добро, и зло, светлое и темное и т. д. не буду перечислять, а что это значит?
– Что?
– Что ты сегодня по этому закону равновесия совершая хорошее должен завтра сделать отвратительное, или переложить на другого эту миссию оставаясь чистеньким.
– Это есть ведь черта!! Выбор в конце концов!
– Вот именно – если так, то ты вынуждаешь кого сделать за тебя это, превращая его либо в грешника, либо мученика своей миссии, тут насколько хватит тебе ума и смелости в этом признаться.
– Так кто же такой Христос?
– Сатана, который попытался себя реабилитировать посредством своих дел, философии и жертвоприношения. Он делает все чтобы вернуть милость Отца.
– Попахивает сектантством.
– Креститель и Христос тоже были такими или их так называли, суть не в том, суть великая в том, что именно Сатана, которого все нарекали всеобщим злом. На самом деле, был гений и лучший из ангелов, который стремился усовершенствовать творения Создателя, добавляя гуманизм и милосердие к жестоким законам природы, привнося выдумку и фантазию, рождая в людях творческое начало и возможность создать то, чего еще не было, рай – это такая же выдумка, которая в сильном желании людей может реальностью. Бессмертие такой же искусственный акт в отличии от вечных реинкарнаций поощрении и наказаний, бессмертие человеческой души в его поступках и делах, которые остаются в памяти и сердцах людей. Они живут и воскресают, вступая с новыми потомками в потомках в диалог, передавая опыт и знания о жизни и существовании. Любовь такая же придумка, но ты посмотри, как она прижилась стала делать людей другими, а ведь изначально было просто – секс и размножение.
– Да, я могу разделить здесь с тобой искания истины, ведь не секрет, что все это время стояла непонятная дилемма – природа Бога жестока, хотя и гармонична в своем равновесии, а Бог тем не менее милосерден и справедлив.
– О доброте Бога и его справедливости заговорил первым Христос, до него Бог был просто всемогущественен и его прежде всего боялись и умоляли не накликать страдания, о любви там и в помине не было. Христос заговорил об этом, сочиняя или пытаясь так повлиять на самого Творца, чтобы тот проявил именно эту сторону себя и развил ее в большей для людей.
– То есть, когда мы говорим, что человек жесток по своей природе, здесь имеется в виду тождественное отображение Творца еще не изменённого мечтой Христа.
– Да, изменение человеческой природы и кружащей природы и есть творческая задача человека. Он может ошибаться, он может приходит в тупик, он может теряться и погибать улучшая себя и жизни в целом, но именно это его отличает от животного Адама, это и ставит его на уровень с Создателем, на радость и иногда горе ему самому.
19 января.
Она швыряла в меня все что попадалось под руку. Я оглянулся и увидел, что на пол упал нож, из всего того, что летело в меня. Я поднял его положил на стол, сказал, что, если бы он попал в меня, ее жизнь превратилась бы в кошмар. Ты не посмеешь меня ударить – ее глаза шипели, пальцы приготовились к схватке. Я ударил ее, она охнула – нет! – я нанес ее несколько ударов кулаком по голове – когда она опускалась, когда лежала на полу, когда кричала. Я встал, сел на диван, рука странно болела. Она рыдала навзрыд…
В ней была и горечь, и радость, безудержная печаль и наслаждение, боль и восторг жизни, я с ней страдал и мучился, болел и творил, я не могу с ней расстаться и бежал как ветер в поле. Она безумие и рассудок моей жизни, с ней я стал всем и ничем. Думаю, что я полное зеркальное отражение ей и все наши отношения – это отражения друг друга и все что нас окружает, это игра отражений: тысячи образов, тысячи лиц, среди которых не различишь себя… так ты стал всеми этими лицами. Мы словно в шаре из зеркал – один японец сделал себе такое подобие и прожил там жизнь, когда его вынули оттуда он был сумасшедший.
Я лежал на диване, чуть подперев голову и смотрел на нее усмешкой, как она разжигала кальян, бросала в меня обидные и едкие слова с обвинениями меня в всем происходящем, опутывая придумками ту очевидность, которая возникала у нас при обсуждении кино. Она придумывала, ей это казалось правдой. Высокой правдой. Ей казалось, что она видит суть происходящего.
