Читать книгу По следу Каина - Вячеслав Белоусов - Страница 6

Звонок был тихим и осторожным. Несколько раз нервно прерывался. Соседка так не звонила. К тому же – она вспомнила – у той был ключ, дала сама на всякий случай. И Аркадий Викентьевич никогда так не звонил. Значит, посторонний. Узнал про случившееся и заглянул. Она тяжело поднялась, посидела на кровати, дожидаясь, пока не перестанет кружиться голова, привела себя в порядок, долго шла к двери, заглянув в дорогое овальное зеркало на стене. Всё стихло, пока она добралась. Спросила. Без ответа. Открыла, бранясь на саму себя. За дверью никого. Вот наказание! Причудилось. А что? Вторые сутки Серафима Илларионовна Семиножкина без сна и какой росинки во рту, с открытыми глазами, уставившись в потолок, пролежала в постели, словно в небытиё провалилась. Одна осталась. Лишил и её белого света своей смертью Дмитрий Филаретович… Подосадовав на себя и дверь, она развернулась обратно. Только легла, снова шум. Соседка.

– Одна, Серафима?

– Кому быть-то? – закрыла она тяжёлые веки, поморщилась.

– Вроде звонили? Нет?

– И тебе померещилось?

– Слышала я, будто дверь открывали, – приложила та мокрый платок на её горячий лоб. – Укутать ноги?

– Не надо. Вставала вот, – слукавила она, – проверяла, не настежь ли дверь.

– Да что ж я? Как можно настежь? Ещё в уме. Подымайся, Ларионовна. Чего вылёживать-то? На том свете належимся. Я сейчас чаёк сгондоблю. Горяченького попьёшь. И все думки из головы.

– Нет уж. Я теперь не встану. Отец Кирилл был. Я обо всём распорядилась. Службу проведут здесь. Вот только дождаться, когда привезут Дмитрия Филаретовича.

– Чего же тянут? – в который раз спросила соседка, самой под восемьдесят, хоть и легка на ноги, но с памятью не в ладах: десять раз одно и то же, устала ей отвечать вдова.

– Ты же здесь была? Понятой при осмотре? Не помнишь?

– Народ бы успеть оповестить.

– Знают, кому нужно. Я Тоську с первого этажа попросила, она по подъездам пробежалась. Аркадия Викентьевича что-то не видать. Не случилось с ним чего? Не заходил он, пока я валялась?

– С живым ещё Филаретычем видела, а больше нет.

– Вот беда!

– Да что с ним сбудется? Молодой, крепкий. Прибежит.

Соседка копошилась, ахала, охала, крестилась в верхний угол на иконы:

– Я что говорю, Ларионовна?.. Алтарь-то ваш не убрать? В зале. Как привезут тело, народ-то разный соберётся, – она кивала на комнату, где все стены были увешаны золотистыми, покоряющими благородством иконами и картинами на библейские темы в тяжёлых старинных рамах. – Ворья-то сейчас! Не уследишь. Ты вон в каком виде, и я того хуже.

Ответить Серафима не успела, в передней позвонили.

– Привезли! – охнула соседка и бросилась туда, но скоро вернулась, не одна, за её спиной скромно прятался бледный Дзикановский.

– Аркадий Викентьевич! – не удержалась вдова, и слёзы залили ей лицо. – А я уже всё передумала! Покинул нас Дмитрий Филаретович.

Он, видимо, уже всё знал, чернел впалыми глазами и чёрной до синевы бородой, глаз на неё не подымал, впалые щёки на белом лице не оставляли сомнений – мучился не один час.

– Что ж вы не приходили? – спросила всё же вдова, не удержалась.

Соседка засобиралась уходить, бросилась к двери:

– Я после загляну.

– Я всё передумала. Не заболели ли вы?

– Да, – кивнул он. – Только встал на ноги. Мне отец Кирилл о беде поведал. Я к вам.

– Да что же с вами случилось, голубчик? Участковый мне передал слова следователя, который у нас осмотр делал. Будто Дмитрий Филаретович мог отравиться. Потому и затяжка. Исследуют они сейчас… тело. Уж не вместе ли вы что кушали?

– Извиняюсь покорно, Серафима Илларионовна, что же кушать за шахматами? – опустил глаза Дзикановский. – Как обычно. Так… Пустяки разные. С кухни, правда, Дмитрий Филаретович булочку приносил и чай.

– Не пили?

– Да это не допрос ли, матушка? – Дзикановский опёрся плечом о косяк двери. – Как обычно. За несколько часов, что мы потратили на три партии, полбутылочки коньяка хватило.

– Я же его предупреждала не пить перед сном! – взмолилась Семиножкина и откинула голову на подушку. – Несносные вы, безжалостные!.. Не думаете о других!

– Помилуйте, Серафима Илларионовна! Несколько капель!

– Перестаньте. Сами проговорились, что мучились. Потому и явились не сразу.

– Я же, простите, животом страдал. Будто кишечное отравление. Но самую малость. На второй день отпустило.

– Вы молоды. Сравнили. А что с животом? Что кушали?

– Да ничего. С кухни, я же говорил… А коньяк для сосудов!.. Нет. Это не причина.

– Ах, Аркадий Викентьевич! Что мне сказать!..

– Простите, но…

– Следователь молодой, но такой странный. Всё ему интересно, всё он выспрашивает. Я почувствовала себя преступницей. А вы пропали…

– Моё самочувствие, Серафима Илларионовна, мне не позволяло. Но как только улучшилось…

– Оставьте меня.

– Серафима Илларионовна, дорогая!

– Подайте мне воды и уходите. Мне надо побыть одной.

Он долго возился на кухне, вошёл ещё более бледный, потерянный, но как всегда красивый. Она выпила из его рук, оттолкнула стакан:

– Вы помните. В двери английский замок. Захлопните сами. Прощайте!

Сказала с надрывом и действительно с глазами её будто что-то случилось, будто они покрылись туманом или сумеречной пеленой, а голову закружило, убаюкивая. Последнее, что запомнилось ей, это большая безликая физиономия наклонилась над ней, и голос произнёс что-то. Но что это были за слова, она уже разобрать не могла, провалившись в тяжёлую бездну сна.