Я тоже был уверен, что вижу очевидное, ОПИРАЯСЬ НА СВОЙ РЕЖИССЕРСКИЙ ОПЫТ знания о событиях и людях, подчерпнутых из драматургии, книг, пьес, фильмов. Она опиралась только на интуиции и мистические прозрения, я опирался на человеческий опыт и знания. Наш конфликт был…
Утро.
31 января.
Когда живешь уже 4000 лет кажется, что каждое утро должно быть до боли… до онемения связок, до судорог в горле, очень узнаваемым, и то узнавание уже привыкающее сознание, успокаивающееся, каменеющее. Великий камень поклонения. Идеал всех времен. Постамент для образа вечности. Можно вздернуть руки и молится на него, испрашая благословения и неизменных истин в море переменчивости. Но в это утро, словно отстранившись от всего этого многовекового бреда, увидел сердцем живое дыхание. Оказывается, вокруг этого сгустившего каменного мрака есть воздух и есть солнце, жизнь в которой все движется. И я в ней живу. Это захлестнуло, подняло, опрокинуло, я влетел, упал и пошел, пошел… мои мысли… мои чувства… ваши мысли и чувства… я иду к вам, как вы ко мне… мы будем вместе… хватит одиночества, монашество себя исчерпало, пусть будет жизнь!!! смерти больше нет! нет умираниям от каждого дня! от того придуманного однообразия дней, от того заплесневелого сознания, который толи устал и разленился, толи подвергся какой-то шокотерапии или наркомании. Мы все подвергшиеся воздействию современной действительности, или точнее всему человеческому опыту, который как великий деспот диктует нам как надо или не надо жить, как и мы все сами по какой-то причине его создаем, питаем, наполняем своими соками этого идола и умираем во славу его.
Больше не будет смерти! Больше не будет смертей! Больше нет облагораживающего сна под одеялом Аполлона! Прочь сухое и пустое разумное! Да здравствует страсть и Дионис с его обилием оплодотворяющего вина и океана чувств!!!
5.
Мне снятся ряд снов. О возвышении меня, об успехе, что меня где-то наделяют божественными отношениями и дают жену. Девушка интересная, из простого сословия, любвеобильная, и я всегда с ней как «одной тарелке». Мы создаем дом. Я счастлив, я чувствую это во сне. Как награда за прожитые дни страданий.
Да разве о годах я буду говорить,
Невмочь и даже это произнесть,
Там, где есть силы лишь постичь
Всю глубину любви твоей…
Любовь с отдачей, любовь для себя, любовь по необходимости, любовь ради жизни, любовь что любовь, и еще любовь… и еще любовь… сколько людей, столько и оттенков, столько характеров, и столько миров этого чувства, что все называют любовью…
Говорить о мире, я где я существую, или не существую, а лишь прикасаюсь, или думаю о нем, или просто пытаюсь освободиться, и на ум сердца приходят лишь карикатуры и горечь. Почему в моем сознании видимые образы моей жизни обретают уродливый и обезображенный характер? Каждый день я пытаюсь уговорить себя, что это не мир такой, а что-то во мне такое испортилось. Но через эти самоистязания, видимо, и то, что именно такой он, в душе вызывали внешние образы. Такие реакции порождали видимые черты на внутренние содрогания, а душа исковеркана, исковеркана созерцанием очевидных фактов, в которых так мало… или я никогда не мог увидеть прекрасное? Во мне не заложено это и потому я вижу то, что вижу? Кто закладывает в человека это прекрасное?
1 год назад.
Cложившиеся ситуации безденежья, профессиональной не востребованности, отчаяния – готовы были бросить меня в бродяжничество. Идея была подогрета знакомым астролог, что транзит Сатурна в Скорпионе у меня был как раз в 24 года, когда я тоже бросил все и отправился восвояси, куда глаза глядят. Это привело меня к большим изменениям в мировоззрении жизни и призвания. Я понимал всем своим существом, что наступает такой же момент, где я готов бросит все и накопленное в моей голове и сердце отдать на произвол судьбы, и я уже продумал все и готов был сделать первый шаг… как вдруг, словно у Авраама, руки мою шаг мой сдержали и показали новый, с полной противоположностью, жизни не в скитаниях в изобилии и наслаждении. И я принял это. Не из любви к обилиям и наслаждениям, а веры что это дано мне свыше.
И потом был дан новый проект, как Ноев ковчег, чтобы на волне нахлынувшего массового искусства уплыть, спастись, в новом качестве, новом формате. В новом фильме …свои мысли чувства…
Я боролся за него каждый день и каждую минуту, со шлаками в головах с искорёженными чувствами, с безволием и бессилием. Кто-то кричал – это проект не поплывёт, но я верил. Я верил потому как ничего более другого у меня не было. Все говорило против меня и моей жизни, или смерть или вера вот такой оказалась моя ситуация.
Сейчас я снова отправился в путь к новым берегам, найти свое признание, там, где я нужен, там, где я мою любить ответную любовь.
Только в этот раз я не Авраам, который один на один с Богом и сыном, а Ной, или Одисей, которому предстоит собрать целую команду, чтобы спасти их и создать благодаря им новую жизнь.
Какая она это новая жизнь? Чего хочу от нее я? Куда поведу людей? что получат они. Христос тоже вел к новой жизни. Тоже думал, а туда ли, а что там будет, а будет ли. Никто не знает, что будет, мы верим и творим этой верой возможность чего-то другого. Чего-то кричит в душе, рвется наружу, мечтает и грезит, творит в своем представлении и знает, что без этого уже не сможет жить. Как и Христос понимал, что что отречься от того, что он принес, это значит потерять жизнь и веру в то, что это может быть. Остановится Аврааму и повернуть обратно, это значит, что ничего не было и не будет. Прекратить строить корабль Ною это смерть. Смерть духа, далее только функционирующее тело – просто есть и просто спать, бороться за жизнь только для того, чтобы жить, как любое другое существо на земле, без цели и будущего, только то, что сейчас.
Мой мозг раздвоился, одна часть полетела, другая поползла, одна заговорила с ветром, другая стала есть траву.
Я написал письмо, теперь рвалось сердце на куски, это был акт отчаяния. Позже я пойму, что и я и она мы оба слабые и безмозглые существа, и то, что сделал я – был шагом от инфантильности, от вечного ожидания дара свыше и от других, невозможности сделать что-то самому. Вместе с этим я оставил и слабо тлеющую надежду что мы будем, и принял свое одиночество в полной мере. В полной теперь я был один. Я уже не цеплялся за возможности.
Она («ее», «она», «с ней» – это Эпоха, сейчас и дальше в романе. Прим. автора).
Что же с ней происходило на самом деле. ЕЕ звонок ночью со словами «Я плохая да. ХХХАХААХ. Нет так нельзя. (пауза) меня бросили на моей любимой помойке», говорит, что с ней что-то не так, или точнее именно так как она хотела, но не предполагала во что это обернется. Обе стороны ее сознания – белое и черное, густо демоническое и божественное, получили в ней свободу, при том что черная всегда была сверху, словно защищая тот свет который был в сердце, и потому его разглядеть было сложно со стороны. О нем в большей степени знала она и потому искрение удивлялась почему ее не воспринимают как светлую личность. Но в этом удивлении примешивались и другие удивления, почему некоторые видят меня только светлой и не видят черноты, и она подпускала побольше черного. Это давало ей равновесие. Это была ее тайна. Этим она очень дорожила, даже больше, чем любовь к близким людям. Она надеялась, что ее однажды поймут, а вот потерять себя равноценно смерти. Ее ярость была столь же интенсивной, как и нежность, в которою я погружался как в рай, но как я оказывался потом в яростном аду, это был действительный кошмар. Вот так я познал зрение метафоры. Они оказались реальностью, ибо эту реальность нес живой человек.
Теперь я могу точно утверждать, что мифы, которые до нас докатились были созданы людьми, которые несли в себе это. Было ли это чертой только их характера и сознания, или они открыли пласты, которым не было дано увидеть, или через них шла трансляция этих миров, это мне предстояло выяснить и понять природу взаимоотношения человека и тех скрытых пружин которыми движен он или которые на него влияют. И самое главное – где же сам человек во всем этом и что он может, и может ли…
Приехала мама. Я был удивлён ее невежественностью и не воздержанностью. Мне показалось невероятно вульгарным спорить с консьержем кто и какой номер ей дал, наверно это возрастное. Но почему в старости люди становятся либо чрезмерно добрыми, либо чересчур сварливыми, или бывает не то не се, может просто на старости становятся тем, кем становятся. Если я стану отвратительным как сейчас, то лучше мне застрелиться прямо сейчас.
Эмоции успокаиваются и в просветленном от мути сознании вновь возникает понимаю почему с Ксенией так все происходит, а вместе с этим встает и другой вопрос – а не является ли это все отражением и проявлением моих внутренних, скрытых от меня мотивов, которые Ксюша отражает в силу своего свободного характера с особым для нее выпуклым даром.
Живу ли я сейчас вдохновением, о нет, страх один страх. Может и Авраам это испытывал, и Ной и Одиссей и Геракл… может это и было очередная встреча с Богом.
Сегодня мне пришла мысль, что моя жизнь, через реализованных персонажей поселившихся в моей душе из детских книжек, фильмов и историй, обрелась и если я буду дальше, то всегда буду заложником собственной души. Она у меня актриса. Ей важно все проживать, не зависимо бомж я и магнат. Ей пофиг и наплевать на мою жизнь. И я как придурок и поклонник ее многообразия влачусь за ней, превращаясь в реквизитора и гримёра, импресарио и режиссера. Последнее меня больше всего привлекает. Один минус – я всегда сконцентрирован в ней и что вокруг нее. А значит слеп к другим и другому.
И режиссером я стал только благодаря. И потому можно поставить вопрос – режиссер ли я вообще? И это ли мое подлинное призвание? Быть может, 20 лет назад, когда последовал по зову своей души, и я оставил свой дар художника. Того художника, который рисовал упиваясь, где время останавливалось и все превращалось в поэзию цвета и ритма. Душа стала проводником в жизнь, которую пришлось принять как духовный путь. Поверить. Поверить в этот термин, после прочтения религиозных доктрин и слов.
А могу я быть человеком? Я стал все чаще задаваться вопросом… Что такое быть человеком…
Все больше прихожу к выводу – я просто зеркало чьих-то чувств и жизней.
Рассказ о человеке, который никогда не жил своей жизнью, а только отражал чьи-то.
Вот он ребенок. Прячется от людей в сарае. Любит играть с яблоками под деревом. Его родители все время ругаются, иногда даже дерутся. Однажды даже так что пришлось маме прятаться с сыном у соседей под кроватью.
Далее подробности…
В его жизни настал критический момент. Он более не может быть один, в изоляции, отчуждении. Его съедает собственная тоска. Он лазит по сайтам знакомств. Он пытается реанимировать прежние связи. Он пытается чувствовать, а в душе пустота, и о стал для всех пустотой, он невидимка, его желание сбылось.
Теперь он может входить в сердца и головы незамеченным, менять или оставлять там свои штрихи. Он может остановить время. Он волшебник, и он одинок. Его жизнь бессмысленна. Его действия не имеют цели. Воля ушла куда то, теперь он просто сидит и качается, он похож на Буду или на какого-то другого истукана, не жив ни мертв.
Посещение психолога не дало никаких результатов, психолог его не увидел, как не увидел проблему.
С каждым днем он становится все меньше и меньше, как в росте, так и душе.
Вскоре мы видим маленького мальчика, который думает, что он принц и бродит по земле осуждая мир взрослых.
Успокаиваться перед иконой, прижавшись к образу отца.
Создать резонанс рентгеновского излучения это проще простого, а вот заплакать уже нету сил.
Его знакомая пишет блокбастер.
А смс от другой молчит.
Мир захвачен массовой культурой и информацией.
Наш герой глохнет. Чтобы спастись. Он набивает уши ватой.
Он бы хотел снять очки, они стали частью его самого.
Оказалось, что наш герой вовсе и не личность, а только зеркальное отображение великих и значимых людей. Наш герой скопировал путь, отождествился и выдал себя, бессознательно, неосознано, следуя природе свей души, и обманул многих. Его дар лицедея, превращать воду в вино, камни в золото, это магия иллюзии театра. Он не подлинный, он тень, отражение, даже не копия. Он хотел стать личностью, но не смог. Остался подделкой. Что ему помешало? Что не дало раскрыться в самобытные пионеры цветов идеи? Почему он остался в плену архетипов?
Что сегодня происходит с миром?
Массовое значение образа стирает индивидуальные черты человека, чтобы пристроиться друг другу применяют способ «отзеркаливания», создать пародию друг друга и скрыться в кустах своих чувств, подсматривая оттуда за реальностью. Чтобы напасть или не быть «нападуемым».